Банда 3

— А кто участвовал? — спросил Пафнутьев. — Ты да я! И все!

— И двое оперативников, — подсказал Худо-лей негромко, но настойчиво. — И двое понятых, которые протокол подписывали... Оперативники приехали на машине, там был водитель...

— И нас с тобой Андрей привез...

— Вот-вот, — произнес Худолей, продолжая в упор смотреть на Пафнутьева. — Уже с десяток набирается...

— Пропала вся упаковка? — уточнил Пафнутьев.

— Да, с коробкой вместе.

— Двенадцать патронов?

— Было двенадцать, — поправил Худолей. — Но два мы использовали, испытали, так сказать, изделие... В коробке осталось десять. Вот они и пропали. Теперь будем ждать взрывов. Эти взрывы не спутаешь с другими.

— Так... Наверняка узнаешь?

— Да, Паша. Там очень своеобразная взрывчатка... Есть и еще признаки. Не ошибусь, не боись.

— Сегодня заметил?

— Только что.

— А когда их могли взять?

— Если честно — в течение последней недели. Я видел их, когда готовил заключение. Еще раз сходил посмотреть. Это было пять дней назад. Все они были на месте. В тот день Неклясов приходил, помнишь?

— Ну что, будем менять замок?

— А чего его менять? — Худолей передернул плечами и грустно уставился в окно. Но, помолчав, снова в упор посмотрел на Пафнутьева. — Помнишь историю с банком «Глобус»? Они замки поставили, каких свет не видел. Половину окон кирпичом заложили. Решетки из нержавейки на окнах поставили. Окна в подвал бетоном залили. У каждой двери по два автоматчика поставили... Броневик пригнали из Германии. Все двери заменили на стальные. И сигнализацию установили такую, что милиция дважды приезжала — мышь где-то пискнула... А чем кончилось? Бухгалтер взял все деньги и был таков. И до сих пор. Купил где-нибудь в Бразилии ресторан, балдеет на карнавалах, любуется, как черные красотки задами трясут...

— Ты хочешь сказать, — медленно проговорил Пафнутьев, — что у нас завелся внутренний враг?

— Да, Паша, — вздохнул Худолей. — Да. Или же у этого человека свои ключи, или же он воспользовался твоими.., моими. Заменишь замок, он опять использует твои же ключи, если ему что-нибудь приглянется. Думай, Паша, думай, — Худолей поднялся.

— Пиши объяснительную.

— Зачем?

— Будем оправдываться. Нам же отвечать за эти патроны. Они во всех протоколах упомянуты. Мы не можем сделать вид, что их не было.

— Списать их надо, — подсказал Худолей. — Мы с тобой взорвали два? Взорвали. Напишем, что взорвали все двенадцать. Нарушим закон, сейчас все так делают.

— Нарушать можно... Но не так же часто!

— Думай, Паша, думай, — повторил Худолей и неслышно выскользнул из кабинета, осторожно притворив за собой дверь.

Был уже вечер, синие зимние сумерки опустились на город. Вспыхнули фонари, на машинах зажглись подфарники, и сразу улицы стали наряднее и строже. Пафнутьев стоял у окна и смотрел вниз. Еще один день, суматошный и бестолковый, заканчивался, вот-вот должен был подъехать Андрей и отвезти его домой. Отношения с Андреем в последнее время почему-то сделались сдержаннее, разговоры получались обостреннее, причем без всяких на то видимых причин. Большого значения этому Пафнутьев не придавал, и без того хватало хлопот, а когда вспоминал, что надо бы поговорить с парнем, всегда получалось так, что было не до того. Так и тянулось. Постепенно он стал привыкать к новым отношениям, они сделались как бы даже нормальными, вроде иначе и быть не могло.

Пафнутьев увидел, как черная блестящая машина бесшумно вплыла во двор прокуратуры — приехал Андрей. В этот момент прозвенел телефонный звонок, который опять бросил его в кучу событий, опять нарушил течение времени, плавное и размеренное.

Звонил Шаланда.

— Паша? — спросил он. И лишь по одному этому словцу Пафнутьев понял — что-то случилось. Голос у майора был сипловат от волнения, в трубке слышалось его возбужденное дыхание, будто Шаланда бежал к телефону. — Опять беспокою тебя.

— И опять некстати, — проворчал Пафнутьев, уже настроившийся на неторопливый вечерний лад.

— Терпи, Паша, терпи! — Шаланда, казалось, был счастлив, что ему удалось подпортить Пафнутьеву вечерние планы.

— Ладно, не тяни... Что там у тебя?

— Взрыв.

— Где? — спокойно спросил Пафнутьев, он напрягся, насторожился, потому что взрывов, неожиданных и непредсказуемых, он ждал каждый день после того, как обнаружилась пропажа в хранилище прокуратуры.

— В банке.

— Фердолевский? — спросил Пафнутьев.

— Откуда знаешь? — Шаланда был удивлен столь точным попаданием.

— Ждал, — сказал Пафнутьев.

— Давно?

— Уже неделю... Откуда звонишь?

— С места происшествия.

— Сейчас подъеду. — И Пафнутьев положил трубку.

Худолей оказался на месте, тоже не успел еще уйти. Сидел в фотолаборатории и с какой-то обреченностью перебирал снимки.

— Знаешь, Паша, о чем я думаю, — сказал он, увидев в дверях Пафнутьева. — Я думаю о том, что жизнь наша, в конце концов, сводится к одним лишь воспоминаниям... И живем мы, и совершаем что-то, общаемся и любим лишь для того, чтобы потом было что вспомнить. Тебе не кажется? — Худолей поднял на Пафнутьева затуманенный взор и печально улыбнулся.

— А знаешь о чем я думаю? Я думаю о том, что прогремит следующий взрыв.

— А первый уже?

— Полчаса назад.

— У Фердолевского? — и Худолей угадал с первой попытки.

— Почему ты так решил?

— Если был обстрелян Неклясов, то следующее происшествие должно случиться с Фердолевским. Это как раскачивание маятника.

— Шаланда уже там, Андрей только что подъехал... Одевайся, он нас подбросит. Ты обещал, что можешь узнать наши взрывы... Давай.., узнавай.

— Быстро он в дело пустил эту штуковину. Если это он...

— Кто он?

— Злоумышленник.

— Жду в машине, — сказал Пафнутьев и вышел из лаборатории.

Андрей поставил машину на привычном месте, и Пафнутьев сразу нашел его на просторном дворе прокуратуры. Когда подходил, Андрей предупредительно открыл дверцу, что последнее время случалось нечасто.

— Домой?

— Худолея подождем...

— Его тоже домой отвезти?

— Нет, Андрюша, нет, — Пафнутьеву не понравилось, что парень уже дважды произнес слово «домой». — Куда-то торопишься?

— Да нет... Куда мне торопиться...

— На место происшествия поедем. В банк Фердолевского.

— А что там?

— Взрыв.

— Надо же, — обронил Андрей. — Есть жертвы?

— Приедем — увидим.

— Давно?

— Не знаю... Думаю, где-нибудь в пределах часа. Шаланда только что позвонил, он уже там... А вот и Худолей. У него есть какие-то соображения по поводу этого взрыва, — произнес Пафнутьев слова, которые оказались совершенно неожиданными и для него самого. Не думал он об этом, не собирался сообщать кому бы то ни было подробности, слова выскочили как бы сами по себе. Андрея они чем-то зацепили. Пафнутьев почувствовал, что тот не остался равнодушным. Чуть сдвинулась рука на руле, Андрей передернул плечами, искоса взглянул на Пафнутьева.

— Прошу прощения, — сказал Худолей, усаживаясь на заднее сиденье.

— Павел Николаевич говорит, что у вас есть какие-то соображения об этом взрыве? — спросил Андрей, и опять Пафнутьеву не понравился его вопрос. Он не должен был выдавать Худолею тему их беседы, тем более с подробностями, которые касались дела.

— Соображения? — удивился Худолей. — У меня? Что-то вы с Павлом Николаевичем путаете. В своем время у меня были соображения, и я частенько соображал... Но теперь все кончились.

Какой ни бестолковый человек был Худолей, но во всем, что касалось работы, неизменно соблюдал чрезвычайную осторожность, и вызвать его на разговор, на откровенность, обсудить с ним подробности... Это не всегда удавалось даже Пафнутьеву. Андрей явно взял на себя непосильную задачу.

Банк Фердолевского на первом этаже блочного дома был виден издали. Вертелась в сумерках милицейская мигалка, светились фары еще нескольких машин. Пафнутьев отметил светлый корпус машины «скорой помощи». Толпились и люди, но немного, а если кто и задерживался, то ненадолго, тут же уходил по своим делам. И тому были свои причины. Во-первых, и взрывы в городе гремели не так уж редко, да и к банкирам мало кто испытывал сочувствие в подобных случаях. Многие ощущали даже удовлетворение, будто свершился наконец акт возмездия, восторжествовала справедливость и теперь жизнь пойдет куда лучше. За два-три года надсадного капитализма о банкирах сложилось устойчивое мнение как о мошенниках, обманщиках, проходимцах. Теперь уже нескоро удастся им избавиться от этого клейма, если вообще когда-нибудь удастся. Слишком много пострадавших они оставляли на своем пути в счастливое завтра — обманутых, обобранных, ограбленных.