Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер

Стул не назовешь удобным, да ему и не следовало быть таковым. Это был стул, с которого хочется поскорее встать – так и надо, чтобы ты не отвлекался и сразу приступал бы к существу дела.

Хамре протянул мне отпечатанный на машинке протокол. Там было все то, что я рассказал в квартире Венке в день происшествия.

– Надо заполнить графы со сведениями о себе и подписаться, – сказал он. – Надеюсь, здесь все правильно.

Я прочел протокол. Это был неприятный документ. Буквы беспорядочно двоились перед моими утомленными глазами. Но то, что там было написано, полностью соответствовало моим показаниям.

Пока я заполнял верхние графы и подписывался внизу, Хамре сказал:

– У него ведь была любовница. Ты знал об этом?

– У кого?

– У папы римского, – парировал он. – Как ты думаешь, о ком мы говорим?

– А–а, у папы. Я–то думал, что он постриженный монах.

Хамре взял зеленую прозрачную линейку и аккуратненько переложил ее слева направо. Потом несколько секунд на нее поглядел и переложил обратно. Скорее всего, это был его метод сосчитать до двадцати.

– Юнас Андресен имел любовницу, – начал он сначала. – Ты знал об этом?

Я виновато посмотрел на него.

– Ты это знал, – продолжал он. – А почему не сказал нам сразу?

– Я не знал ее имени, – начал я. – Не знал, кто она. И потом, это было трудно при Венке… при фру Андресен.

– Насколько, собственно, вы близкие друзья?

– Кто? – спросил я.

– Венке Андресен и ты.

– Мы? Я знал ее меньше недели. У нас и времени–то не было стать друзьями.

– Но это вовсе не означает, что ты не переспал с ней, – продолжал Хамре.

– Нет, не означает. Но этого не было. В данном конкретном случае.

– А вот то, что ты видел ее бегущей по балкону, а Юнаса Андресена идущим к двери и так далее и тому подобное, то есть все, что ты тогда рассказал, – Хамре кивнул на подписанный протокол, – может быть, это была своего рода дружеская услуга?

Он дал вопросу чуть–чуть повисеть в воздухе.

– Ты действительно видел это? – спросил он.

Я не был подготовлен к таким вопросам.

– Да, видел, и никакая это не дружеская услуга, – ответил я. – Если бы мне захотелось оказать ей дружескую услугу, то я сделал бы это получше. Я бы не стал, например, сразу подтверждать непричастность Джокера – Юхана Педерсена. И я бы не рассказал, что, когда я вошел в квартиру, у нее в руках был нож.

– Да, но это последнее утверждаешь только ты. А мы знаем, что отпечатки ее пальцев на ноже были уже тогда, когда нож еще не был вынут. Каких–либо других отпечатков, кроме ее и твоих, не обнаружено.

– Нет? – Я сделал паузу, чтобы как следует прочувствовать эту новость. Она погружалась в меня, но я не услыхал, когда она коснулась дна. – Неужели?

– Кстати, мы уже допросили и его любовницу, и ее мужа.

Я вынырнул из глубины.

– Да?

– Да! – Он смотрел на меня злыми глазами.

– И что? – спросил я.

– Когда был убит Юнас? Ты не мог бы вспомнить с точностью до минуты? – ушел от ответа Хамре.

– Нет. Где–то около четырех, я думаю. Не позже.

– Правильно. А эта женщина – его любовница – она была на работе до без пяти четыре. То есть в этом случае она должна была успеть всего за пять минут добраться из центра в эту даль, но, как нам известно, вертолетом она не располагала. Другими словами – ее причастность исключена.

По какой–то причине я с облегчением подумал о Сольвейг Мангер.

– А ее муж? – спросил я.

– Еще более невероятно. В этот день с трех до пяти он вел семинар по литературе для восьми студентов университета. Восемь свидетелей. К тому же он не знал ничего об их отношениях, пока мы ему не сообщили. Во всяком случае, он так сказал.

Я тяжело вздохнул – опять же подумав о Сольвейг Мангер. Люди меньше всего хотят, чтобы их супруги получали такого рода информацию, особенно из третьих рук.

– Каких–либо других потенциальных врагов мы не обнаружили. Если не считать его истории с этой женщиной и непрактичность в решении повседневных денежных проблем, Юнас Андресек вел упорядоченную и приличную жизнь. Его любили на работе – ценили коллеги и, что особенно важно, клиенты. У него не было близких родственников, за исключением замужней сестры, которая живет в Ставангере и с которой он ежегодно встречался на рождество в течение последних десяти лет. Она приезжает в Берген, чтобы возложить венок на могилу родителей, и сразу уезжает, чтобы успеть домой к рождественскому ужину. Так что, как видишь, отношения не слишком тесные. Как обычно и бывает с родственниками.

Хамре сделал паузу, взял со стола листок бумаги и стал неторопливо читать про себя, совсем обо мне позабыв. Потом взглянул на меня поверх листа.

– Так что других подозреваемых, кроме Венке Андресен, у нас фактически нет, – сказал он. – А улик против нее довольно много.

– Что показало вскрытие? – робко произнес я.

– Предварительное вскрытие. – Хамре взял листок из другой стопки. – Ты хочешь знать детали?

Я отрицательно покачал головой.

– Я плохо знаю латынь. Мне достаточно выводов. Его взгляд скользнул по нижней части листа.

– Ну вот… Причиной смерти явилась ножевая рана в живот. Повреждено одно легкое и желудок, много других внутренних органов… Короче, у него не было шанса выжить. И еще обнаружен четкий след удара по голове в правый висок. – Хамре показал пальцем, и я подсознательно ожидал увидеть синяк или кровоподтек, но ничего не увидел.

– Удар? – переспросил я.

Хамре многозначительно кивнул, и я понял, что ему есть что еще рассказать мне.

– Мы внимательно осмотрели эту банку с вареньем под микроскопом, – начал он, – и на донышке с одной стороны нашли частички кожи. Еще не проведена окончательная идентификация их с кожей умершего, но…

Он мог не продолжать. Этого было достаточно, даже больше чем достаточно. Он сидел со стопроцентно доказуемым делом в руках.

– Ив заключение, – сказал он, – ты говорил о том, что Юнас мог прийти с деньгами, полученными за страховку или что–то в этом роде.

– Ну?

– Можно сказать, что у него при себе денег не было, то есть было, но очень мало. Мы навели справки в страховой компании – там он вообще не появлялся. Так что, зачем приходил Юнас, мы не узнаем до тех пор, пока…

– Пока что?

– Пока она не заговорит.

– А она все еще придерживается первоначальных показаний? – спросил я.

Он озабоченно кивнул.

– Она все отрицает. Но это ненадолго. Мы уже сейчас можем восстановить ход событий. – Хамре поднял руку и стал по пальцам перечислять: – Пункт 1: Юнас Андресен приходит домой. Он либо звонит в дверь, либо открывает своим ключом. У него был с собой ключ от квартиры. Пункт 2: Венке Андресен открывает дверь, держа в руке банку с вареньем, или она приходит из подвала с банкой варенья сразу после того, как он либо вошел, либо позвонил в дверь. Бежала она потому, что увидела дверь открытой, как она сама об этом говорит. Тогда еще трупа не было, поскольку – пункт 3: она ударила его или бросила в него банку. Почему? Этого мы пока сказать не можем. Пункт 4: он пытается защищаться или просто ударяет ее, в любом случае она хватает нож и наносит ему смертельную рану. Она наносит ему несколько ударов ножом. Пункт 5: она в панике и пытается скрыться, но по дороге приходит в себя и бежит обратно в квартиру – и тогда–то ты и видел ее, Веум. Пункт 6: она зовет на помощь. Дальнейшее тебе известно.

– Да, но… – начал я, – у нее не должно быть такого ножа. Женщины типа Венке Андресен не имеют таких ножей.

– Конечно, нет. Это единственный пока еще не выясненный пункт. Но схема ясна, и все улики четко подтверждают это. У меня нет никаких сомнений, Веум, в том, что Венке Андресен убила своего мужа позавчера во второй половине дня, около четырех часов.

– Могу я поговорить с ней? – спросил я.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Ей не разрешены ни переписка, ни свидания. Единственная возможность – договориться с адвокатом Смитом. Но в любом случае нужно получить разрешение властей. С другой стороны, я бы предложил провести новый допрос прямо завтра. А поскольку почти все доказательства собраны, я не буду настаивать на продлении запрета на переписку и свидания.