Вор-невидимка

Чем дальше читал акт экспертизы Белкин, тем бледнее становилось его лицо. Дочитав, он тихо положил бумагу на стол.

— Вы украли красный портфель, сняли вашим аппаратом деку, таблички, отпечатали снимки, пленку сожгли. Признаётесь, Белкин?

— Дд-а… — выдавливает из себя фарцовщик, запинаясь. — Да-а…

— Расскажите, как вы ухитрились положить портфель в платяной шкаф в то время, когда дверь мастерской была опечатана?

— Не клал! — отвечает преступник шепотом.

Кудеяров вызвал коменданта. Любитель канареек угрюм, тяжело дышит и, добравшись до стула, грузно опускается на него. Александр Корнеевич спрашивает, приходилось ли ему, Константину Егоровичу, снимать с двери мастерской сургучные печати и по какому поводу. Комендант объясняет, что первый раз сделал это для того, чтобы перенести из мастерской в другое помещение реставрированные смычковые инструменты, за которыми ежедневно приходили клиенты. Во второй раз он снял печати третьего января, когда Белкин заявил, что оставил в мастерской нужный ему до зарезу прибор, который он и достал из платяного шкафа.

— Вы это видели?

— Да! Стоял возле.

— Никуда не отлучались?

— Нет! Хотя… На дворе раздались частые автомобильные гудки. Белкин попросил меня посмотреть в окно, не сигналит ли его шофер, кажется Маруся. Я и поглядел туда.

— Значит, вы, Белкин, в это время сунули портфель в платяной шкаф?

— Под кучу фартуков! — добавляю я.

Преступник еле шевелит губами, подтверждая это.

Работая по очереди, стенографистки расшифровали и напечатали на машинке протокол, за исключением последних показаний свидетелей. Пока они заканчивали свое дело, я спросил Белкина, почему мистер Спайс не купил деку и таблички, а взял только фотографии. Белкин тихо объяснил, что покупатель плохо разбирается в скрипках и предложил за все десять «крабов» (дамских часов с браслеткой). Поэтому было решено: он, иностранец, покажет фотографии у себя, и в следующий.приезд он или же тот, кому поручит, купит эти вещи. Но предупредил, что даст много долларов за целую скрипку работы А. Я. Золотницкого. Сомнений не было: мистер Спайс преотлично понимал в скрипках, слышал или читал в наших и иностранных журналах о работах Андрея Яковлевича, особенно о его «Родине», и подбивал Белкина на новую кражу.

Когда под протоколом появились все нужные подписи и конвоиры увели преступника, Кудеяров пожал руки свидетелям.

— Спасибо за помощь, товарищи! — сказал он, провожая всех к двери. Затем, обхватив руками мои плечи, добавил: — Переходи к нам работать… Ну-ну, шучу! Знаю — каждому свое.

И, уже прощаясь, предложил:

— Приезжай в выходной! Какой мед у меня!..

Москва, 1962—1964 гг.

ПО СЛЕДУ, ИДУЩЕМУ ИЗ ТЕМНОТЫ

Скажу сразу и напрямик, что не очень-то я высоко ценю тех читателей, которые, придя в библиотеку, категорически заявляют: «.Мне только детективчик какой-нибудь. И чтобы пошпионистей».

Впрочем, не слишком милы моему сердцу и те, кто чванливо изрекают: «Нет, детективов я вообще не читаю и не признаю за настоящую литературу».

Неправы, конечно, как те, так и другие. У каждого вида, у каждого жанра литературы и искусства своя радость, свои законы, свои художественные приемы. И важно лишь одно: все, что выходит из-под пера писателя, независимо от жанра, должно отвечать требованиям, которые мы вообще предъявляем к настоящему искусству. А серьезный, влюбленный в книгу читатель хотя и может иметь пристрастие к какому-нибудь определенному разделу художественной литературы, но знает и ценит самые разнообразные ее виды. Можно, например, понять парнишку, который, мечтая в будущем стать моряком, прежде всего ищет в библиотеке книги писателей-маринистов, начиная от Станюковича и кончая Новиковым-Прибоем или Леонидом Соболевым. Но, думается, неважный из него выйдет моряк, подходя к этому званию с нашей сегодняшней точки зрения на культурного человека, если не будет он знать Пушкина, Толстого, Чехова, Горького, Маяковского.

Так обстоит дело и с теми читателями, которые признают лишь детективные книги, то есть литературные произведения, в которых все строится примерно по такому плану:

1. Что произошло? 2. Кто мог это совершить? 3. Где причины случившегося? 4. Куда ведут следы? 5. Кем ведется поиск по этим следам? 6. Правилен ли избранный путь? 7. Изобличен ли виновный? 8. Схватят ли его когда-нибудь?

Вот примерно обычная схема экспозиции того литературного произведения, которое принято называть детективом. Однако это внешние черты, определяющие принадлежность книги к известному разряду приключенческой литературы. Важно, чтобы во всем остальном, то есть по глубине и четкости описания людей, по яркости характеров, по языку и художественной правде, книга отвечала нашим представлениям о подлинной художественной литературе. Этого умели добиваться такие мастера, и по существу первооткрыватели детективного жанра, как Конан-Дойл и Честертон. Недаром образы Шерлока Холмса и Патера Брауна стали классическими для всей мировой литературы. Во многом запоминаются и такие персонажи детективной литературы, как комиссар Мегрэ из романов французского писателя Сименона или инспектор Пуаро из многочисленных книг английской писательницы Агаты Кристи. Заслуженную популярность у читателей приобрели книги детективного жанра, принадлежащие перу наших писателей — Ардаматского, Брянцева, Томана. Умело и уважительно использовали приемы детектива такие отличные мастера нашей советской литературы, как Павел Нилин, покойный Лев Никулин, Виль Липатов и др.

Немало увлекательных книг, отвечающих характеру жанра, о котором идет речь, написал и Матвей Ройзман, чьи три повести вы только что прочли.

Матвей Ройзман родился в 1896 году. Учился в Московском коммерческом училище. Окончив его, поступил в Московский университет на юридический факультет. С юных лет он пишет стихи. После революции у него выходят два поэтических сборника. Он член тогдашнего Всероссийского Союза поэтов. В 1920 году М. Ройзман примыкает к литературному течению имажинистов, к тому его крылу, где во главе стоит Сергей Есенин. Вскоре Ройзман становится секретарем организованной самим Есениным «Ассоциации вольнодумцев», как бравурно окрестила себя эта группа. Знаменитый поэт относился к Ройзману с большим дружеским вниманием и доверием.

Но, несмотря на увлеченность поэзией, Ройзман обращается к прозе. Он пишет роман «Минус шесть» — сатиру на нэпманов, как называли тогда торгашей и коммерсантов, решивших, что после введения в нашей, разоренной гражданской войной, измученной голодом и разрухой стране новой экономической политики (нэп) пришло их время. Само название романа «Минус шесть», взятое из выносимых в те годы советским судом приговоров, запрещавших осужденным жуликам жить в шести крупнейших городах страны, как бы подчеркивало тщету и кратковременность существования нэпманов, спекулянтов. Роман имел большой успех. Его перевели на многие языки.

В последующие годы М. Ройзман много ездит по стране, в результате чего появились очерковые книжки о Белоруссии, роман «Эти господа», повествующий о труде и быте крымских виноградарей, и роман «Граница» о пограничном промколхозе.

С конца 1936 года писатель увлекается новой темой: он знакомится с трудной, подчас героической работой нашей милиции.

Надо сказать, что в некоторых литературных кругах не очень-то одобряли его новое пристрастие. «Ну, тащат пьяных в вытрезвитель, ловят жуликов, что тут расписывать?» — говорили некоторые блюстители «высокой литературы». Но Ройзман понимал всю важность и значительность незаметной для равнодушного глаза работы тех, о ком еще с такой теплой признательностью и так весело писал Маяковский: «Моя милиция меня бережет». Он неутомимо печатал очерки о работе милиции, выпустил книгу о ней: «Друзья, рискующие жизнью».

Настоящий, большой успех пришел к писателю после того, как вышла в свет повесть об оперативных работниках Уголовного розыска «Берлинская лазурь». Содержание, персонажи и сюжет ее приобрели повсеместную популярность у нас в стране и за рубежом, после того как в 1956 году был выпущен фильм «Дело № 306», поставленный по этой повести и давший ей впоследствии новое название. Это был первый художественный фильм, рассказавший увлеченно и всерьез о сложнейшей и опасной работе тех, кто охраняет законность, общественный порядок, а подчас и жизнь наших людей.