Дело оперское. Рокировка

Спать долго не пришлось. В семь часов в дверь вломился полковник Санин:

— Как Сорокин?

— На операции, — сонно отозвался Иван, до конца еще не поняв, кто перед ним стоит. Когда он, наконец, окончательно проснулся, поздоровался: — Здравствуйте, Анатолий Дмитриевич!

— Что же вы так?

Вопрос остался без ответа.

Санин пересмотрел все документы, сходил и поторопил экспертов, пообщался с задержанными и, уже имея полное представление о случившемся, уехал в десять утра в краевое Управление, по пути заскочив на пять минут в больницу.

В кабинете Иван подбил отрывочные данные, в каком месте можно было искать ускользнувшего стрелка. Судимый за вооруженный грабеж и изнасилование двадцатисемилетний Артем Иванов имел кличку «Сирота». В деревне занимался выращиванием конопли, и было удивительно, что он ни разу не попался до этого на наркоте. Имел обширные связи в криминальном мире, но особо криминалом не ценился: в угоду личного обогащения мог кинуть кого угодно. Физически развит выше среднего. В армии служил в стройбате и демобилизовался старшим сержантом. Постоянно носит при себе оружие: нож или самодельный револьвер. Так же имеет обрез и по некоторым данным — карабин СКС.

— Возьмем! — ободрил Ивана Вадим. — Рано или поздно, сам проявит себя.

В течение дня Вадим и Иван ездили по деревням и общались с народом «за Сироту». Ничего нового они не смогли добыть и к вечеру вернулись. Решили навестить Женю. В больницу уже не пускали, но волшебные красные книжечки сделали свое дело, и их пропустили прямо в палату раненого.

— Поймали? — сразу спросил Женя.

— Ищем. Ты как?

— Говорят, жить буду. Дробь котелок проломила слегка, но все уже поставили на место, вроде вставили титановую пластину и будет заживать как на собаке. Я его вспомнил. Он проходил пять лет назад по грабежу.

— Мы уже установили его, — кивнул Вадим.

— Когда ловить будете, дайте ему по голове от меня, — попросил Женя. — В то же место, куда мне дробь попала…

— Безусловно, — усмехнулся Иван, большой специалист «давания по голове».

Дома Иван никого не застал. Жена опять ушла от него. Он быстро проглотил скудный холостяцкий ужин и завалился спать.

Вадим появился дома, когда жена и дочь уже начинали ложиться спать. Оля сразу справилась о здоровье Жени. Дочь хвастливо заявила, что победила в очередной школьной олимпиаде и сказала, что вокруг все только и говорят о бандитских разборках со стрельбой.

— А что говорят в городе? — спросил он у жены.

— Говорят, одного бандита застрелили, одного задавили машиной и ранено три милиционера.

Вадим расхохотался. Он обнял жену:

— Ну а ты в это веришь?

Весь следующий день тоже не дал результатов. Опера носились как угорелые, но дело ничуть не сдвинулось. К вечеру их вызвал прокурор города Николай Алексеевич Игнатов.

— И чего? — спросил он, когда опера вошли в его кабинет.

— Работаем, Николай Алексеевич, — пространно заявил Юрьев.

— Я не вижу результатов. Весь город на ушах стоит: опера подстрелили, а вы не только смогли упустить бандита, но и не можете выйти на него…

— Делаем все возможное и невозможное.

— Мало делаете! Дело Лося стоит? Стоит! Клиент ваш? Ваш! Почему нет по нему работы?

— Николай Алексеевич, мы делаем все возможное… — осторожно снова сказал Вадим.

Игнатов это знал и сам, но расслабляться не позволял никому. Такой это был стиль его работы, и он ему следовал. К тому же этот стиль был результативным. Хоть Николай Алексеевич вопреки положению о прокурорских работниках явно подзадержался на одном месте, но это было только на пользу делу и на руку операм, так как прокурор города за свои шестнадцать лет работы в этой должности ни разу не дал криминалу усомниться в своей беспристрастности. Прокурора боялся не только криминал, но и многие представители властных структур, на волне демократии уверовавшие, что пришло время безнаказанности. И было чего бояться. Игнатов был принципиальным человеком. И прокурор, и опера выполняли свои узкоспецифичные задачи, но в конечном итоге делали одно дело. Опера знали, что прокурор сделав промывание, скажет что-нибудь дельное, и уже настроились слушать по серьезному. Этот момент пришел.

— Вы вот что… во избежание неприятностей во время захвата этого «Сироты», я буду лично принимать участие в захвате. Я должен лично присутствовать, чтобы вы ему там не устроили «попытку бегства». Еще покалечите его. Знаю я вас. Все ясно?

Прокурор жестко посмотрел на оперов. Те разом кивнули.

Юрьев сказал:

— Да мы такого и не помышляли…

— Эта идея могла возникнуть у вас спонтанно, — усмехнувшись, заметил прокурор.

Опера оценили прокурора. В душе каждый из них тоже усмехнулся.

Уже ближе к ночи опера приехали к Чифу в госпиталь. Тот встретил их радостно: все это время он провел в одиночестве, если не считать приезд оперов розыска, которые мурыжили его своими вопросами часа три — лучше бы они не приезжали…

— Я вас приветствую! — привстал он с койки. — Какие новости?

— Выписываем мы тебя, — «обрадовал» бандита Иван. — Хорош казенные щи хлебать!

— Как это? — опешил Чиф. — Да меня же Слон или Фикса пришьют завтра же!

Эффект был достигнут, и следовало его быстро использовать.

— Мы знаем, где они сидят, и можем их взять. Ты даешь свидетельские показания или нет?

— Ни за что. Пусть меня лучше убьют.

— Пусть убьют, — согласились опера, и вышли из палаты.

— Мы его забираем, — сказал врачу Вадим.

Чиф ехал мрачнее тучи. В больнице его положили в коридоре, и всю ночь он продрожал в страхе, боясь, что его пришьют бывшие друзья. Утром он переговорил с врачом, сунул ему в карман последнюю стодолларовую купюру, и его перевели в отдельную палату. Там он приспособил табурет для блокирования двери и вздохнул чуть свободнее.

Через три дня в кабинет группы УБОП скромно постучался один из доверенных лиц. Это был парень по кличке Носатый. Он был личностью, хорошо известной в узких кругах города. Носатый был наркоманом со стажем, что не мешало ему пить все виды суррогатов алкоголя. Он своевременно понял одну простую истину: находясь на «связи» у оперов УБОП, и время от времени выступая в роли закупщика наркоты, можно под этой крышей довольно долго безнаказанно употреблять наркотики. Это было обусловлено решением Верховного Суда, которое разрешало сотруднику, или агенту, внедренный в банду, употреблять наркотики, если это необходимо для выполнения основного задания. Такое употребление преступлением не считалось, что и нужно было Носатому. В городе все наркодиллеры знали, что Носатый — «красный», но, повинуясь обыкновенной человеческой жадности, все равно продавали ему дозу, тем более, что ведь не каждый раз он «закупался» для оперов — в большинстве случаев он покупал наркотики для «личного потребления»…

В силу того, что некоторые продавцы «дури», опасаясь «контрольных закупок» заставляли своих клиентов колоться прямо у себя на хате, или как они говорили сами — «на подаче», Носатый имел возможность в этих притонах общаться с очень многими интересными личностями, самой интересной из которых был Макар. Разумеется, иногда он делился полученной информацией с Шиловым, который был у него куратором, наставником и иногда прикрытием.

Часто Носатый приносил очень интересные сведения…

— Что расскажешь? — спросил Иван, допивая чай из стакана.

— Слышал я, что вы тут все нафокстроченные по части Слона и Фиксы? Так вот, вчера я вашего Фиксу видел живым и здоровым.

— Где? — непроизвольно вырвалось у опера.

— Он к своей бабе ходит. По ночам.

— К Вальке?

— Ну да. К ней. А утром в пять часов уходит через крышу в соседний подъезд.

— А ты как его видишь?

— Так у меня окно во двор выходит. Вот я и вижу.

— Ночью?

— Ну так свет же возле подъезда горит.