Искатель. 1990. Выпуск №3

— Светло-серого, «о 79—82 МО».

— У вашей машины есть какие-нибудь особые приметы? Скажем, нестандартная отделка? Заделанные вмятины?

— Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.

— Некоторые украшают машины вымпелами. Игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее?

— Ни вымпелов, ни игрушек в моей машине нет. Вообще не люблю излишеств.

— В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились там? Может быть, оттуда выезжали еще куда-нибудь?

У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.

— Да нет. Зачем мне куда-то выезжать? На Сенеж я всегда беру этюдник. И пишу.

— Ну а, допустим, вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?

Я изобразил спокойное недоумение:

— В Смоленскую область?

— Да? Пусть даже ненадолго?

— Да нет... В июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.

— Ну а где вы были, скажем, девятого июля?

— Девятого июля? Именно в этот день?

— Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.

Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:

— Вообще-то в эти дни я должен был выезжать на Сенеж.

— Вы не ошибаетесь?

— Нет. Я вспомнил, девятого я был на Сенеже.

— Ну а, скажем, днем раньше? Восьмого?

Рахманов меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.

— Восьмого июля я был в Москве. Точно.

— Почему вы в этом так уверены?

— В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.

Несколько секунд Рахманов разглядывал стол. Поднял глаза:

— И сколько же составил этот гонорар?

— Пятнадцать тысяч.

— Солидно.

— Есть такая Вера Николаевна Новлянская.

— Эта Новлянская — любитель живописи? Коллекционер?

— Можно сказать и так, картин у нее много. Всяких.

— И когда же состоялась эта продажа? Восьмого июля?

— В Совинцентре. В ресторане «Континенталь».

— Что, в другом месте нельзя было продать картину?

— Ну... Новлянская устраивала что-то вроде приема. И попросила подвезти картину туда. Правда, в тот день я только передал картину Новлянской. Деньги получил позже. Дня через три. Когда вернулся с Сенежа.

— И что собою представляла картина?

— Женский портрет. Масло.

Рахманов поправил лежащие на столе бумаги.

— Хорошо, вернемся к Сенежу. Вы сказали, что уехали туда восьмого?

Я вдруг понял: я не знаю, что ответить. Восьмого вечером я уехать не мог, на ночь без машины, с рюкзаком и этюдником никто на природу не выезжает. Но ведь мою «шестерку» со стоянки восьмого днем увел тот тип из очереди. Я и не знал, что будет так трудно. Ведь теперь я должен взвешивать каждое слово.

— Вообще-то, строго говоря, я уехал девятого. Рано утром.

— Наверняка задержались на банкете?

— Задержался.

— Простите, с банкета вы уехали один?

— Нет. Я и на банкете был не один. А со своей приятельницей, той самой Аленой Медновой.

— Ясно. Вы ее проводили?

— Проводил. Потом вернулся домой и лег спать.

— Где оставили машину? В гараже?

Этот Рахманов цепляется к каждой мелочи. Ладно, детали ведь я могу и не помнить. Если он узнает, что меня подвез Сашка, прикинусь, что забыл, кто именно меня подвозил.

— Гаража у меня нет. И туда, и обратно меня и мою девушку подвезли знакомые. Я знал, что придется чуть-чуть выпить. Поэтому машину оставил.

— Оставили где именно?

— На обычном месте. Во дворе, около подъезда.

— Когда вы вернулись домой, вы видели свою машину?

— Не помню. Честно говоря, в ту сторону я даже не посмотрел.

— Ясно. Значит, вы легли спать.

— Лег спать. Встал рано. В начале пятого. И уехал на Сенеж. На первой электричке.

— Девятого, когда вы вышли из дома, машина была на месте?

— Опять не помню. Может, была, может, нет. Вы так спрашиваете, будто кому-то нужна моя машина.

— На Сенеже у вас определенное место? Или дача?

— Да... Там есть такая... база отдыха. Называется «Рыболов Сенежья». Около нее я и расположился.

— Поставили палатку?

— Зачем. Погода была отличной. Положил вещи. Надул матрац. Поставил этюдник. И все.

— Место не меняли?

— Нет. Правда, на ночь я перелезал через забор и спал на территории базы. Для спокойствия.

— И вас кто-нибудь видел? В эти дни?

— Наверное. На базе есть сторож. Вообще там много отдыхающих в выходные.

Об инциденте со сторожем я умолчал умышленно. Сторож сам все расскажет, если они решат меня проверить.

— Сколько вы пробыли на Сенеже? В тот раз?

— Дня три. Да, три дня. До понедельника.

— Почему до понедельника? Вы ведь не ходите на работу?

— Не хожу. Но в понедельник должно было решиться с картиной. Мы так условились с Новлянской.

— Сергей Леонидович, нет ли среди ваших знакомых некоего Игоря Кирилловича?

Все. Они вышли на мою «шестерку». И на меня в образе Игоря Кирилловича. Помедлив, я переспросил:

— Игоря Кирилловича?

— Да. Может быть, его зовут и по-другому. Приметы: ему около пятидесяти. Выше среднего роста. С коротким седым бобриком. Светлоглазый, загорелый. На коже лица небольшие дефекты. Этого человека видели в машине «Жигули» шестой модели светло-серого цвета, очень похожей на вашу.

Я изобразил раздумье, уставившись на ноги. Пожал плечами:

— Нет. Не знаю никого с таким именем и с такой внешностью.

— Может быть, вы просто видели где-нибудь такого человека? Случайно? Около дома? У своей машины?

— Нет. И не видел.

— Может, у кого-то еще, кроме вас, есть ключи от машины?

— И ключей ни у кого нет.

— Д-да... — Рахманов почесал затылок. Довольно долго мы сидели молча. Наконец Рахманов открыл папку. Положил передо мной две фотографии: — Случайно вам не знакомы эти люди?

Это были Юра и Женя. Я сделал вид, что вглядываюсь. Покачал головой:

— Нет. Этих людей я не знаю.

— Ну а может, вы знаете Вадима Павловича?

Вадима Павловича... Человека, по просьбе которого я подвез Юру и Женю. Наконец-то выплыл и он.

— Нет. Никогда о таком не слышал.

— Может быть, вы видели этого Вадима Павловича? — спросил Рахманов. — Среди окружения Веры Николаевны Новлянской? На вид ему лет шестьдесят. Он выше среднего роста. Полный. Волос мало. Те, что есть, зачесаны набок. Глаза светлые. С правой стороны, под подбородком, розовый шрам. Одевается скромно. Чтобы вам было легче вспомнить, в его гардеробе есть синяя куртка с металлическими пуговицами. И серые брюки. — Он внимательно посмотрел на меня. — Не встречали такого?

Я сделал вид, что вспоминаю. Покачал головой:

— Не встречал. Но почему вы меня об этом спрашиваете?

Рахманов достал что-то из папки. Протянул:

— Посмотрите. Вам знакома эта бумажка?

Я взял у него из рук небольшой бумажный квадратик. Вгляделся. Бумажка была изрядно потертой. Ну и ну... Ведь это же моя контрамарка. Точно. В Ленком, которую я получил благодаря Женьке Ширяеву. По этой контрамарке мы с Аленой 18 мая прошли в Ленком. На «Гамлет». Цифры «6 — 7,8». Все правильно, шестой ряд, седьмое и восьмое места. Но как же эта чертова контрамарка оказалась у Рахманова? Ясно, они ее где-то нашли. Но где? Где-то в Смоленской области? Или по дороге к ней? Ну да, эта контрамарка лежала в кармане моего пиджака. Тогда, собирая вещи для поездки, я схватил первый попавшийся пиджак, не подумав, что это пиджак от того самого костюма, в котором я с Аленой был на «Гамлете». Идиот! Надо было хотя бы проверить карманы. Впрочем, думать об этом уже поздно. Да и не нужно затягивать молчание. Я сказал небрежно:

— Кажется, это контрамарка, по которой я ходил в Ленком.

— Правильно. Вспомните, куда вы потом дели эту контрамарку?

— Понятия не имею. Выбросил. Это же делается машинально. Да и разве это так важно?