Операция «Санта-Клаус»

— Министерство путей сообщения. Московский вокзал,— прочитал майор надпись на жетоне.

— Это я нашел под диваном в квартире Добычина,— сказал Ларин.

Соловец и Дукалис не сразу поняли ход мысли своего коллеги.

— Ну и что дальше? — спросил Дукалис.

Ларин отхлебнул сок из стакана.

— Ты Ильфа и Петрова в детстве читал?

— В детстве нет. А в юности читал,— ответил Дукалис.

— Что именно?

— «Двенадцать стульев».

— А еще?

— Еще... «Золотой теленок».

Соловец соображал быстрее своего тучного коллеги.

—  То есть ты думаешь,— обратился он к Ларину,— что этот Добычин, как Корейко, свое добро на вокзале в камере хранения держит?

— Правильно,— кивнул Ларин.

За столом наступила пауза.

— Какие там условия хранения? — спросил Дукалис.

—  Каждые сутки камеру нужно перезаряжать,— ответил Ларин.— Я вот что думаю. Надо установить там наблюдение. Если ценности на вокзале, то в течении суток Добычин появится.

— Этого недостаточно,— добавил, соглашаясь, Соловец.— Надо установить наблюдение и за театром.

— А что скажем Мухомору? — спросил Дукалис.

— Пока ничего,— ответил Соловец.— Если спросит, то скажем, что проводим оперативные мероприятия.

Дукалис разлил остатки водки по рюмкам. Милиционеры молча чокнулись, выпили и доели остатки мясного салата.

25

На следующий день оперативники приступили к осуществлению задуманной ими операции. Милицейские «Жигули» подъехали к театру «На Неве» и встали недалеко от служебного входа. В машине сидели Соловец и Волков.

На Московском вокзале в зале с автоматическими камерами хранения была установлена видеокамера Ларин и Дукалис находились возле монитора в одном из служебных помещений. По рации оперативники поддерживали связь между собой.

Когда гардеробщик зашел в театр, Соловец включил рацию.

— Андрей, прием,— сказал он.

— Слушаю,— отозвался Ларин.

— Он в театре.

— Понял. Ждем сигнала.

В театре «На Неве» в тот вечер давали пьесу Островского «Волки и овцы». Это был самый посещаемый спектакль сезона в театре. Пьесу поставил Ветрянский, он был отнюдь не юноша, но среди прочих «молодых» режиссеров, чей средний возраст близок к пятидесяти, он казался мальчиком. От других режиссеров его отличала длина волос и длина спектаклей. Ветрянский носил огромную черно-седую шевелюру, а произведения его были такими длинными, что редкий зритель досиживал их до конца. Средний спектакль режиссера длился четыре — четыре с половиной часа. За это время зритель успевал и уснуть, и проснуться, и несколько раз посетить театральный буфет. У Ветрянского были поклонники и ученики, пытавшиеся отращивать волосы на манер учителя. Критики любили режиссера. В его спектаклях, которые никто не видел от начала до конца, можно было отыскать все: и мировую скорбь, и философский взгляд на жизнь. Но особенной любовью Ветрянский пользовался у девушек — журналисток, берущих интервью у театральных деятелей для телевидения или прессы. На экране или на фотографии в газете режиссер выглядел полудемоном и полупророком.

Итак, в тот вечер театр «На Неве» давал спектакль Ветрянского. Оперативники, следящие за входом в храм искусства, еще не знали, сколько часов ожидания конца пьесы у них впереди. Волков достал из сумки термос и пакет с бутербродами.

— Будешь, Георгич? — спросил он майора.

— Давай,— ответил тот.

Ларин и Дукалис тоже томились долгим ожиданием в служебном помещении Московского вокзала. Время от времени они поглядывали на часы. Приближался расчетный час в зале камер хранения. Ларин включил рацию.

— Але,— сказал он,— ну что там у вас?

— Глухо,— ответил Соловец.— Спектакль еще не закончился.

— До утра они его, что ли, играть собираются!

—  У них, как у нас, ненормированный рабочий день,— вяло пошутил Соловец.

Ларин вздохнул. Сидящий рядом Дукалис жевал сосиску в тесте из привокзального буфета. Ларин вновь посмотрел на часы и устало перевел взгляд на монитор. Вдруг его словно ударило током. Вдоль рядов автоматических камер хранения шел артист Олег Николаев, исполнитель ролей Дориана Грея и Деда Мороза, которого из-за кулис Ларин видел во время первого визита в театр «На Неве».

— Толя, внимание,— обратился Ларин к Дукалису.

Тот чуть не подавился от неожиданности.

— В чем дело? — спросил он.

Ларин показал на артиста в мониторе.

— Видишь его?

— Вижу.

— Ждем, когда берет вещи, и хватаем.

— Понял.

Оперативники вышли в зал и, когда Николаев забрал сумку из камеры хранения, подошли к нему с двух сторон. Артист был хрупкого телосложения с женственными ладонями и чертами лица. Увидев возле себя оперативников он беспокойно оглянулся по сторонам.

— Добрый вечер,— сказал Ларин.

— Здравствуйте,— робко ответил Николаев.

Милиционер достал удостоверение.

— Капитан Ларин, Уголовный розыск,— представился офицер.

— Старший лейтенант Дукалис,— сказал его коллега.

Артист облегченно вздохнул.

— Олег Николаев, чем могу служить?

—  Можем мы взглянуть на содержимое вашей сумки? — спросил Ларин.

Николаев пожал плечами.

— Видите ли,— сказал он,— я не знаю, удобно ли это. Дело в том, что сумка не моя.

— Другого ответа мы и не ждали,— отреагировал Дукалис.

— Чья же это сумка? — спросил Ларин.

— Нашего гардеробщика дяди Коли.

Оперативники переглянулись.

— А почему он сам ее не забрал?

— У нас сегодня очень длинный спектакль. Но я занят только в первом отделении.

Разговаривая с оперативниками Николаев внимательно разглядел их.

— Я живу прямо напротив вокзала,— сказал артист.— Мы договорились, что дядя Коля зайдет ко мне после спектакля и заберет сумку. Я согласился, ведь он столько раз меня выручал. Дядя Коля святой человек.

— В этом мы уже убедились,— произнес Дукалис.

— Думаю, вам придется вместе с нами подождать дядю Колю,— сказал Ларин.

— Где?

— У вас.

— Но я живу в коммунальной квартире.

—  Тем лучше. Не нужно будет далеко ходить за понятыми.

Поняв, что спорить бесполезно, Николаев повел новых знакомых к себе домой. Ларин связался по рации с Соловцом.

— Але, Георгич,— сказал он.

— Слушаю, Андрей,— отозвался майор.

— Когда появится Добычин, поезжайте за ним. Скорее всего он направится в сторону Московского вокзала. Когда зайдет в дом, оставайтесь внизу.

— Что удалось выяснить?

— Потом объясню.

— Хорошо. До связи.

Ларин, Дукалис и Николаев перешли Литовский проспект и вошли в большое здание с облупленными стенами. Поднявшись на второй этаж они оказались в огромной коммунальной квартире. Комната Николаева находилась недалеко от входной двери. Зайдя в нее, оперативники расположились на стульях возле стола, а Николаева попросили присесть на диван. До прихода Добычина у них было достаточно времени, чтобы рассмотреть содержимое сумки из камеры хранения. Как и ожидалось, в ней оказались ценности, награбленные Добычиным — дядей Колей — Дедом Морозом тридцать первого декабря.

Вскоре последовал сигнал на рацию от Соловца.

— Слушаю,— сказал Ларин.

— Он вышел из театра. Следуем за ним,— сообщил Соловец.

Театр «На Неве» находился минутах в пятнадцати ходьбы от Московского вокзала. Когда раздались три коротких звонка в дверь, Ларин велел Николаеву впустить Добычина в комнату. Дукалис на всякий случай снял пистолет с предохранителя. Раздались шаги в коридоре. Дверь в комнату отворилась, и на пороге возник дядя Коля.

— Добрый вечер, Николай Палыч,— сказал Ларин.

Добычин мгновенно оценил ситуацию.

— Вы оказались проворнее, чем я думал,— усмехнулся он.

— Мы тоже сначала вас недооценили,— ответил оперативник.

Гардеробщик вошел в комнату и тяжело опустился на стул. Ларин по рации сообщил Соловцу, что можно подниматься наверх.

Через пять минут в комнате находились все оперативники, Добычин, Николаев и двое понятых из соседей. Дядя Коля сидел посреди комнаты, закинув ногу на ногу и, казалось, был безразличен ко всему, что происходит вокруг.