Глаз Эвы

– Много работы. Но я же все‑таки приехал. Ингрид, не затевай ничего с готовкой, просто съем бутерброд, если сделаешь. И кофе. А Эрик дома?

– Играет в бридж. У меня в морозилке пицца. И еще есть холодное пиво.

– А у меня есть машина, – улыбнулся он. – А меня есть телефон, по которому можно вызвать такси, – парировала она.

– У тебя на все есть ответ!

– Нет, – засмеялась она. – Но я знаю одного человека, который действительно никогда за словом в карман не лезет!

И она ущипнула отца за нос.

Он сидел в гостиной на диване, держа на коленях Маттеуса и яркую книжку про динозавров и ящеров. Маленькое, только что вымытое тельце было таким теплым, что он даже вспотел. Он прочитал несколько строчек и погладил угольно‑черные волосы, не переставая удивляться тому, какие же они кучерявые, какая невероятно крохотная каждая кудряшка и какое наслаждение он испытывает, гладя головку внука. Волосы были не мягкие и нежные, как у норвежских малышей, а жесткие, как стальная проволока.

– Дедушка останется ночевать, – сказал мальчик, глядя на него с надеждой.

– Останусь, если мама разрешит, – пообещал Сейер. – А еще я куплю тебе комбинезон, ты сможешь надевать его, когда будешь возиться со своим трехколесным велосипедом.

Потом он еще немного посидел на краешке кровати внука; дочь слышала, как он что‑то напевал, исключительно монотонно, по‑видимому, какую‑то детскую песенку. Особыми вокальными талантами он похвастаться не мог, но нужный эффект был достигнут. Вскоре Маттеус заснул с полуоткрытым ртом, маленькие зубки сверкали в его ротике, как белые жемчужинки. Сейер вздохнул, встал и пошел к столу вместе с дочкой, которая уже всерьез становилась взрослой и была уже почти так же красива, как мать, – но только почти. Он медленно ел, запивая пиццу пивом, а сам думал о том, что в доме дочери пахнет так же, как пахло в доме у него самого, когда была жива Элисе. Потому что Ингрид использовала те же стиральные порошки, те же шампуни и лосьоны, ту же пасту – он узнал их на полках в ванной. И специи она использовала такие же, как и ее мать. И каждый раз, когда Ингрид вставала с места, чтобы принести еще пива, он тайком посматривал на нее, видел, что у нее такая же походка, те же маленькие ступни и та же мимика, когда она разговаривала или смеялась. И уже после того, как он улегся в так называемой гостевой комнате, которая на самом деле была крохотной детской – они просто еще не успели ее обставить, – он долго лежал и думал об этом. И чувствовал себя как дома. Как будто время остановилось. А когда он закрыл глаза, чтобы не видеть чужих занавесок на окнах, все вообще стало как раньше. И может быть, завтра утром его разбудит Элисе.