Похищение казачка

Снова пиаракция против Серебряникова. И подписано было опять «Л. Сестричка». Что ж, неплохо бы узнать, кто этот самый Серебряников. Турецкий полистал газету в поисках этой фамилии и засмеялся. Иван Александрович Серебряников оказался действующим мэром, собирающимся переизбираться на следующий срок. Выборы были на носу. Занятно, занятно… Написано издевательски, не в лоб, но сарказм чувствуется в каждой строке, и в сочетании с какими-то более грубыми «наездами» работать может здорово. Кто же это делает? И кто конкуренты этого самого Серебряникова? Надо бы разобраться в местном политическом раскладе.

Лазутчик Венька вернулся семь минут спустя. Он сделал все по инструкции и получил за труды пятьсот рублей.

В подъезде Веснина было так. Венька делал вид, что распихивает газеты по ящикам, потом поднялся на второй этаж, на котором жил Веснин, постучал к нему — естественно, безрезультатно, потом позвонил в квартиру напротив. Там жила супружеская чета пенсионеров. Венька сказал, что их соседу пришло заказное письмо, но никто не открывает, и грамотно выдержал паузу. Пенсионеры подтвердили, что у Весниных никого нет, и по очень простой причине. Сперва Олег Николаевич уехал в командировку, а потом и его семью куда-то увезли отдыхать.

А когда?

А три дня назад.

Любопытная пенсионерка предложила расписаться за Веснина и забрать для него письмо, но бдительный почтовый служащий твердо заявил, что личная корреспонденция на то и личная, чтобы поступала лично в руки. Тогда еще более бдительный пенсионер засомневался, что такое ответственное и даже, можно сказать, государственное дело, как развоз личной корреспонденции, поручают несовершеннолетним, но диалог уже прервался — по той банальной причине, что кроссовки почтальона уже стучали вниз по лестнице.

В общем, Веснина дома не было уже пятеро суток, его семьи — четверо.

— Вот что, Венька, — сказал ему Турецкий, отдавая деньги, — напиши-ка мне свой телефон. Может, еще работа будет.

— Меня друзья Веник зовут, — солидно сказал лазутчик, выписывая цифры на газете.

— А родители не удивятся, что тебе старые дядьки звонят?

— Это мобильный, — солидно пояснил Венька-Веник. — На дом по работе не звонить.

— Понятно, — уважительно кивнул Турецкий. — А скажи, партнер, ты не путаешь, соседи точно сказали слово «увезли»?

— «Семью увезли отдыхать», — повторил партнер цитату.

…Вернувшись в «Московскую», Турецкий принял освежающий душ и снова расположился на балконе, выходящем во внутренний дворик гостиницы. Ему принесли ужин, и Турецкий смаковал его в вечерней прохладе (здесь был явно иной климат по сравнению с остальным городом). Никаких особых изысков — три разных салата, бефстроганов с жареным картофелем и минеральная вода «перье». Выпивать в такую чудесную погоду даже не хотелось.

Итак, Веснин удрал и семью спрятал — через день после убийства своего курьера Смолякова. О чем это говорит? О чем угодно. Вариантов чьей-то тонкой игры против Генпрокуратуры и Меркулова это не отменяет. Задачи поисков самого Веснина — тем более.

Турецкий снова заметил на соседнем балконе женщину. На этот раз он разглядел достаточно, чтобы убедиться — на ней была красная майка именно с надписью «СССР», похоже, такая же, как на мастере Дельте из салона тату. Женщина была молода, не больше двадцати пяти, коротко стриженная блондинка с капризными оранжевыми губами. Заметив взгляд Турецкого, она приветственно помахала ему рукой. Вид у нее был такой, будто в Александре Борисовиче она опознала своего старого знакомого. Учитывая, что совсем недавно Турецкий радикально изменил внешность, это было в высшей степени странно. Да и не помнил он ее. То есть просто не видел никогда! Но ведь жизнь не стоит на месте. Женщины нынче гораздо более раскованны, чем во времена его молодости. Тем более молодые. Тем более хорошенькие.

Следовало, однако, быть бдительным. Если А. Б. Турецкий пускался в романтические авантюры, не задумываясь (на то ведь и авантюры, верно?), то П. П. Долгих — человек несколько иного склада, более пресыщенный, что ли. Да и сноб, скорей всего. Посему Турецкий сдержанно кивнул прекрасной незнакомке и ушел в номер, успев заметить на ее личике гримаску — не то чтобы разочарования, нет, скорее удивления.

Положа руку на печень и другие жизненно важные органы, Александр Борисович испытывал все большее удовольствие от своей новой роли, которую нежданно-негаданно подсунула ему судьба в образе Меркулова. Кто б ему раньше сказал, что он будет вот так транжирить женское внимание… Впрочем, почему же транжирить? Турецкий был уверен, что дама в красной майке еще даст о себе знать.

Через минуту после того, как он вернулся в номер и, растянувшись на кровати, ленивым жестом включил телевизор, зазвонил телефон — не мобильный, а местный, гостиничный. Турецкий недовольно взял трубку (вроде бы все вопросы с персоналом он обговорил, что им еще нужно?).

— Алло?

— Петя, дорогой, — прощебетал женский голосок, — ну наконец-то!

— Кто это? — удивился Турецкий.

— Как «кто это»? Ты шутишь, конечно.

— Э… Представьтесь, пожалуйста.

— Ай-яй-яй, ты же только что меня видел, негодник! А до того — много-много месяцев в Мюнхене, а потом… Не надо делать вид, что ты все забыл!

Турецкий даже поперхнулся. Вот это номер. В Мюнхене?! Что это значит? Розыгрыш? Но чей?! Или это Меркулов подготовил ему легенду лучше, чем можно предположить, и сочиненное прошлое натурально начало оживать? В любом случае молчать — лучше, чем говорить.

В трубке заволновались:

— Неужели ты действительно не узнал меня? Это же я — твоя розочка! И я в майке, которую ты мне подарил!

— Красной? — невольно спросил Турецкий.

— А какой же еще?! Ну ладно, хватит трепаться и терять время! Я ее снимаю и иду к тебе.

— Э… снимать все же необязательно, — пробормотал Турецкий в полном смятении.

— Узнаю-узнаю, скромник мой ненаглядный! Но кажется, ты совсем обо мне забыл! Немедленно открывай шампанское. Я уже принимаю душ и через минуту буду у тебя. Лечу на крыльях страсти!

В трубке раздались короткие гудки.