Лонтано

145

Арно Луаян родился 18 апреля тысяча 1960 года в Монсе, в Бельгии. Его мать Леони Штуцман, на тот момент двадцати шести лет, занимавшаяся от случая к случаю проституцией на французской границе в районе Мобежа, бросила ребенка, чтобы вернуться к своим делам. Его отец Жерар Луаян, двадцати восьми лет, парикмахер, сутенер и управляющий баром около Турне, решил попытать счастья в Заире. Замысел был такой: открыть заведение со стриптизом в городе колонистов, где не так много развлечений. Специфика заведения: белые девочки. Луаян прибыл в Лонтано в 1965-м. Через полгода после приезда он подхватил малярию и умер. Арно остался один, в окружении больных танцовщиц, снедаемых лихорадкой и измученных жарой. Он видел, как одна за другой они умирали или уезжали, сам же ходил в школу для черных. В семь лет над ним надругались подобравшие его фламандские миссионеры. За давностью лет прямых доказательств не было, но Эрван, который неделями копался в прошлом своего несчастного помощника, добыл многочисленные свидетельства. В тот период Арно был рахитичным, анемичным, больным ребенком. Он плохо говорил по-французски, кое-как лопотал по-фламандски, мог объясниться на лингала.

В 1968-м его следы потерялись. Наверняка он жил среди шахтеров и рабочих горнопромышленных компаний, среди земледельцев – в мире черных. Там и приметил его Фарабо: он взялся кормить мальчика, заботиться о нем, дал ему крышу над головой, выучил. Эрван не стал подробно останавливаться на этом моменте, он уже говорил с самыми надежными свидетелями: Феликсом Краусом и сестрой Марселлой. Особый интерес вызывало то, что произошло после убийств и ареста Человека-гвоздя.

1971 год. Месяцы перевоспитания, разговоров и доброжелательности. Марселле удается вытянуть из мальчика его историю, которую она тут же решает похоронить. Грегуар Морван, со своей стороны, изворачивается, чтобы отослать ребенка в Бельгию без всякой огласки.

Возвращение на исходную позицию. Арно поступает в заведение Малапанс, недалеко от Онеля, в провинции Эно. Год спустя в приюте случается пожар. Восемь детей погибают, трое выживают, один из них Филипп Криеслер. На самом деле – Арно Луаян. Разумеется, Эрван решил, что пожар был делом рук Ноно. Он съездил в Онель. Прочел газеты, встретился с еще живыми священниками. Ни тени намека на действия злоумышленника. Ему пришлось признать, что удача может улыбнуться и дьяволу.

После нескольких недель в больнице Филиппа приняли в интернат Нотр-Дам-де-Сион, франкоязычное заведение во фламандском регионе, недалеко от города Оверейсе. Вероятно, там он снова подвергся сексуальному насилию. Его спасла тогдашняя языковая война. После разделения университета Лувена на две части фанатики фламандской самости добились закрытия интерната – Walen buiten! Учеников распределили по другим приютам: Филипп пересек границу и оказался в новом заведении в Сент-Омере, во Франции. Больше никто его не задирал: в тринадцать лет подросток превратился в крепкого парня ростом под метр восемьдесят.

1980 год. Криеслер получает диплом с оценкой «хорошо». После африканского кошмара и долгих католико-извращенческих лет он находит свой путь: университет, стипендия, французский паспорт. Пишет диссертацию по литературе и философии в университете Амьена. Увлекается музыкой, хоть и остается самоучкой. Сначала гитарой, потом лютней. Много раз посещает с гуманитарными миссиями Африку, возвращаясь в места своего детства. Насколько можно судить, именно там он получил основы медицинского образования.

Эрван съездил на север, потом в Амьен. Он перерыл архивы, встретился с преподавателями, учениками, руководителями кампуса. В словесном портрете все оказались единодушны: мечтательный, симпатичный, обожал музыку барокко и старинные инструменты. Но всплыли и странные факты. В Сент-Омере были искалечены лошади, убита собака, и осколки зеркала воткнуты ей в глаза. В окрестностях Амьенского университета были задушены бараны, а их бока утыканы гвоздями. Виновного не нашли. Не было установлено никакой связи с учеником Криеслером, блестящим, нелюдимым и спокойным. Он выдал себя только один раз. Достигнув совершеннолетия, он бывал в компании молодых художников – живописцев, скульпторов, режиссеров видеофильмов… Во время одного из перформансов с кровью и внутренностями он слетел с катушек и попытался убить женщину, которая участвовала обнаженной в постановке. Придя в себя, он объяснил, что принял новый наркотик с сомнительными эффектами. Больше его на артистические сборища не звали.

На протяжении всех этих лет за ним не числилось ни одной сексуальной или эмоциональной связи. Подозревали, что он гомосексуалист, который сам об этом не знает. Приветливый, улыбчивый, он ни к кому не привязывался и не искал никаких отношений. Только ансамбль любителей музыки барокко мог похвастаться тем, что в точно назначенный час он приходил на репетиции.

В 1987-м он получает две ученые степени, а потом записывается в школу офицеров полиции. В девяностых делает карьеру спокойного, достойного полицейского, пока в 2001-м его не переводят в управление. По иронии судьбы Криеслер поступает в уголовный розыск до Эрвана, когда тот еще работает в бригаде оперативного вмешательства. Конечно, он уже наблюдает за будущим шефом: всего несколько дверей отделяют одну бригаду от другой.

Эрвану пришла в голову мысль показать фотографии Крипо медсестрам и прочим надзирателям тех мест, где содержался Тьерри Фарабо, то есть сначала в Бельгии, потом во Франции. Многие из них опознали Криеслера. Ученик не переставал кружить вокруг ментора. Кроме этого присутствия и кое-каких огрехов молодости, Эрван не нашел никаких улик, указывающих на истинную сущность Криеслера. Хороший полицейский, страстный лютнист, неконфликтный коллега – ребенку-нганга удалось осуществить главную задачу серийных убийц: раствориться в людской массе.

Зато его квартира – студия на улице де Баньоле, купленная десять лет назад, за которую он еще выплачивал кредит, – сыграла роль чистосердечного признания. Пространство, выкрашенное в черный цвет, в духе Редлиха. Громоздясь по углам, комнату заполняли скульптуры, испещренные гвоздями, стеклами, железками, – собственноручные изделия самого полицейского – и разнородные предметы, «заряженные» магической энергией. Наличествовал также исчерпывающий обзор прессы, описывающей подвиги Человека-гвоздя: его слава и гордость… Другое косвенное признание: его собственное тело. Вскрытие Крипо выявило наличие пятидесяти иголок – швейных, медицинских, акупунктурных, – загнанных под кожу, причем некоторые так глубоко и так давно, что судебный медик отказался их извлекать.

Эрван и его команда не смогли отыскать место, где Крипо разделал Анн Симони. Как не смогли найти ни его орудия пыток, ни какой-либо связи с убитыми. Когда и как он раздобыл ногти и волосы жертв? И никаких следов изъятых органов. Комната ужасов должна где-то существовать, но где? Полицейские не вычислили и ETRACO, использованный убийцей, – как выяснилось, у Крипо имелись все необходимые права на вождение судна.

Единственная уличающая ДНК отыскалась в опечатанных скульптурах Фарабо, хранившихся в конференц-зале управления. По всей видимости, в фигурки из папье-маше Крипо вложил свои собственные ногти и волосы – еще тогда, когда их собрали в совещательной комнате группы. Стремился ли он защитить себя? Или изобличить?

У Криеслера не было никакого алиби на момент убийств. Он мог убить Виссу Савири: тогда он был еще в отпуске. Он находился в Париже и мог расправиться с Анн Симони: он действительно предстал перед дисциплинарной комиссией, Эрван проверил. И с Перно никаких проблем: Крипо вел свои расследования, как свободный электрон; он звонил, отвечал, информировал, но никто не знал точно, где он находится. Эрван реконструировал некоторые детали его расписания. Помощник мог полететь вслед за ним в Марсель и, верх иронии, без сомнения купил одновременно оба билета, себе и Эрвану. Он доставил себе удовольствие, обеспечив Левантену доступ к личным делам «дезинкриминированных», чтобы предупредить Эрвана, что следующей жертвой будет его сестра. Он переоделся в гротескный костюм маркиза де Сада, чтобы его отослали домой, и, что еще круче, ответил на звонок Эрвана в тот же вечер в Сент-Анн, когда сам он отслеживал Гаэль, спрятавшуюся где-то на этаже.