Озорство

И почему это город должен тратить время и деньги на розыск того, кто это сделал? Было бы из-за кого поднимать весь этот сыр-бор.

— Будем уведомлять близких родственников об этом, или как? — вопросил он, ни к кому персонально не обращаясь.

— Если нас не опередили, — ответил Карелла.

— Вот это-то я и хочу знать, — вздохнул Паркер. — Уиллис отпечатал протокол. Может быть, он уже звонил кому-нибудь, а?

— Там что-нибудь об этом сказано?

— Ничего не сказано.

— Какой-нибудь близкий родственник указан?

— Нет.

— А как же они тогда идентифицировали труп?

— По водительским правам.

— Ну так в водительских правах должен быть указан адрес.

— Нет у меня его водительских прав, — вспылил Паркер. — Есть только протокол Уиллиса, а в нем сказано, что труп идентифицирован по водительским правам.

— Позвони-ка ты лучше в Отдел учета имущества, — посоветовал Клинг. — Узнай, не попали ли к ним его права.

— А почему бы мне не позвонить самому Уиллису и не спросить у него, уведомлял он родственников или нет, а?

— Он, наверное, спит без задних ног, — тактично предположил Мейер.

— Тем хуже для него, — разозлился Паркер. — Бросил мне это дерьмо на стол, чтобы я его разрабатывал до конца, а вот приложить к нему записку, из которой мне было бы ясно, уведомил он близких родственников или нет, не удосужился. У кого-нибудь есть номер его телефона?

— Какая муха тебя укусила? — спросил Клинг, но полистал свою записную книжку и сообщил Паркеру номер телефона Уиллиса.

Паркер бросился к аппарату и начал крутить диск. Только после четвертой попытки ему удалось поднять с постели Уиллиса. И не подумав извиниться, он сразу перешел к делу.

Уиллис рассказал ему, как моторизованный полицейский патруль нашел труп утром в начале седьмого и отвез его в морг.

Смена кончалась, и поэтому родственников не уведомили. Паркер спросил Уиллиса, знает ли он, куда девались мальчишкины водительские права. Тут Уиллис окончательно проснулся.

— А зачем тебе понадобились его права? — с раздражением спросил он.

— Мне нужен его адрес.

— Его адрес записан в протоколе, — растолковал коллеге Уиллис. — Я перепечатал его из водительских прав.

— Неужели, — только и смог произнести Паркер.

— Как раз под его именем. Ты что не посмотрел в графу «адрес»?

— Только сейчас увидел, — пробормотал Паркер.

— Нужно было внимательно прочитать первую страницу протокола, а не будить только что уснувшего человека! — рявкнул Уиллис.

— Да, я должен был сделать это, — проговорил Паркер и, услышав резкий, словно разгневанный, щелчок на другом конце провода, уставился на аппарат. Потом пожал плечами и повернулся к Карелле. — Адрес, оказывается, был записан в протоколе. Не поищешь ли ты номер его телефона в справочнике?

— А ты что сам не знаешь, как это делается? — поинтересовался Карелла.

— Мне тяжело звонить матери мальчишки, сообщать ей, что его больше нет в живых.

— Ничего, учись, — отрезал Карелла.

— Что за проклятый жребий мне достался, — пробормотал Паркер. Выдвинув ящик своего стола, он достал оттуда потрепанный телефонный справочник. — В нашем городе, возможно, живет тысяч десять человек, зовущихся Херрера, — сказал он телефонному справочнику и сокрушенно покачал головой.

Все, что говорил Паркер, или балансировало на тончайшей грани откровенной дерзости или же было откровенной дерзостью. Это зависело от того, кому из присутствующих он высказывал свои мысли. Вот Мейер, например, мог бы обидеться, если бы его назвали жуликоватым еврейским отродьем. И поэтому Паркер заявил во всеуслышание, что еврейская Пасха произошла от христианской, и удовольствовался этим. Зато Стив Карелла, носивший фамилию с гласной на конце, хотя и не был испанцем, взбеленился бы, если кто-нибудь только намекнул бы, что город кишит латиноамерикашками. И Паркер, получив от него недвусмысленный отказ, пожаловался на свою судьбу телефонному справочнику — и все.

Оказалось, что Паркер ошибся в своих расчетах.

В справочнике значилось не десять тысяч Херрер, а всего лишь сто сорок шесть. Но только в этом районе города. Труп писаки нашли на территории их района, но из этого вовсе не следовало, что он и жил здесь, а не в одном из других четырех районов огромного беспокойного города. И Паркеру не оставалось теперь ничего другого, как обзвонить всех этих сто сорок шесть Херрер и потратить на это поганое дело весь рабочий день. И ради чего? Только для того, чтобы сообщить какой-то бабе, которая и по-английски-то вряд ли говорит, что сдох ее паршивый сын и что так ему и надо?

Как иногда он жалел, что был таким добросовестным.

Удача улыбнулась ему на сорок четвертом номере, и он поздравил себя с успехом. Время приближалось к полудню, пора было идти обедать.

Женщину звали Каталина Херрера. Паркер спросил, есть ли у нее сын по имени Альфредо Херрера.

— Да, есть, — ответила она. — А кто это звонит?

Так и есть, сильный испанский акцент.

— Детектив Эндрю Паркер из 87-го участка, — представился он. — Вашему сыну 18 лет?

— Да, восемнадцать. Что-нибудь...

— Он родился четырнадцатого сентября?

— Да. А что?..

— Он погиб, — сказал Паркер.

Потом разъяснил ей, где находится труп, и спросил, могла бы она с ним встретиться, чтобы произвести опознание.

Положил трубку и объявил остальным детективам, что отправляется обедать.

— Смотри, как хорошо справился с этим делом, — похвалил его Карелла.

— Польщен, — улыбнулся Паркер и вышел из комнаты.

— Однажды по Тихому океану, вдали от всех берегов, плыл корабль, — начал Мейер. — Это было во Вторую мировую войну. Громкоговоритель захрипел и голосом старшего боцмана объявил: «Все на ют! Все на ют!»

— Я, кажется, уже слышал эту историю, — сообщил Клинг.

— Про матроса Шаворски? — спросил Мейер.

— Нет.

— Когда все матросы собрались на юте, боцман говорит им: «Вольно. Мы только что получили радиограмму из Штатов. Матрос О'Нейл, ваша мать умерла». Это дошло до капитана. Он вызывает боцмана в свою каюту и делает ему внушение: «Не годится вот так вываливать печальные новости. Ребята оторваны от дома, так что в подобных ситуациях будьте с ними поделикатнее». Боцман откозырял и говорит:

«Есть, сэр. Прошу прощения, сэр. В следующий раз, если случится такое, сэр, обещаю быть тактичнее».

— Ты уверен, что я это не слышал? — спросил Клинг.

— Почем я знаю, что ты слышал, а что не слышал? Через пару месяцев голос боцмана снова объявляет по громкоговорителю: «Все на ют! Все на ют!» Матросы собрались на юте, и боцман говорит им: «Мы только что получили радиограмму из Штатов. Все, чьи матери живы, шаг вперед. Матрос Шаворски, не торопитесь».

Карелла покатился со смеху.

— Ничего не понял, — захлопал глазами Клинг.

— Наверное, потому, что ты уже слышал это, — съязвил Мейер.

— Нет, я не помню, что когда-нибудь слышал этот анекдот, я просто не понял его смысл.

— Он пришел мне на ум, когда я послушал, как Паркер разговаривал с матерью погибшего парнишки, — сообщил ему Мейер.

— Погибшего парнишку звали Шаворски?

— Отстань, — попросил его Мейер.

— А мне показалось, что у него латиноамериканская фамилия.

— Отстань, — повторил Мейер и подбежал к зазвонившему на его столе телефону.

— Шаворски — совершенно не звучит по-испански или по-итальянски, — сказал Клинг и подмигнул Карелле.

— Да ну тебя! Кончай! — отмахнулся от него Мейер и поднял телефонную трубку. — Восемьдесят седьмой участок, Детектив Мейер, — представился он. Выслушал, кивнул головой и сказал: — Подождите секундочку, пожалуйста. Стив, тебя. Четвертую.

Карелла нажал на четвертую кнопку, вмонтированную в параллельный телефон, который стоял на его столе, и взял трубку.

— Детектив Карелла, — сказал он.

— Доброе утро, — послышался приятный голос. — Или уже день?

— Половина первого, сэр, — уточнил Карелла, взглянув на стенные часы. — Чем могу служить?