Внутренние дела

К этому времени Уолш уже разобрался в том, что происходит, и начал расстегивать пуговицы своего кителя — слышался звон медалей, — чтобы достать пистолет. Но Дарел схватил Уолша за галстук и направил свой револьвер ему в рот.

— Дарел!

Дарел нажал на курок.

Каллен остановился и замер, закрыв глаза, пока не замолк грохот выстрела. Он делал глубокие вдохи и выдохи.

Наконец Каллен открыл глаза.

Дарел стоял, прижав руки к бокам. По одну сторону от него валялся дымящийся — или это только казалось? — пистолет, по другую — обмякшее тело Уолша.

Дарел сказал:

— Помните, на днях я рассказал вам и вашему напарнику про тот телефонный звонок во время грозы?

Каллен кивнул:

— Я помню.

Почему Дарел одет в свой лучший двубортный костюм серого цвета, совершенно неподходящий для этого времени дня, слишком теплый для такой погоды и слишком неудобный для того, чтобы убивать в нем кого-то? Ведь Уолш, кажется, говорил, что похороны сестры Дарела должны состояться завтра где-то в Бруклине.

— Помните, я сказал, что звонила женщина, которая заявила, что видела кого-то, покидающего дом Стори в ту ночь, когда его убили?

Каллен кивнул.

— Помните, я сказал, что капитан велел мне найти Уолша?

Каллен кивнул.

— Помните, я сказал, что сначала позвонил в департамент, а потом вспомнил, что Уолш находится на похоронах Стори? В конце концов я нашел его в машине.

Как долго они могут стоять здесь и разговаривать? Если кто-нибудь в лаборатории и слышал выстрел, — если только в лаборатории кто-то был, ибо многие отправились на похороны Бермудеса, — заниматься расследованием он явно не собирался. Звуки, раздающиеся в подвале, даже выстрелы, в здании могут и не услышать. Значит, это нутро департамента полиции являлось идеальным местом для совершения преступлений.

— Помните, вы сказали мне, что Дебора регулярно звонила сюда, в департамент, по одному из номеров, и вы попросили меня узнать через мою подругу из телефонной компании, не звонил ли кто-то отсюда домой Деборе?

Каллен кивнул.

— Помните, я позвонил на следующий день — вас не было на месте, и я разговаривал с вашим напарником — я сказал: Айрис выяснила, что Деборе трижды звонили из департамента?

— По телефону Гриняка, — уточнил Каллен, давая понять, что он в курсе.

На этот раз кивнул Дарел.

— А потом ваша знакомая, Энн Джонс, попросила меня узнать, не прослушивается ли ваш телефон, и Айрис обнаружила, что он прослушивается, а разрешение на прослушивание выдал какой-то судья. Запрос же поступил от Уолша. Сразу же после той пресс-конференции, на которой Уолш заявил, что я принес Деборе пистолет, из которого она застрелилась, я пошел вместе с Айрис к ней на работу и взглянул на запрос по поводу прослушивания вашего телефона. Имя судьи Маркони. Не обижайтесь, сержант, но знаете ли вы, что этот судья умер в прошлом году за шесть месяцев до того, как был подан запрос? Я понимаю, что вы знаете это. Там имелась еще одна письменная просьба Уолша.

Каллен хотел знать, станет ли Дарел Дин возражать, если он ляжет на пол и поспит часок-другой. Интересно, есть ли у Дарела сигареты? Он не курил со студенческих дней, но сейчас закурил бы с удовольствием. Что сказал бы Дарел, если бы Каллен залез в карман Уолша — о, идиотизм! — и взял бы там одну крепкую сигарету? Он хотел закурить, прилечь на пол и предаться воспоминаниям в духе Пруста. Лишь бы не стоять на уставших ногах и не смотреть (он старался не смотреть, но не мог отвести глаз) на жидкость, текущую из головы Уолша.

А кто это недавно говорил, что я «идиот»? Ах да, Энн. Твоя знакомая, Энн Джонс, которая защищалась от твоих нападок, от атаки Джозефа (Змея) Каллена, который сказал, что из-за смерти сестры Дарела ей не следовало бы обращаться к нему с просьбой проверить, не прослушивается ли его телефон. Как там дела у Энн?

— Сержант Каллен, — обратился к нему Дарел Дин.

— Что, Дарел?

— Вы слышали, что я сказал, сержант?

Каллен вздохнул. Слышал ли он? Да, слышал.

— Уолш прослушивал телефон Гриняка.

Дарел махнул рукой.

— Телефон на столе Уолша начинал звонить, когда Гриняк разговаривал с кем-нибудь по телефону. Уолш мог как бы звонить с телефона Гриняка. Они были подсоединены один к другому. Все это задокументировано. Можно посмотреть в делах. Но, я думаю, он полагал…

— Он полагал, что никто не будет смотреть эти дела.

Дарел нахмурился:

— Сержант?

Не называй меня: «сержант».

— Так что, Дарел, если телефон Уолша подсоединен к телефону Гриняка, то из-за этого нужно убивать Уолша?

Дарел нетерпеливо махнул рукой:

— Дебора вела дневник. Знаете ли вы какого-нибудь мужчину, который ведет дневник? Я таких не знаю, но женщины почему-то часто ведут дневники. Дебора отдала мне свой дневник — она называла его журнал — после того, как в нее стреляли, так как боялась, что Уолш украдет его. Теперь-то я понял это. Она сказала мне, что, если с ней что-то случится, я должен прочитать журнал, чтобы понять, в каком напряжении ей приходилось жить. Это ее собственные слова. Я думал, что она разыгрывает меня — какое там еще напряжение? Что с ней могло случиться? Ну, сделали ей дырку в плече, но ведь рана — легкая. С этой пулей она могла жить до конца своих дней.

Энн тоже вела дневник и называла его журнал. Она хранила эту ученическую тетрадь в ящике тумбочки, стоящей возле ее кровати, под рентгеновским снимком своей грудной клетки. Всякий раз, когда Энн оставляла Джозефа (Змея) Каллена одного в своей квартире, он испытывал искушение заглянуть в ученическую тетрадку.

— Дебора познакомилась с Уолшем прошлой весной во время демонстрации в защиту гражданских прав в Бруклине. Он хвалил ее, обещал ей всякое разное, но, когда она поняла, что интересует его просто как первая черная женщина в его жизни, Дебора сказала, что между ними все кончено. Однако он дал ей понять, что если она хочет продолжать работать в департаменте, то это он будет решать, когда прервать отношения между ними. Последняя запись в дневнике была сделана за неделю до того, как он стрелял в нее. Он приставил пистолет к ее голове и взял Дебору силой. Я считаю, что это изнасилование. Как бы вы назвали после этого Уолша, сержант? Он украл ее пистолет и обещал избить ее, если она заявит о пропаже. Из этого пистолета она могла бы застрелиться, но ведь его у нее украли. Это Уолш застрелил ее, — Дарел пнул труп ногой в ребра. — Он пришел в больницу ночью, когда охранник, дежуривший у палаты Деборы, развлекался с медсестрами, и грохнул ее, — Дарел вновь пнул труп.

Каллен не хотел, чтобы Дарел пинал мертвеца, потому что боялся, что еще больше жидкости начнет сочиться из головы Уолша.

— Дневник, подсоединенные телефоны — все это улики, Дарел. Вам надо было потерпеть немного.

Дарел рассмеялся:

— Он выкрутился бы.

— Не думаю, — сказал Каллен.

Дарел фыркнул:

— В каком городе вы живете, приятель? Я живу в городе, где четверть населения бедняки и большинство из них черные; в городе, где человека, стоящего на углу улицы и глазеющего на прохожих, могут арестовать и объявить преступником, где вашу сестру, если она приоденется, чтобы пойти на вечеринку, могут назвать шлюхой, где каждый черный, представший перед судом, заранее считается виновным, — Дарел сунул Каллену под нос свой пистолет, будто он был дорогой сигарой, которую Джо должен понюхать. — Вот как обстоят у нас дела.

И только тут Каллену пришла в голову мысль о том, что Дарел надел этот свой лучший костюм, готовясь к собственным похоронам. В тот же миг Дарел сунул дуло пистолета себе в рот и нажал курок.

Каллен прислонился к стене и медленно сполз на пол, закрыв глаза.

Глава тридцать первая

— Айрис Холл?

— Да?

— Я — Джо Каллен.

— Сержант Каллен?

Он кивнул. Его штатское платье никого не могло ввести в заблуждение. Люди, осмотрев Каллена с ног до головы, говорили ему: «Вы коп?»