Кофе с молоком (СИ)

Отсмеявшись, мама махнула рукой:

— А, да разбирайтесь вы сами…

Отъезжая, мы посигналили ей.

Несмотря на то, что ехали мы с приличной скоростью, в пансионат въехали уже затемно.

Охранник, увидев нашу машину, распахнул ворота, и мы проехали к коттеджу, который Лена показывала мне в прошлый раз.

— Мы останемся здесь? — спросила я.

Каратаев кивнул.

— В доме несколько спален, так что превосходно разместимся. Выбирай любую.

Я помогла ему забрать из машины коробки и огромный букет роз, явно предназначенные юбиляру.

На втором этаже все комнаты были стандартными, и я выбрала ту, что выходит на балкон. С него открывался изумительный вид на сосновый лес и берег озера.

Разобрав свою сумку, разложила на постели вечернее платье.

С этим платьем вышла целая история.

После предупреждения Каратаева, что мне понадобится вечерний наряд, я приуныла. В моем гардеробе, ввиду полной ненадобности, подобного не водилось. Надоумила меня Зинаида:

— Звони Ленке. Вы с ней одного роста, пусть подберет тебе что-нибудь.

Ленка мгновенно прониклась проблемой, и после придирчивых и утомительных примерок подруги, не сговариваясь, воскликнули:

— Вот! Это то, что надо!

Темно-зеленое шелковое платье, отделанное атласом и тугими кручеными шнурами, оттеняло невесть откуда взявшиеся золотые искорки в моих волосах и сидело просто замечательно.

Я глянула на Ленку:

— И не жалко тебе такую красоту?

Она фыркнула, и вместе с Юлькой полезла на антресоли, искать коробку с туфлями. Если честно, туфли, конечно, здорово подходили к платью, но мне были чуть великоваты.

Зина подвела итог:

— Ничего страшного, засунешь в носок вату!

Мои раздумья над платьем прервал Каратаев.

Он стукнул согнутым пальцем в приоткрытую дверь, заглянул в комнату и спросил:

— Часа тебе на сборы хватит?

Я кивнула.

Гостиничный комфорт радовал: в каждой спальне была душевая комната. Управилась я довольно быстро.

Уже в платье и с тщательно уложенными волосами я покрутилась около зеркала и осталась собой довольна.

Тут же обнаружилась проблема с туфлями. При ходьбе они соскальзывали с ноги и хлопали по пятке. Вата, всунутая в носки туфель, помогла мало, обувь была мне широковата, и я дважды очень неприятно подвернула ногу. Решение нашлось неожиданно: вечер был довольно теплый, под длинным подолом платья никто ничего не заметит, и я сняла колготки. Туфли на босу ногу держались гораздо лучше, и я рискнула оставить все так, как есть.

Я спустилась вниз и застала Каратаева уже полностью одетым.

Он стоял у камина и рассматривал высокий серебряный кубок, вынутый из коробки.

Я подошла ближе и с уважением спросила:

— Кубачинское серебро?

Каратаев увидел меня и неожиданно растерялся. Он даже не сразу ответил:

— Что? А, да. Коригов любит подобные вещи, и я приобрел для него пару.

Я помогла упаковать кубок, полюбовавшись на его красоту, взяла в руки букет и повернулась к Александру Алексеевичу:

— Мы можем идти.

На площадке перед рестораном было много машин, из чего я сделала вывод, что юбиляр — личность в народе популярная.

Мы поднялись по широкой парадной лестнице (мне при этом удалось не уронить туфли, чему я была несказанно рада!), швейцар открыл перед нами дверь и я, наконец, увидела юбиляра, встречавшего гостей внизу. К моему ужасу, им оказался хозяин второго офиса, который я посетила в поисках работы. Именно тот, что предлагал ящик коньяка за мою голову!

Конечно, он! Единственное, что радовало — это отсутствие его приятеля, Артура, кажется.

В ушах зашумело, но я продолжала улыбаться, как японка во время чайной церемонии.

Каратаев произнес приличествующие случаю слова, я вручила юбиляру цветы и подарок, которые он тут же передал невесть откуда взявшейся давешней блондинке из приемной. Вот ее я узнала с трудом: сегодня волосы у нее были цвета воронова крыла, впрочем, вполне возможно, что это был парик, потому что одета она была в восточные шаровары и расшитый жакет покроя мандарин.

Поскольку никто меня узнавать, вроде, не собирался, я приободрилась, и даже улыбнулась вполне по-человечески. А зря! Я тут же поплатилась за это: Марат Коригов сощурился и, внимательно рассмотрев меня, широко улыбнулся.

— Нашлась пропажа, — весело сказал он. На недоуменный взгляд Каратаева пояснил: — Мы с Полиной давно знакомы. Правда?

Я от растерянности промямлила:

— Нет, — при этом утвердительно качнув головой.

Коригов засмеялся.

— В принципе, я предполагал нечто подобное. — Он кивнул Каратаеву: — И как тебе удается всегда обскакать меня, а?

Почувствовав во всем этом какую-то двусмысленность, я поспешила объясниться с Каратаевым:

— С год назад, в поисках работы, я попала в офис именно этой фирмы. Впрочем, я совсем не подходила под их стандарты, и вопрос о моем трудоустройстве как-то сразу отпал. А потом я пришла в нашу приемную, и Зине стало плохо, а вы предложили мне работу…

Каратаев кивнул и счел нужным пояснить:

— Полина получила диплом и работает у нас экономистом. — Он сощурился и добавил: — А насчет обскакать — так ты ворон-то не лови!

Подошли новые гости и беседа, крайне для моих нервов обременительная, завершилась.

Александр Алексеевич повернулся ко мне и неожиданно ухмыльнулся:

— Теперь мне понятно, почему ты так напирала на то, что интимных услуг не оказываешь… — Увидев мое расстроенное лицо, посерьезнел. — Не расстраивайся, я Марата сто лет знаю, он, конечно, неисправимый бабник, но мужик, между прочим, хороший: после гибели родителей и старшего брата сам вырастил всех братьев и сестер, и сейчас возится с племянником. Выручает этого придурка из всех мыслимых и немыслимых неприятностей. В прошлом году Артур присел на пару лет за пьяную драку, так Марат добился, чтобы его выпустили. На мой взгляд, зря. Вот скажи, почему так: чем больше человек испытывает лишений в молодости, тем лучшим человеком он становится? Ведь все старшие Кориговы — очень приличные люди, трудяги, каких поискать. Сам Марат — только с виду такой выпендрежник, а вес в деловом мире имеет ого какой. А младший вырос сироткой — короче, избаловали его всей семьей себе же на горе.

Он огляделся по сторонам и сердито добавил:

— Похоже, он и на юбилей не явился. А ведь знает, что значит для Марата его дело. Впрочем, он с удовольствием пользуется плодами его трудов: на тридцатилетие любящий дядя подогнал ему новенький Ламборджини.

В зале, где проходил прием, чинно прохаживались дамы с бриллиантами в длинных вечерних платьях. Смокингов я, правда, не заметила, но струнный квартет играл Брамса, ветерок слегка колыхал листья пальм и тропических растений, официанты разносили напитки и закуски, — в общем, я такие приемы только в кино видела.

Коригова я, по понятной причине, избегала, а старалась держаться поближе к Каратаеву.

Ближе к одиннадцати я заметила, что Коригов поглядывает на дверь, и поняла причину. Вскоре появился глава администрации, которого на этот раз я сразу узнала.

Он очень тепло поздравил юбиляра, и я порадовалась, что разговаривает он не казенным чиновничьим языком, а очень просто. И слова нашел нестандартные, по-моему, Коригову понравились.

Надолго он в зале не задержался. Встретившись взглядом с Каратаевым, он незаметно кивнул ему, и Александр Алексеевич обернулся ко мне:

— Я ненадолго оставлю тебя.

Они отошли к широкому стеклянному эркеру, и о чем-то тихо и серьезно заговорили.

Я решила выйти на веранду, ведущую в парк.

Спустившись по широким ступеням вниз, остановилась у балюстрады, залюбовалась на украшенный фонариками парк, на гладь озера, в которой отражалась полная луна…

Неожиданно я увидела темно-красную спортивную машину, которая мчалась прямо по ухоженным садовым дорожкам, ломая высаженные по бордюрам кусты.