Лазурный берег

— Так, может, девчонок подтянуть? — предложил Серов.— Стресс снимешь.

— Ты мне еще в бордель предложи!..— огрызнулся Троицкий.

— В бордель не стоит,— серьезно ответил Серов.— Опасно.

— Скоро мы тоже без таблеток никуда,— снова шепнул Диме Николай.— Пора сваливать, пока не поздно...

— Пробегусь все-таки,— решил Троицкий и затрусил по набережной.

«Мыла Марусенька белый пупочек...»

Охранники медленно побежали, за ним.

И сразу увидели возникшего из-за пальмы мужчину в черном костюме с белым мелованным лицом, а главное — с пистолетом в вытянутой руке.

Сергей крикнул: «Ложись», толкнул шефа на землю. Дима и Николай в два прыжка оказались рядом с убийцей, завернули ему руки, перед этим врезав в пах.

Из пистолета выскочил флажок.

— Реклама фильма, Демьяныч,— хмыкнул Серов.— Парни, отпустите этого придурка. Руку ему не сломали?

— Похоже, сломали,— мы же не думали...

— И правильно сделали! — злорадно хихикнул Троицкий.— Жаль что не обе. Реклама, бля, остроумная. Будем считать, что и мы свой фильм... прорекламировали.

Анри спешил к фестивальному Дворцу, когда зазвонил его мобильник.

— Да? Напали на рекламного человека? Зачем? Сломали руку? Зачем? Ах, говорили по-русски...

Анри нажал отбой, остановился и задумался.

Устриц Егорову несли так долго, что он весь извелся. Рогов и Плахов успели выпить свой кофе и отошли от кафе к тротуару. Купили с лотка и с удовольствием стрескали по хот-догу. Рогов, впрочем, с меньшим удовольствием: ему не давал покоя курс евро к рублю.

— Сосиска в булке — четыре шестьдесят! Сто шестьдесят один рубль!.. С ума сойти можно! Это ж полтора килограмма колбасы!..

— Смотря какой,— возразил Плахов.

— Хорошо, килограмм!

— Ты еще в третью «Балтику» переведи...

— И переведу!.. Шесть бутылок, Игорь!.. На весь отдел!

— Ладно, не шуми...

— А чего бы мне не шуметь? У меня сейчас в Синявино посевная! А я тут болтаюсь... как круассан в проруби.

— Пошли лучше глянем, как у Егорова с моллюсками дела...

Перед Егоровым стояла тарелка с устрицами и стакан чая. Устрицы шли туго. Во-первых, с трудом отдирались от раковины. Во-вторых, плохо лезли в горло. Егоров, морщась, запихнул в себя четвертую. А впереди еще восемь.

Вспомнился анекдот про нового русского и его бывшего однокурсника, ныне нищего: «Я не ел пять дней».— «Ну и зря. Надо себя заставлять...»

— И как, Сергей Аркадьевич? — Рогов скорчил сочувственную физиономию.

— Что-то не очень,— признался Егоров.— Может, несвежие?..

— Их же не на завтрак едят,— заметил Плахов.

— Что делать? — философски заметил Егоров.— Надо успеть попробовать. Вдруг нас к обеду выселят.

Пятая устрица оказалась совсем невкусной. Кислые какие-то. Точно: несвежие.

— Лягушек тоже будете?

— Лягух я и дома могу, если захочу. У меня в Удельном прямо за домом лужа, так их там сотни. Поют по вечерам. Заслушаешься!..

В эту лужу Егоров тоже недавно угодил, как и в болотце на заливе. Гулял с болонками и оступился. Тогда и заметил сколько там лягушек: целый взвод из-под ноги выскакал.

Сил на устриц больше не было.

Дурят трудовой народ.

Сговорились — и делают вид, что вкусно. Невозможно, чтобы это кому-нибудь всерьез нравилось.

Егоров отодвинул тарелку и допил чай.

— Вы тут доедайте, если хотите, а мне в одно место надо сходить. Встретимся в час на пляже. Доедайте, доедайте,— разрешил он,— не пропадать же добру...

Отдуваясь, Егоров двинул в сторону Дворца.

— Попробуешь? — спросил Рогов.

— За Егоровым доедать?..—брезгливо посмотрел Плахов на коллегу.

— Ну они же каждая в своей скорлупе... Не интересно устрицу попробовать?

— Нет. Ты давай, если хочешь.

Рогов взял устрицу и задумчиво повертел в руке:

— Чего только природа не удумает... — Положил обратно на тарелку: — Ладно. Мне бы чего попроще. Троицкого поймать. Или еще по сосиске, Игорь?..

— Устриц жрете? — рядом возникла неожиданно растрепанная фигура Тимофея Пастухова.

— Так, балуемся... — смущенно сказал Рогов.— Ты не хочешь?

— Мне это хавало морское — во где сидит,— с неожиданной злобой сказал путешественник.—А сейчас снова в океан на три месяца...

— Понятно,— кивнул Плахов,— Слушай, Тимофей, а ты сейчас занят?

— Нет, гуляю. А что?

— Покатаешь нас? Нужно сплавать в одно место...

Фестивальный Дворец окружен толпой круглосуточно. Во всяком случае, ранним утром и поздним вечером толпа налицо, и создается впечатление, что и на ночь эти люди никуда не уходят, в надежде что какая-нибудь подгулявшая звезда захочет прошвырнуться по красной лестнице при свете луны.

Стоять часами, визжать при виде звезд (которых при таком скоплении зевак и увидишь-то в лучшем случае краем глаза), с ничтожным шансом на автограф и без всякого шанса попасть на сеанс,— этого Егоров не понимал. Он был человеком дела.

Приехать в Канны — и не посмотреть кино?

Егоров бы себя уважать не стал...

Поторчав в толпе с четверть часа, Сергей Аркадьевич вычислил профессиональным взором нужного человека: патлатого арабского юношу в футболке с серебристыми иероглифами и с кольцом в носу. Вытащил из кармана русско-французский разговорник, похлопал юношу по плечу, отозвал в сторону. Бодро сказал «бонжур». Это слово он знал без разговорника.

— Бонжур,— подозрительно глянул араб.

— Я есть русский турист,— старательно прочел Егоров из книжечки.

— Оно и видно,— кивнул юноша.— Чего вы хотите?

— Я хочу билет на фестиваль,— сказал Егоров по-русски и указал на дворец.

— Билет на фестиваль? — переспросил юноша по-французски.

Он Егорова понял.

— Цвай! — выставил два пальца Егоров.

— Понимаю,— юноша внимательно оглядел пальцы-сосиски.— Вы не полицейский?

— Не понимаю...

— Вы — полицейский? — араб ткнул в Егорова своим пальцем.

— А-а, полицейский? Нет, ноу... — Сергей Аркадьевич порылся в разговорнике.— Я — учитель. Учитель музыки. Из Петербурга. Белые ночи, Петр Первый...

— Петр Первый? — не понял араб.

— Екатерина Вторая,— кивнул Егоров.— Цвай тикетс!

Юноша сказал «о'кей», указал Егорову где ждать и скрылся в толпе. Минут через пять он появился с заветным цветным прямоугольником. Радостный Егоров потянулся к билету, но араб не дал:

— Сначала деньги.

— Сколько это стоит? — заглянул Егоров в разговорник.

— Триста евро.

Егоров не понял. О французских числительных он не имел никакого представления.

Арабу пришлось написать цифру на бумажке.

— Почему так дорого?! — возмутился Егоров по-русски и сам себя перевел: — Дорого!..

— Он на две персоны,— пояснил парень.

Егоров подумал немножко. Взял карандаш, написал на бумажке «250». Араб отрицательно покачал головой:

— Триста!

Егоров написал — 260. Араб стоял на своем:

— Триста.

Вот ведь заладил, спекулянт! В Питере он бы мигом прижал его к ногтю...

Егоров со вздохом отсчитал триста евро. Хорошо что ему не пришло в голову перевести, как это делает Рогов, евро в рубли. Цифра оказалась бы устрашающая.

Сделка состоялась.

Егоров взял билет, оглядел со всех сторон и зачем-то даже понюхал.

— А он не фальшивый?..

Довольно дурацкий, надо признать, вопрос. Можно подумать, хоть один мошенник признался бы в подобной ситуации, что подсунул фальшивку.

—  Все в порядке,— араб пересчитал деньги.

—  Ну на тебе сувенир.

Араб посмотрел на матрешку с подозрением — Коран запрещает изображать людей. И едва Егоров скрылся из виду, он выбросил сувенир в урну.

«Эх, надо было 270 предложить»,— сокрушался Егоров.

— Вон к той, что ли?..— переспросил Пастухов.— Богатая яхта.

— «Мрия»,— прочел название Рогов.— Мечта по-украински. О чем это он, интересно, мечтает?