Не оглядывайся!

– А в чем разница?

Хальвор поднял глаза:

– Когда человек несчастен, он все же надеется на что-то хорошее. А когда он сдался, тогда он печален.

Сейер удивленно выслушал это объяснение.

– Когда я встретил Анни два года назад, она была другой, – вдруг сказал Мунтц. – Шутила и смеялась со всеми. Моя противоположность,- припомнил он.

– А потом она изменилась?

– Она вдруг стала такой большой. И сразу притихла. Больше не играла. Я ждал, может быть, это пройдет. Может быть, она станет снова прежней. Теперь уже нечего ждать.- Он сплел руки и посмотрел на пол, потом сделал над собой усилие и встретился взглядом с Сейером. Глаза Мунтца блестели, как мокрые камни. – Я не знаю, о чем вы думаете. Но я не причинял вреда Анни.

– Мы ничего не знаем. Мы опрашиваем всех знакомых Анни. Она употребляла наркотики или алкоголь?

Скарре потряс ручку – чернила заканчивались.

– Вы что, смеетесь? Это бред.

– А как насчет тебя самого?

– Это не могло бы прийти мне в голову.

Ах ты боже мой, подумал Сейер. Разумный трудолюбивый молодой человек, занятый на постоянной работе. Перспективный и многобещающий.

– Ты знаешь друзей Анни? Анетту Хорген, например?

– Немного. Мы обычно общались вдвоем. Анни не хотела, чтобы мы встречались.

– Почему?

– Не знаю.

– И ты делал так, как она хотела?

– Это было несложно. Я тоже не очень люблю большие сборища.

Сейер понимающе кивнул. Может быть, они на самом деле подходили друг другу.

– Ты не знаешь, вела ли Анни дневник?

Хальвор немного помедлил, остановил импульс в зародыше и покачал головой.

– Вы имеете в виду, такую розовую книжечку в форме сердца, с висячим замочком?

– Необязательно. Он мог выглядеть и по-другому.

– Я не думаю, – пробормотал он.

– Но ты не уверен?

– Совершенно уверен. Она ни разу ни о чем таком не упоминала.

Теперь голос был еле слышен. – У тебя есть кто-то, с кем ты можешь поговорить?

– У меня есть бабушка.

– Ты привязан к ней?

– Она в порядке. Здесь тихо и спокойно.

– У тебя есть синяя ветровка, Хальвор?

– Нет.

– Что ты носишь на улице?

– Джинсовую куртку. Или пуховик, когда холодно.

– Ты позвонишь мне, если тебе что-то не будет давать покоя?

– Почему я должен это делать? – Он удивленно поднял глаза.

– Позволь мне выразиться по-другому: ты позвонишь в отделение, если вспомнишь что-то, что бы это ни было, что, как тебе кажется, поможет выяснить причины, по которым умерла Анни?

– Да.

Сейер огляделся в комнате, чтобы запомнить все. Взгляд его остановился на Мадонне. При более тщательном рассмотрении она выглядела красивее, чем на первый взгляд.

– Это красивая скульптура. Ты купил ее на Юге, да?

– Я получил ее в подарок. От отца Мартина. Я католик, – добавил он.

Эти слова заставили Сейера посмотреть на парнишку внимательнее. Замкнутый по натуре, сейчас он к тому же пребывал в напряжении, как будто охраняя что-то, чего посторонние не должны были видеть. Нужно заставить его раскрыться, как моллюска. Моллюсков для этого кладут в кипящую воду. Эта мысль зачаровала Сейера.

– Так ты католик?

– Да.

– Прости мне мое любопытство – но чем прельстила тебя эта религия?

– Это же очевидно. Отпущение грехов. Прощение.

Сейер кивнул.

– Но ты же такой молодой? – Он поднялся и улыбнулся Хальвору.- Ты вряд ли много нагрешил?

Вопрос секунду висел в воздухе.

– У меня были плохие мысли. Сейер быстро окинул мысленным взором собственную внутреннюю жизнь.

– Все, что ты сказал, мы обязательно проверим. Мы проверяем всех. Мы еще дадим о себе знать.

Он крепко пожал руку Мунтцу. Попытался оставить о себе хорошее впечатление. Сейер и Скарре пошли обратно через кухню, где слабо пахло вареными овощами. В гостиной старушка, заботливо укутанная пледом, сидела в кресле-качалке. Она испуганно посмотрела им в спины. Снаружи стоял мотоцикл, накрытый пластиком. Большой «Сузуки».

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Скарре, когда они ехали вниз по дороге.

– Вероятно. Он ни о чем не спрашивал. Не задал ни одного вопроса. Кто-то убил его девушку, а он даже не выглядел заинтересованным. Но это еще ничего не значит.

– И все равно это странно.

– Может быть, ему только что пришло это в голову, как раз когда мы уехали.

– Или, может быть, он знает, что с ней случилось. Поэтому ему и не пришло это в голову.

– Ветровка, которую мы нашли, была бы велика Хальвору, тебе не кажется?

– У нее были закатаны рукава.

После обеда прошло уже много времени, пора было и отдохнуть. Сейер и Скарре возвращались, оставляя за спиной деревню, погруженную в шок. В Кристале люди перебегали улицу, хлопали двери, звонили телефоны. Люди кидались к коробкам со старыми фотографиями. Имя Анни было у всех на устах. Первые слабые слухи родились при свете свечей, а потом расползлись, как сорняки, между домами. На столах появились стаканчики и бутылки. На улице было объявлено чрезвычайное положение, и некоторые правила разрешалось нарушить.

Раймонд тоже был занят. Он сидел за кухонным столом и наклеивал в альбом картинки, с Томми и тиграми, с Пипом и Сильвестром. Горела люстра под потолком, спал послеобеденным сном отец, радио передавало песни по заявкам. Наши поздравления Гленн Коре, бабушка передает ей привет. Раймонд слушал и водил клеевым карандашом, вдыхая чудесный запах миндальной эссенции. И не замечал мужчину, который напряженно смотрел на него через окно.

Хальвор закрыл дверь на кухню и включил компьютер. Выбрал жесткий диск и задумчиво посмотрел на список файлов. Там были игры, декларация о доходах, бюджеты, список адресов, музыка и другие обычные вещи. Но там было и кое-что еще. Папка, содержание которой было ему неизвестно. Она называлась «Анни». Он продолжал сидеть и смотреть на нее, размышляя. Двумя кликами мышки все папки можно было открыть, и их содержимое появлялось на экране через секунду. Но бывали и исключения. У него самого была папка, названная «Личное». Чтобы открыть ее, надо было набрать пароль, который знал только он. То же самое касалось и Анни. Он научил ее запрещать доступ другим, очень простая процедура. Он не знал, какое слово она выбрала для пароля, и не подозревал, что эта папка содержит. Она настаивала на том, чтобы держать это в тайне, и смеялась, когда видела его разочарование. Он показал ей, что делать, а после ему пришлось выйти из комнаты и сидеть в гостиной, пока она вводила пароль. Забавы ради он кликнул два раза, и через мгновение высветилось сообщение: Access denied. Password required.

Теперь он хотел открыть ее. Это все, что от нее осталось. Что, если там внутри есть что-то о нем, что может представлять для него опасность? Может быть, это своего рода дневник. Это совершенно невозможная задача, подумал он и озадаченно поглядел на клавиатуру: десять цифр, двадцать девять клавиш и целый ряд других знаков, образующих астрономическое число всевозможных комбинаций. Он постарался расслабиться и сразу подумал, что он сам выбрал бы имя. Имя женщины, сожженной на костре, а после возведенной в ранг святых. Оно подходило прекрасно, а Анни ни за что бы не догадалась. Но она, возможно, выбрала дату. Обычно выбирают даты рождения того, кто близок. Он сидел некоторое время и смотрел на папку, скромный серый квадрат с ее именем. Она скрыла ее именно затем, чтобы оставить тайной. Но теперь она мертва, и старые правила больше не действуют. Может быть, там внутри есть что-то, объясняющее, почему она была такой, какой была. Такой чертовски неприступной.

Самые разные мысли вспыхивали и исчезали, как пыль за поворотом. Сейчас он был один, наедине с бесконечным временем, и не было ни единой вещи, которой можно было бы его заполнить. Сидя тут, в полутемной комнате, и глядя на светящийся экран, он чувствовал себя ближе к Анни. Он решил начать с чисел, например, дней рождения и личных номеров. Некоторые он помнил наизусть: день рождения Анни, свой собственный, день рождения бабушки. Другие можно выяснить. Несмотря ни на что, с этого можно начать. Конечно, она могла придумать и слово. Или много слов, может быть, выражение или известную цитату, может быть, имя. Это будет изнурительная работа. Он не знал, выяснит ли это когда-нибудь, но у него хватит времени и терпения. Кроме того, есть и другие способы.