Банда 7

— Дело идет к концу, — пояснил Величковский. — Еще неделя, может быть, две.

— Чьи хоромы? — спросил Пафнутьев, заглядывая в одну комнату, вторую, третью.

— Да есть тут один... Пятьдесят тысяч отвалил. Ничего, да? — со смешком спросил Величковский, пребывая в настроении благодушном и беззаботном.

— Рублей? — спросил Андрей.

— Ха! — залился плиточник веселым смехом, в котором прорывались нотки обиды и обделенности. — Долларов!

— Где же он их взял? — спросил Пафнутьев, стараясь, чтобы в его словах не прозвучало заинтересованности, чтобы только равнодушие и скука были в его вопросе.

— Девочки! — Величковский опять хохотнул, показав сквозь легкую строительную пыль золотые свои фиксы.

— Да-а-а? — протянул Пафнутьев, чтобы не дать возможности Андрею задать неосторожный вопрос. — Хорошие девочки?

— Интересуетесь? — спросил Величковский таким тоном, каким один мужик может говорить с другим мужиком о женщинах.

— Кто ж ими не интересуется, — протянул Пафнутьев. — Да только вроде того, что годы вышли, — Пафнутьев развел руки в стороны, как бы показывая полнейшую свою беспомощность в этом вопросе.

— У тебя?! — В вопросе наконец-то прозвучали и шутливый гнев, и вполне серьезная страсть. — Да в твои годы, мужик, все только начинается, понял? Все только начинается! До этого была строевая подготовка и ничего более! Только строевая подготовка! Понял?

— О-хо-хо! — протянул лукавый Пафнутьев со стоном. — Вот Андрей еще может блеснуть удалью молодецкой, да, Андрей?

— Как скажете, Павел Николаевич, как скажете. — Не любил Андрей подобных разговоров и никогда их не поддерживал. Что-то мешало ему, что-то всегда останавливало. Пафнутьев это прекрасно знал и обратился к нему с одной только целью — разбавить треп словами необязательными и пустыми, чтобы в них, в этих пустых и необязательных утонула суть других слов — жестких и необходимых.

— Не понимаю, как можно зарабатывать на девочках, — проговорил Андрей, поняв Пафнутьева. — На девочек обычно тратятся, и хорошо тратятся.

— Как поставить дело! — Величковский рассмеялся легко, беззаботно, даже готовность поделиться своими знаниями промелькнула в его смехе. И Пафнутьева опять озадачила беззаботность парня. То ли откровенно глуп, то ли не подозревает, какие события разыгрались в его квартире. «А может, просто хорошо владеет собой? — спросил у себя Пафнутьев и тут же себе ответил: — Нет, так владеть собой невозможно».

— Я пройдусь, посмотрю? — спросил Андрей у Величковского.

— Да, конечно! Начинай с ванной! Там все уже готово. Кухня тоже в порядке, а в комнатах еще с паркетом надо повозиться... Мастер уже проциклевал, осталось нулевкой пройтись.

— Так ты не один здесь?

— Мое дело — плитка, стены, сантехника... А паркетчик, электрик, плотник — эти за свое отвечают.

Андрей медленно прошел в следующую комнату, потом заглянул в ванную, в туалет. Плитка и в самом деле была положена неплохо — ни единого сбоя в рядах, ни единого выступа или утопленного уголка он не обнаружил. И шершавая плитка на полу, и кафель на стенах, и декоративный ряд вдоль потолка — все было в одном теплом, палево-коричневом тоне, даже светильники у зеркала были подобраны такого же цвета.

— Ну как? — просунул голову в ванную Величковский. — Здорово, да? Мне самому понравилось.

— А плитку хозяин подбирает?

— Конечно! Я бы зеленую поставил, но ему захотелось теплую. Говорит, что зеленый холодит, кожа у него от зеленого цвета покрывается мурашками, как у лягушки.

— А себе бы зеленую поставил?

— Конечно! Верх посветлее, низ потемнее... Сейчас все так делают. Но если у вас другие пожелания — нет проблем. Только у меня машины нету, доставка материала на вас.

— Доставим, — пробормотал Пафнутьев в коридоре, но и Андрей, и Величковский его услышали. И хотя в этом негромком слове не было ни угрозы, ни предупреждения, Величковский насторожился, некоторое время молча смотрел в спину Пафнутьеву — тот уже осматривал кухню. — Отличная работа! — сказал он веселее, и эти простенькие в общем-то слова успокоили плиточника, он даже не удержался, снова себя похвалил.

— А пол! Вы посмотрите, какой пол! — Он провел ладонью по нескольким плиткам. — Ни выступа, ни зазубрины!

— Плитка испанская? — деловито спросил Андрей.

— Италия!

— А лучше какая?

— Хозяину ближе Италия, бывает он там.

— Часто? — невинно спросил Пафнутьев, подходя к окну — подоконник тоже был в порядке, гладкий, без пузырей из старой краски и окаменевших трещин.

— Да чуть ли не каждый месяц.

— Дела? — как бы между прочим, как бы скучая, спросил Пафнутьев.

— Да вроде того, — хохотнул Величковский, и опять в его словах прозвучало нечто такое, что вернуло мысли Пафнутьева к девочкам.

— Павел Николаевич, — появился из кухни Андрей. — Может, полюбуетесь, может, это всколыхнет ваши уставшие силы, — и он протянул пачку цветных фотографий. — Лежат на холодильнике без всякого присмотра... Такие веши нельзя оставлять без присмотра.

Снимки были в пыли, с затертыми уголками, примятыми краями, кое-где просматривались надломы. Видимо, носили их в кармане, рассматривали в этой же квартире, среди кафеля, стружек от паркета, наждачной бумаги.

На всех снимках были изображены обнаженные женщины. Некоторые простодушно улыбались, глядя в объектив, у других улыбки были откровенно блудливые с этакой вызывающей порочностью, попадались лица спокойные и серьезные, будто озабоченные делом привычным и достойным. Съемка была явно любительской — плохо освещенные женщины лежали на каких-то затертых простынях, клетчатых одеялах, на некоторых фотографиях можно было заметить угол журнального столика, стакан, бутылку, тарелку с остатками закуски.

— Что скажете, Павел Николаевич? — спросил Андрей.

— Жирноваты.

— У нас все такие, — заметил Величковский, нисколько не смутившись неожиданной находкой Андрея.

— Где у вас? — скучая, спросил Пафнутьев.

— В Пятихатках. Город наш так называется — Пятихатки.

— А где это?

— Украина.

— Украина? — вздрогнул Пафнутьев.