Банда

— Все ему отдала, — прошептала Зоя, прикрыв трубку рукой.

— И письмо? — спросил Пафнутьев тоже шепотом. В этот момент затрещал телефонный динамик и в приемной раздался смазанный голос Колова.

— Зайди ко мне.

Зоя бросила трубку, перемазанную губной помадой, сделала прощальный жест — “Иди, ради Бога! Хватит тебе здесь торчать! Иди, пока отпускают!”. Уже выйдя в коридор, Пафнутьев еще раз придирчиво осмотрел себя — вроде, все в порядке. Пуговицы, которым положено быть застегнутыми — застегнуты, которым позволительно быть расстегнутыми — расстегнуты. Тогда нечего дыбиться, проворчал он про себя и покинул мрачноватое здание Управления внутренних дел. На улице его встретило серое от зноя небо, слепящий свет, размякший асфальт. Сунув руки в карманы, Пафнутьев бесстрашно шагнул на залитый солнцем тротуар.

— Падай, падаль! Падай, ты убит! — закричал Андрей, не сдерживая восторга, когда увидел, что Пахомов, в которого он целился с пяти метров, рухнул на высохшую траву газона. На ходу сунув обрез за пазуху, он ухватился за ручку и крикнул на ухо Махначу: “Гони! Теперь твоя очередь!"

Но Махнач, то ли от излишней поспешности, а скорее с перепугу, не рассчитал скорости и на повороте их вынесло на высокий забор из неструганых досок. В последний момент Андрей успел оттолкнуться, мотоцикл выровнялся и, проскочив лужу, они выбрались на плотную песчаную дорожку. Им повезло, — переулок был пуст, не встретилось ни одного человека, да и за заборами, насколько успел заметить Андрей, тоже не мелькали любопытные лица. Свернув в конце переулка влево, оба с облегчением перевели дух. Все шло как и намечалось — посредине проезда стояла грузовая машина с крытым верхом, а из кузова свисала на дорогу толстая доска. Чуть притормозив, Махнач въехал по доске в кузов и резко нажал на тормоз. Машина стояла с заведенным мотором, и водитель так рванул с места, что они еле устояли на ногах. Доску пришлось втаскивать уже на ходу.

Прошло не больше минуты, и грузовик влился в общий поток транспорта и ехал, никого не обгоняя, соблюдая правила движения, притворяясь машиной добропорядочной и трудолюбивой. Ни у кого не вызывал ни малейшего подозрения фургон, на котором можно перевезти мебель, мешки с картошкой, бочки, а то и несколько сот кирпичей. Еще до того, как примчалась “скорая”, к месту происшествия, грузовик был уже далеко и продолжал неумолимо удаляться от опасного места.

— Ну, Вовчик! Славно мы сработали! — восторженно проговорил Андрей. Он все никак не мог успокоиться, был возбужден и ему не терпелось выплеснуть свою радость. — Ты видел, как он рухнул, нет, скажи, ты видел? — Сняв шлем, Андрей стоял с всклокоченными волосами и лицо его заливала счастливая улыбка.

— Видел, — кивнул Махнач — коротко остриженный парень с впалыми щеками и редковатыми зубами. — Все видел, — ответил он, слегка не в тон. Что-то мешало ему отдаться радости успеха.

В машине находились еще двое — тощий, сутулый, с волосами до плеч, и коротковатый толстяк. Они придерживали лежащий мотоцикл, чтобы не бился он о металлический пол грузовика. Эти в разговор не вмешивались, молчали.

— А мы, главное, едем, смотрим — нет мужика! — продолжал рассказывать Андрей. — Неужели, думаю, на третий круг пойдем, а это уже ни к чему, уже и заприметить нас могли, верно говорю?

— Верно, — кивнул Подгайцев — парень с длинными спутанными волосами до плеч. Был он старше других, сутуловатый, с тощими руками. Что-то заставляло остальных заискивать перед ним искать поддержки собственным словам, поступкам.

— Когда смотрю — идет! — в глазах Андрея сиял откровенный восторг от пережитого приключения. — Причем, так все удачно получилось, дальше некуда. Я заметил его метров за пятьдесят — было время и подготовиться и прицелиться. Ну, думаю, все — сейчас стрельну из двух стволов и сматываемся. И Вовчик его заметил, хотел мне подсказать, но я его успокоил, да, Вовчик? Говорю, вижу! Сам вижу! Мы подъехали почти вплотную, Вовчик, скажи! Когда я выстрелил, до него не было и пяти метров!

— Да, что-то около этого, — вяло подтвердил Махнач. Видно было, что радость Андрея его смущает, он старался как-то погасить ее собственной сдержанностью. Проведя рукой по взмокшим волосам, Махнач приник к щели в кузове, пытаясь определить, где находится грузовик.

— Представляю, как там менты носятся! — воскликнул Андрей, обернувшись к остальным и только сейчас обратил внимание, что с ним никто не говорит, ни о чем не спрашивает, радости его никто не разделяет.

— Какие-то вы, ребята, смурные, — озадаченно проговорил Андрей.

— Повеселимся потом, Андрюша, ладно? — сказал Подгайцев, остро глянув на него снизу. — Приедем, отдохнем, тогда и повеселимся.

— Как скажешь, Михей, как скажешь, — Андрей сделал последнюю попытку и тоже смолк. Сев на пол рядом с Махначом, он придерживал попрыгивающий на ухабах мотоцикл, поглядывая на ребят и никак не мог понять их настроения.

— Приехали, — подал голос молчаливый до сих пор Феликсов, невысокий, толстоватый, если не сказать жирный. Его так и звали в своем кругу — Жирный. Мягкий, безвольный живот нависал над затертым ремнем, штанишки были ему тесноваты, а щечки, как говорят, почти на плечах лежали. В духоте закрытого кузова он потел, под мышками растеклись мокрые пятна, ручьи пота стекали по шее на спину. Время от времени Феликсов смахивал пот, оставляя на лбу грязные разводы. — Все, уже можно не трястись, — продолжал Феликсов, приникнув к щели в кузове. — Я уже ворота вижу.

— Да в общем-то никто и не трясется, — как бы про себя сказал Мохнач. — Правда, некоторые усиленно потеют... Но это не от страха, это от здоровья, — все рассмеялись и атмосфера в кузове немного разрядилась. И дорога к концу подошла, и шутка кстати оказалась, тем более, что над Феликсовым все смеялись охотно, зная, что это ничем не грозит. Он безропотно терпел насмешки, даже если они переходили в откровенную издевку.

Грузовик тем временем замедлил ход и судорожно, рывками проехал в арку, сваренную из толстой арматурной проволоки. Когда-то здесь был гараж — несколько крытых отсеков для машин, эстакада из железных балок, двор, залитый бензином и маслами, небольшая конторка на пять-шесть комнат, где и располагалось правление кооператива “Автолюбитель”. Здесь же размещался склад запасных частей, сторожка, бухгалтерия и кабинет для руководства — с пыльным телефоном, затертым диваном и небольшим фанерным столиком.

Посреди двора, на самом солнцепеке, стояли несколько машин, предназначенные, судя по их виду, для ремонта — помятый в столкновении “жигуленок”, “москвич” без колес, “запорожец” без мотора. Над раскаленным металлом дрожал воздух, воняло смазкой, резиной.

Грузовик вкатился во двор, царапнув бортом по проволочным воротам, дернулся, остановился. Водитель, тощий парень в обвисших штанах, выскочил первым и бросился к воротам. Сведя вместе обе половины, он протянул цепь, накинул замок.

— Приехали, — выдохнул водитель. — Вылезай, кто жив.... Да поживее, а то какие-то вы все приморенные.

— Сам бы проехал в этой железке при такой жаре, — проворчал Феликсов, спрыгивая на землю.

— А тебя никто не заставлял туда забираться.

— Заткнись, — беззлобно ответил Феликсов и поковылял в тень.

— Ты куда? — взъярился Подгайцев. — Назад! — Машину на эстакаду и вымыть так, чтоб ни пылинки с того перекрестка не осталось.

— Ты, Михей, не суетись, — остановил его водитель. — С машиной я разберусь.

— Андрей! — не унимался Подгайцев. — Мотоцикл выкатить из кузова и из шланга, понял?

— Что-то ты расшумелся, — с недоумением проговорил Андрей. — Дело сделали, вернулись без потерь, хвоста тоже не видать... Михей! Дай дух перевести!

Подгайцев подошел к Андрею, приблизил к нему лицо с узко поставленными глазами и прошептал сквозь зубы:

— Потом будем дух переводить, понял? Если этот дух останется в тебе к тому времени.

— А может и не остаться?

— Остановись, — Махнач взял Андрея под локоть и оттащил в сторону. — Не видишь, наш Михей вот-вот в штаны наложит, верно, Михей?