Опередить дьявола

— Почем я знаю. Вступил с ними в контакт или что-то в этом роде.

— И теперь Кэффри опасается, что он проделает это с нами? Подложит свинью нам? Кори, спасибо, что сказал.

— Только не делай из мухи слона.

— Я не делаю. Но здесь я не останусь.

— Что?

— Я уезжаю.

— Джэнис, постой.

Но она уже хлопнула дверью. Махнула стопку водки на кухне и взбежала по лестнице на второй этаж. Побросала в сумку вещи Эмили — ее любимые игрушки, пижаму, зубную щетку, школьные принадлежности. Кое-что из своей одежды и таблетки снотворного — похоже, оно ей понадобится. Она засовывала в рюкзак две бутылки вина, когда на пороге кухни показался Кори.

— Что происходит?

— Мы уезжаем к маме.

— Эй, погоди, я тоже соберусь. Я еду с вами. Джэнис поставила рюкзак на пол и взглянула на мужа. Она пыталась отыскать в себе хоть каплю сердечного тепла.

— Что? Не смотри на меня так.

— Кори, а как еще мне на тебя смотреть?

— Что ты, блин, хочешь этим сказать?

— Ничего. — Она покачала головой. — Если ты едешь с нами, тебе придется достать чемодан из-под кровати. В рюкзаке нет места.

30

Кэффри позвонили. Коп из Глостершира сообщил, что задержали Скитальца. Он околачивался возле местного фармацевтического завода. С ним поговорили в полицейском участке Тетбери, старом городке-ярмарке, предупредили о возможных последствиях и отпустили на все четыре стороны. Перед этим дежурный инспектор отвел его в сторону и вежливо, насколько это было возможно, посоветовал Скитальцу, чтобы тот держался подальше от этого места. Но Кэффри, уже успевший немного изучить повадки своего знакомого, догадывался, что если тот чем-то всерьез заинтересовался, то такая мелочь, как арест, его не остановит.

И оказался прав. Когда он приехал туда в половине одиннадцатого и, запарковавшись, вышел из машины, в которой на заднем сиденье мирно спал Мирт, то почти сразу обнаружил Скитальца. Тот устроился в полусотне метров от колючей проволоки, за деревьями, откуда мог следить за территорией, оставаясь при этом невидимым для охраны.

— Сегодня, я вижу, обошлось без дальних путешествий. — Кэффри развернул синтепоновый матрас. Обычно матрас ждал его в разложенном виде. Вместе с ужином. А нынче, хотя в воздухе и пахло едой, вымытые миски и тарелки стояли возле костра. — Решили начать свой день здесь?

Скиталец тихо крякнул. Он выдернул пробку из бутыли с сидром и плеснул немного жидкости в выщербленную кружку, которую поставил рядом со своим спальным мешком.

— Я не собираюсь усложнять вам жизнь, — сказал Кэффри. — Вы и без того провели полдня в полицейском участке.

— Пять часов коту под хвост. Пять полноценных дневных часов.

— Я приехал не по полицейским делам.

— Не из-за этого придурка? Не из-за писаки?

— Нет. — Кэффри провел ладонями по лицу. Вот уж о ком ему совершенно не хотелось говорить. — Нет. Эта тема временно закрыта.

Скиталец налил вторую кружку сидра и протянул Кэффри.

— Значит, о ней. О женщине.

Кэффри взял кружку.

— Не надо на меня так смотреть, Джек Кэффри. Я уже объяснял, что не умею читать чужие мысли. Я ждал, когда вы о ней заговорите. Эта женщина. Которая всегда у вас на уме. Весной вы только о ней и говорили. Вы просто горели. — Он подбросил полено в костер. — А я вам завидовал. Мне уже никогда не испытывать к женщине подобных чувств.

Кэффри откусил заусенец на большом пальце, уставясь на огонь. «Гореть» было неподходящее слово для пьяной мешанины из отрывочных мыслей и порывов по поводу Фли Марли.

— Хорошо, — сказал он после паузы. — Все начинается с имени в газете. Мисти Китсон. Миловидная девушка. Пропала без вести полгода назад.

— Я не в курсе, что ее так звали, но понимаю, о ком идет речь.

— Женщина, о которой мы говорим, знает не понаслышке о том, что случилось. Это она ее убила.

Скиталец удивленно вскинул брови. В зрачках плясал огонь.

— Убийство? — сказал он как-то очень уж беззаботно. — Ужас. Да она просто аморальная баба.

— Нет. Это был несчастный случай. Она ехала слишком быстро, а эта девушка, Китсон, вышла на дорогу… — Он осекся. — Да вы все знаете, сучий потрох. По лицу вижу.

— А глаза мне на что? Я видел, как вы прошли по маршруту, какой проделала эта девушка после выхода из больницы. И не один раз. Помните, как вы обследовали шоссе всю ночь напролет, до восхода солнца?

— Это было в июле.

— В конце концов вы нашли место, где все произошло. Следы от шин на асфальте. Я был там. Я наблюдал за вами.

Какое-то время Кэффри хранил молчание. Что бы там Скиталец ни говорил, как бы он ни отбрехивался от роли ясновидца, в его присутствии ты словно ощущал всевидящее око Господа Бога. Высшего существа, который смотрит вниз со снисходительной улыбкой и не вмешивается, когда смертные совершают очередные ошибки. То была удачная ночь. В ту ночь все стало на свои места, и вопрос «Почему Фли убила Китсон?» — он ведь не знал ничего, кроме того, что она где-то спрятала тело — перешел в разряд «Почему, черт возьми, если это был несчастный случай, она не выложила все как на духу?». Явилась бы в ближайший участок и сказала правду. Вполне возможно, ее бы даже не взяли под стражу. Этот вопрос мучил его до сих пор и заставлял спотыкаться на каждом шагу — почему она не созналась?

— Забавно, — пробормотал он. — Я никогда не считал ее трусихой.

Разобравшись с костром, Скиталец прилег на свою скатку, держа кружку двумя руками и положив голову на чурбак. Его внушительная борода казалась красной в отблесках костра.

— А все оттого, что вы не знаете всей истории.

— Всей истории?

— Правды. Вы не знаете правды.

— Почему же, знаю.

— Я сильно сомневаюсь. Ваш мозг не охватил всей картины. Есть утолок, куда вы еще не заглянули. Вы и не подозреваете о его существовании. — Старик сделал движение руками, словно завязывая сложный узел. — Ограждаете ее от неприятностей, а сами даже не знаете, как все изящно закольцевалось.

— Изящно закольцевалось?

— Вот именно.

— Я не понимаю.

— Да. Пока не понимаете. — Скиталец закрыл глаза, на его губах играла довольная улыбка. — Есть моменты, до которых надо дойти своим умом.

— Какие моменты? Что закольцевалось?

Но Скиталец полулежал неподвижно, темное лицо то и дело высвечивали красные сполохи, и в очередной раз Кэффри убедился в том, что тема закрыта. Закрыта, пока он не принесет новые улики. Скиталец ничего не отдавал задаром. Это высокомерие бесило Кэффри. Ему хотелось встряхнуть наглеца. Или уколоть побольнее.

— Эй. — Он подался вперед, словно желая испепелить эту улыбку. — Эй. Может, мне вас спросить про этот фармацевтический завод? Не собираетесь ли вы незаконно проникнуть на территорию?

Скиталец не открыл глаза, но улыбка погасла.

— Не стоит. Вопрос останется без ответа.

— И все же я его задаю. Вы задали мне задачку — разгадать вас, попытаться влезть к вам в душу. Чем я и занимаюсь. Этому заводу десять лет. — Он кивнул в сторону неоновой дуги в просвете за деревьями. Не без труда можно было разглядеть самый верх колючей проволоки — ни дать ни взять ГУЛАГ. — Когда убили вашу дочь, его здесь еще не было, и вы полагаете, что ее где-то здесь закопали?

На этот раз Скиталец открыл глаза. Он набычился, вперив в детектива гневный взор.

— Вас учили задавать вопросы. — От игривого тона не осталось и следа. — А помалкивать вас не учили?

— Однажды вы мне сказали, что каждый ваш шаг — это лишь подготовка. А цель — найти ее. Для меня ваши скитания были загадкой, однако теперь, кажется, я понял. Вы говорите, что вы не ясновидящий, но ведь мы ходим одними тропами, а подмечаете вы в сто раз больше, чем я.

— Вам, полицейским, сам Бог велел трепать языком, но это еще не означает, что я должен вас слушать.

— Что ж, потреплемся. Я знаю, чем вы заняты. Что стоит за вашими передвижениями. Кое-что мне непонятно. Крокусы… они выстраиваются в некую значимую линию, пока не ясно какую. Еще этот фургон, который Эванс бросил в Холкомском карьере, после того как избавился от трупа. Фургон был у вас украден в Шептон Моллет, а вас почему-то занесло в другие края. Но про остальное мне известно. Вы ищете ее. Место ее захоронения.