Охота на выбивание [СИ]

— Привет, — сказал он, оглядываясь по сторонам.

— Привет, — ответил Панков, а потом спросил, — Так это точно, или нет? Насчет Сидоренко?

— Процентов на девяносто — да.

— Может, она просто со зла ее оговорила? — настаивал полковник. — Ты сам говоришь, что они там между собой враждуют постоянно.

— Да, может и так, но проверить надо. Вложить ближнего они любят, ведь все цыгане здесь у нас конкуренты. Но наркотой Рубежанские не занимаются, это точно. Ни одного сигнала на них никогда не было.

Они ехали еще минуты две, потом по приказу Кириллова остановились.

— Вот здесь.

— Этот дом? — спросил Панков.

— Да, вон он, где фонарь горит.

Тут же из темноты появился начальник уголовного розыска Касьянов.

— Дом окружен, — доложил он. — Трое зашли сзади, четверо со стороны переулка. Остальные ждут команду здесь.

— Ну, тогда, пошли!

Касьянов коротко приказал что-то в микрофон рации, и улица сразу ожила.

Первыми на штурм пошли оперативники, сразу трое перемахнули через забор, потом уже в калитку ворвались одетые по полной форме пэпэсники, все рассыпались по двору. Денисов, а он шел первым, постучал в дверь. Ответили довольно быстро.

— Кто там?

— Откройте, милиция.

Ответом на это был дальний звон выбиваемого стекла. И тут же, где-то в огороде, грохнул выстрел. Юрию из-за забора было хорошо видно длинное пламя, прорезавшее ночную темноту, сам звук выстрела был непривычен.

"Из обреза садит", — понял он. В ответ зачастили выстрелы из пистолета, коротко прогремела даже автоматная очередь. Потом раздались какие-то крики, Юрий расслышал только: — Куда, назад, дура!

А потом сразу несколько голосов закричали: — Не стрелять! Не стрелять!

Все это было совершенно непонятно, и ситуацию прояснил выскочивший из калитки Андрей Колодников.

— Этот козел заперся в бане, и не один, а с девушкой, — доложил он Панкову.

— С какой девушкой? — опешил Панков. — Что он ее в заложники взял?

— Да, какие заложники, она сама за ним метнулась! Только постучали в дверь, как он окно выбил, и в огород. Там мы. Он стрелять. Мы по нему тоже огонь открыли. Тот видит, дело плохо, не вырваться ему, и в баню рванулся. И тут эта сумасшедшая, выскакивает из окна в одном халате, и за ним туда же. Мы ее чуть там не подстрелили.

— Это, наверное, его невеста, Альбина, — пояснил Кириллов.

— Что там за баня то? — спросил Попов.

— Солидная баня, из шлакобетона, одна дверь, капитальная такая, он ее подпер еще чем-то, грохот стоял. Бочку, что ли, подтащил. Одно окошко, маленькое такое. Бойница натуральная. Оттуда он и стреляет.

— И как его теперь оттуда выкурить? — озадачился Панков.

— Да, черт его знает!

Они зашли во двор, здесь было светлее. На крыльце стоял сам глава клана, Григорий Рубежанский. На нем была одна рубаха, длинные волосы развевались на ветру. К нему подошел Кириллов.

— Что ж вы, Григорий Иванович, взяли, и убийцу пригорели у себя? — с укором спросил он.

— Это для вас он убийца, а для меня и он и Альбинка — дети.

— Ну, если так, то бог вам судья.

Дождь расходился все больше, а у Астафьева не было ни кепки, ни зонта, так что он только выглянул из-за угла, посмотрел в сторону той самой бани, и остался стоять под защитой шифера. Дождь под ветром все же попадал ему на лицо. Большинство из атакующих спрятались за небольшой сарайчик, несколько человек перебежали дальше, к массивным постройкам в глубине двора. В ответ на это из окна бани громыхнули два выстрела. Вскоре на исходные позиции вернулись и Панков, и Попов. Они потеснили Астафьева дальше от угла дома.

— Мегафон нужен, где мегафон? — спросил Панков. За мегафоном побежал сам Попов. Он вернулся минут через пять, и с ним еще один новый человек. Это был Вадим Белов, начальник паспортно-визового отдела.

— А вы что тут делаете, Вадим Евгеньевич? — удивленно спросил Панков.

— Вот, услышал по радио, что тут происходит что-то интересное, решил помочь.

— Да, видно, что вы человек обстоятельный, — заметил полковник, рассматривая амуницию майора. Тот, в отличие от их всех, был одет в длинную, до пят, плащ-палатку.

— Так дождь же идет, что еще одевать.

— Вот я говорю, какой мы, майор, хитрый.

Панков еще не знал, каким хитроумным и изворотливым был Вадим Белов. Под мышкой у Белова висел пистолет-пулемет «Скорпион», из которого он лично, две недели назад добил своего начальника, Николая Гомулу. Цыган только ранил полковника, а он успел как раз вовремя, чтобы и добить его, и ускользнуть до приезда патрульных машин. Был еще один человек, участвовавший в убийстве — жена Гомулы, любовница Белова. Именно она дождалась, когда машина Вадима уедет, и только тогда вызывала «скорую» и милицию. Теперь Белову надо было как-то избавиться от последней улики — «Скорпиона». И сделать это нужно было так, чтобы перевести стрелки на цыгана.

— Я подойду поближе, — сказал Вадим, и исчез за углом дома. Панков же поднес ко рту микрофон и сердитым голосом начал кричать в сторону бани.

— Сидоренко, бросьте оружие и сдавайтесь! Отпустите девушку, не провоцируйте лишние жертвы. Вы окружены, сопротивление бесполезно!

В ответ снова полыхнуло пламя выстрела.

— Вот козел! — прорычал Панков.

— Астафьев, ты же уже был в такой ситуации, что от него ждать? — спросил Попов.

— Я был не в такой ситуации, — возразил Юрий, — там была девушка заложница, а эта пошла добровольно. Но я думаю, что она потом выйдет, чтобы отвлечь внимание, а он попробует сбежать.

— Почему ты так думаешь? — спросил Панков.

Юрий пожал плечами.

— Сдаваться он не хочет. Знает, что его тут могут просто грохнуть. Надо попробовать обратиться лично к ней.

Он протянул руку, взял мегафон, и обратился в сторону бани.

— Альбина, скажи своему жениху, чтобы он сдался. Если нет, то его просто убьют, ты понимаешь это? А так он будет жив, отсидит свое, и выйдет. Ты ведь хочешь, чтобы он был жив? Смертной казни у нас нет. Ты будешь ездить к нему в тюрьму, ты родишь для него детей, лет через десять его выпустят по амнистии, и вы снова будете вместе. Пусть он выходит, и не боится. Нам нужна справедливость, а не месть.

Юрий опустил мегафон, все слова у него кончились. Тут сзади кто-то тронул его за плечо. Он обернулся, это был Григорий Рубежанский.

— Дай мне, я ей тоже скажу.

Юрий молча отдал мегафон.

— Дочка, — заговорил старый цыган. Это единственное, что поняли милиционеры, потому что дальше он говорил уже на цыганском языке. Панков и Попов, было, заволновались, но голос старого скрипача звучал настолько спокойно, ласково и по-доброму, что они не стали прерывать отца заложницы. А тот что-то рассказывал, говорил что-то проникновенно, потом прерывался на смех, явно о чем-то спрашивал дочь. Юрий чувствовал саму суть речи, Григорий явно вспоминал о каких-то счастливых днях, о приятном и радостном в этой жизни.

Астафьев почувствовал непонятное волнение. Он не понимал, что происходит, но на душе стало удивительно тоскливо. Потихоньку он отошел в сторону, закурил. Дождь, слава богу, перестал. Юрий постоял у калитки, выглянул на улицу. Несколько машин поставили так, чтобы они светили своими фарами в забор дома Рубежанского. Слава богу, он был из обычного штакетника, так что свету во дворе хватало. За машинами начал собираться народ, и парочка милиционеров тщетно пытались отогнать их подальше.

— Ну куда вы прете!? Что вы, на пулю шальную пытаетесь нарваться?! — орал какой-то гаишник. — Блин, ну народ у нас дурной!

Астафьев вернулся в ограду, прошел к углу. Григорий уже стоял метрах в трех за углом дома, и о чем-то переговаривался то с дочкой, то с Сашкой. Наконец он обернулся назад.

— Начальник, ты гарантируешь, что Сашку не убьют? — спросил Григорий.

— Да, гарантирую.

Панков осмелел настолько, что сам вышел из-за угла, и прокричал, без рупора, в сторону бани.

— Я лично, полковник Панков, обещаю, что с тебя ни один волос не упадет!