За гранью

Это ее не волновало — она и не подозревала, что может быть иначе. Дженни и сама по этой модели строила свою жизнь, которую тоже воспринимала как эксперимент. Временами она оглядывалась назад, и способ ее существования казался ей мелким и эгоистичным, тогда Дженни впадала в панику, а иногда ей казалось, что все прекрасно.

В декабре ей исполнится сорок, а она все еще одинока — никогда, по крайней мере юридически, не состояла в браке, — но, хотя Дженни засиделась в девках, она чувствовала себя полной сил и сдаваться не собиралась. У нее была интересная работа, репутация хорошего профайлера и пока еще стройная фигура; для поддержания репутации ей требовалось все больше и больше знаний, а для сохранения форм она все усерднее занималась в университетском гимнастическом зале, дабы избежать появления лишних фунтов, несмотря на любовь к хорошей еде и винам.

Так почему же она временами чувствует себя такой усталой и опустошенной? Почему ее никогда не покидает чувство, будто она спешит куда-то, куда никогда не доберется? Даже сейчас, под дождем, хлещущим в ветровое стекло машины, с которым мечущиеся туда-сюда стеклоочистители не могут справиться, а спидометр показывает девяносто? Она снизила скорость до восьмидесяти, но скоро стрелка спидометра снова полезла вверх вместе с нарастающей в ее душе тревогой, что она куда-то опаздывает.

Дождь кончился. Радиостанция «Классик FM» передавала «Энигма-вариации» Элгара. [22]На горизонте четко вырисовывались силуэты ТЭЦ и стоящей рядом широкой приземистой градирней; пар, который она извергала, был почти незаметен на фоне густых низких облаков. Дженни съехала с автотрассы, ведущая на восток М62 поступила так же, как и все в ее жизни, — оборвалась, бросила Дженни, не доведя до конечной точки маршрута.

Конечно, говорила она себе, в Йоркшир она вернулась потому, что бежала от плохих отношений с Рэнди. История ее жизни… У нее была отличная квартира в Западном Голливуде, которую она снимала за почти символическую плату у одного писателя, заработавшего столько денег, что он смог купить себе виллу в окрестностях Лос-Анджелеса. Она жила в нескольких шагах от супермаркета, ресторанов и клубов на бульваре Санта-Моника. Она преподавала и вела исследовательскую работу в Калифорнийском университете, и у нее был Рэнди. Но у него была привычка спать с двадцатилетними симпатичными студентками-преддипломницами.

После очередной не очень бурной разборки Дженни решила, что с нее хватит, и сбежала обратно в Иствейл. Возможно, именно этим и объясняется ее вечная спешка, думала она, ей отчаянно хотелось обрести дом — безразлично где, скрыться от непростых отношений и сразу обрести другие, нормальные. Так она себе это представляла. К тому же — и это обстоятельство было важным — в Иствейле жил Алан. Если он — хотя бы отчасти — являлся причиной ее отъезда, то почему бы ему — отчасти — не быть причиной возвращения? Но думать об этом ей почему-то не хотелось.

Дорога М62 влилась в А63, и вскоре впереди справа Дженни увидела размытые контуры моста Хампер-бридж, величественно нависшего над широким устьем и открывающего путь в туманы и болота Линкольншира и Малой Голландии. Вдруг несколько лучей солнца пронзили косматые облака как раз в тот момент, когда «Нимрод» [23]почти достиг кульминации. Какая красота… Она вспомнила, как в Лос-Анджелесе Рэнди обожал показывать ей красивые и памятные места, когда в первые дни знакомства они ездили, ездили и ездили по этому огромному, растянувшемуся на много миль городу: силуэт пальмы на фоне кроваво-оранжевого неба, громадная яркая полная луна над надписью «ГОЛЛИВУД». Этого не увидишь нигде, только в Америке…

Дженни съехала на первую придорожную площадку и развернула карту. Облака понемногу рассеивались, пропуская солнечный свет, но дорога была почти сплошь покрыта лужами, и проходящие по ней легковые машины и грузовики ежесекундно грозили обрушить на нее потоки воды.

Родители Люси жили рядом с дорогой А164, идущей на Беверли, значит, она не должна будет ехать через центр Гулля. Она проехала через беспорядочно застроенную западную окраину и вскоре стояла перед домом, в котором жили Клайв и Хилари Ливерсидж. Ухоженный одноквартирный дом с эркером стоял в изогнутом в форме полумесяца ряду похожих домов плотно, стена к стене. Не слишком-то подходит для молоденькой девушки, подумала Дженни. В детстве ее родители часто переезжали с места на место, и она, родившись в Дареме, впоследствии жила в Бате, Бристоле, Эксетере, Норидже — университетских городах, где было полно молодежи. Ей никогда не приходилось прозябать в такой скучной тихой заводи, как эта.

Дверь открыл невысокий полный мужчина с мягкими седыми усами. Он был одет в зеленую шерстяную куртку с пуговицами, ни одна из которых не была застегнута, и темно-коричневые брюки, поверх пояса свешивался объемистый живот. Ремень вряд ли бы помог удержать брюки при такой фигуре, подумала Дженни, заметив подтяжки.

— Клайв Ливерсидж?

— Проходите, милая, — ответил он. — Вы, должно быть, доктор Фуллер.

— Это я, — подтвердила Дженни, следуя за ним по узкой прихожей, из которой дверь со стеклом вела в гостиную: обитый красным велюром мебельный гарнитур из трех предметов, электрокамин с углями-муляжами; стены оклеены полосатыми обоями. Почему-то Дженни представляла себе жилище, в котором росла Люси Пэйн, совершенно другим. Бэнкс говорил, что мать Люси инвалид, теперь она убедилась: бледная кожа и глаза в темных подглазьях, как у енота. Хилари Ливерсидж сидела на софе, привалившись к спинке, укрытая по пояс шерстяным одеялом. Кожа на ее тонких руках была сморщенной и дряблой, но глаза с желтоватыми белками смотрели живо и внимательно. Дженни не знала, в чем причина ее нездоровья, и решила, что у нее одна из тех неопасных хронических болезней, которые некоторым людям под конец жизни доставляют настоящее удовольствие.

— Ну, как она? — спросил Клайв Ливерсидж таким тоном, словно Люси поранилась, упав с велосипеда. — Нам сказали, ничего серьезного. Она идет на поправку?

— Я видела ее сегодня утром, — ответила Дженни. — Она выздоравливает.

— Бедная девочка, — вздохнула Хилари. — Подумать только, что ей пришлось испытать. Передайте, что мы приглашаем ее побыть с нами, когда ее выпустят из больницы.

— Я приехала, чтобы узнать, какой Люси была в детстве, подростком, — начала Дженни.

Супруги Ливерсидж переглянулись.

— Да… обыкновенной, — произнес после паузы Клайв.

— Нормальной, — добавила Хилари.

Ну да, подумала Дженни. Нормальные девушки каждый день только и делают, что выходят замуж за убийц. Даже если Люси не могла предотвратить преступления, с ней самой явно происходило что-то странное, необычное. Дженни ясно ощутила это во время сегодняшней короткой беседы в больнице. Ощутила настолько ясно, что могла даже описать ее состояние заумными психологическими терминами — Дженни повидала достаточно таких случаев в своей практике. Но главное было не это: Дженни поняла, что Люси со всеми ее странностями — это последний фрагмент, которого не хватало, чтобы решить головоломку.

— Как она училась в школе? — задала очередной вопрос Дженни.

— Она была очень способной, — первым ответил Клайв.

— У нее по трем предметам были высшие оценки. Хорошие оценки тоже были. Только отличные и хорошие, — поддержала его Хилари.

— Она могла бы поступить в университет, — с гордостью объявил Клайв.

— Почему не поступила?

— Не захотела, — сказал Клайв. — Ей хотелось посмотреть мир, начать самостоятельную жизнь.

— Она была честолюбивой?

— Люси не была тщеславной, если вы это имели в виду, — ответила Хилари. — Разумеется, она, как все молодые люди, хотела самостоятельности, но она не думала, что для этого ей необходим университетский диплом. Мне кажется, роль диплома в жизни сильно завышена, или вы так не думаете?