Лазурный берег

— Так ведь ты тогда можешь и на моторе? Кто ж тебя в океане проверит?

Рогову не хотелось подозревать хорошего мужика Пастухова, но как-то все не складывалось.

— Ага, разбежался,— усмехнулся Пастухов.— Его на старте опломбируют, иначе рекорд не засчитают. И тогда мне шиш какой спонсор еще денег даст, мать-перемать. Если выяснится, что я мухлюю...

— Слушай, Тимофей, а ты там в море от одиночества не воешь? — спросил Плахов.

Не мог он себе этого представить. Месяцами не видеть никого, кроме рыб, да и с теми не поговоришь толком, их только сожрать можно. Миллионы тонн воды вокруг, ни в одну сторону ничего кроме воды. И крошечный человек посередине. Оно, конечно, сила духа, борьба со стихией, все дела, но ведь скучно.

— Я от этого на берегу вою.

— Так ты что, сирота?

— Почему? Семья, дети... Два сына, две дочки. Родители мои с нами живут. Сеструха из Тамбова с хахалем часто наезжает — они на Черкизовском рынке торгуют. Племянница каникулы у нас проводит. Две собаки — спаниель и такая... беспородистая. Кошка — перс шоколадный. Попугайчики. Черепаха, опять же. Недавно дочке хомячка купили... Еще кто-то вроде... Всех не упомнишь... Кто же...

Плахов с Роговым понимающе переглянулись. Вспомнили, как Жора Любимов ночевал на работе, потому что к жене на три дня нагрянула свояченица, а он ее голоса выносить не мог. Но то — одна-единственная несчастная свояченица...

— А работал где?

—  В управлении культуры. Ведущим специалистом.—Вспомнил... Улитки! — Хлопнул себя по лбу Пастухов.

— Рекомендуешь? — спросит Василий.

Он решил, что Тимофей советует им поесть улиток, «мулей» так называемых, которых можно найти почти в любом кафе. Черная кастрюлька улиток, а к ним тарелка картошки-фри. Их все едят — потому, наверное, что это самое дешевое блюдо. Но выглядит уж больно неприятно...

— Пять штук,— пояснил Тимофей.— Было шесть, одна сдохла. В банке трехлитровой живут. На кухне. Бананами кормим, салатом...

— Р-раз!.. Р-раз!..

Егоров делал физзарядку. Настроение у него было отличное. Что с того, что пришлось вчера немножко сблевнуть после икры морского ежа?.. Зато есть что рассказать. А сколько впереди еще всего интересного!.. Устрицы, например. Билет на фестиваль непременно нужно достать. Троицкого взять. И ничего что в счет отпуска! В отпуск бы он на свои кровные досюда не долетел. Да, может, еще и пошутил генерал. Или забудет.

Плахов плескался в душе, Рогов сладко дрых на своей «складушке».

— Василий, подъем!..— гаркнул Егоров.— На родине давно уже рабочий день!

Рогов лишь что-то промычал в ответ. Он не мог сейчас подняться — он считал во сне животных. Слонов, собак и улиток уже посчитал, но впереди еще были верблюды и кролики. Василий не мог бросить их неподсчитанными...

Егоров вышел на балкон, увидел спешащего по переулку агента Переса.

— Салют, камрад! — послал он бодрое приветствие.

Перес поднял глаза, поморщился. Что за бестолковый русский — орет на весь Лазурный берег из конспиративной квартиры.

Егоров потянулся, крякнул. В локоть вонзилась изрядная кактусовая колючка. Надо все же убрать отсюда растение...

Егоров изловчился, обхватил кактус снизу, перетащил его на тумбочку в комнате. Не очень удобно, конечно. Будешь царапаться по дороге в душ. Но можно перетащить на тумбочку в угол — туда, где спит Рогов... Вот так... Теперь Василий будет царапаться, но ладно: один, не все трое ведь...

Перес открыл дверь своим ключом. Плахов как раз вышел из ванной.

— Что, за Троицким двигаем? — такими словами встретил Анри Егоров.

Ему хотелось побыстрее покончить с этим хлопотливым делом, а уж потом спокойно заняться устрицами и Кристиной.

— Сожалею, но операция отменяется,— выдал вдруг агент Перес.

— Как это?! — опешил Егоров.

— Комиссар доложил в министерство о нашем плане,— пояснил агент.— Там категорически против.

О том, что комиссар сам мог перестраховаться и соответствующим образом повлиять на позицию министерства, Анри русским коллегам объяснять не стал. Лишняя для них информация.

— Что значит против? — нахмурился Плахов.— Почему?

Рогов открыл один глаз и недружелюбно глянул на агента. Он так и чуял, что будет подстава. Екарный граф. Открыл второй глаз и глянул еще недружелюбнее.

— Против участия французской полиции. А без нас вы не можете. Это не ваша юрисдикция,— терпеливо объяснял Перес. Ему самому не нравилось, что происходит, но...

— Зачем же вы тогда нас приглашали?

— Мы не знали, что фильм Троицкого представляет Францию.

— Францию?! Россию он представляет. Во всей красе! — подал голос с раскладушки Рогов.

— Его сопродюсер — француз. В титрах, оказывается, указано: «при участии Франции».

— Маленькими буковками?..— язвил Плахов.

— Небольшими,— согласился Перес.

— Самыми малюсенькими. Вот такусенькими...

— Какая разница!..— разозлился Перес. Его легко было вывести из себя.— Такусенек или не такусенек, все един! Формально!

— И вы, значит, решили не рисковать? — иронически прищурился Плахов.

— Фестиваль — наша визитная карточка,— сказал Анри Перес заученные слова.— От этого зависит престиж в мире...

— И доходы,— выступил Рогов со «складушки».

— И доходы тоже,— еле сдерживал себя агент.— Зачем нам проблемы из-за какого-то бандита?

Он чуть не добавил — «да еще русского». На душе у него было погано. Сам-то он был согласен с русскими коллегами. И не так уж он заботился о престиже: перетоптались бы, не лопнул бы престиж. Бандита важнее обезвредить. Но служебный долг заставлял его транслировать точку зрения комиссара и министерства. Кроме того, Анри что-то смущало в квартире. Что-то тут неуловимо изменилось... Но что именно?

— Это вам министр разъяснил? — Плахов говорил уже откровенно язвительно.

Анри промолчал. Губа его дернулась.

— Так что, нам съезжать? — каким-то по-детски обиженным голосом спросил Егоров.

Казалось, он добавит сейчас: «А как же устрицы?» Сергей Аркадьевич был уверен, что устрицы эти хваленые — такой же кал, как и морской еж. Но попробовать надо, раз приехал. Это ихняя местная гордость, покруче фестиваля. Они недавно даже памятник устрице открыли, дурачки. В каком-то городе неподалеку. Егоров не запомнил в каком. Он фотографию видел в «Пульсе» или во «Фри тайме». Ну, такая пельменина. Очень похожа на ухо и еще на кое-что. В общем, скучно уезжать, не попробовав.

— Можете здесь пожить несколько дней,— милостиво сказал Перес— Комиссар разрешил. Раз уж так получилось, и мы виноваты. Отдохните, в море покупайтесь. У нас в управлении есть ракетки для тенниса, подводное ружье... Хотите, могу привезти.

— Хотим! — подтвердил Егоров.

— Вы очень любезны, граф,— ухмыльнулся Рогов с раскладушки.

— Так, может, после фестиваля его задержать? — раздумывал Плахов.— На границе?

Ему не хотелось возвращаться в Петербург несолоно хлебавши.

— На какой границе? Уверен, он по морю вернется к себе в Португалию,— рассудил Анри.— Так же как сюда. Он же не глупый.

— Зато мы в дураках,— мрачно прокомментировал Плахов.

— Мне нужно ехать,— раскланялся Анри.— Звоните, не стесняйтесь...

Взмахи руками — вверх, в стороны, вверх, в стороны.

Взмахи ногами. Наклоны. Приседания.

Самая элементарная зарядка.

«На речке, на речке, на том бережочке...»

— Тьфу, привязалась! — сплюнул Троицкий.

На зарядку он все же выезжал «на бережочек». На яхте прыгать как-то несподручно. Странная картина: один мужчина делает упражнения, а другие стоят кругом и внимательно смотрят — на него и по сторонам.

— Демьяныч, а ты чего бегать перестал? — спросил Сергей.

— Прочитал, что вредно,— пояснил Троицкий.— Инфаркт можно заработать.

— Это я ему статью подсунул,— шепнул Николай Диме.— Легче охранять.

— А спал сегодня как?

— Да все так же,— мрачно ответил Троицкий, останавливаясь и переводя дыхание.— Не лучше. Голова как в тисках. Без таблеток никуда.