Наследие Скарлатти

Она оказалась права.

Следующие несколько недель были посвящены разъяснению принципов организации промышленности Америки. Одни лишь факты, без всякой теории, ибо Джованни исповедовал свою собственную философию. Эта страна открытых возможностей была для тех, кто способен использовать эти возможности чуть быстрее других. То был период невероятного экономического прогресса, и Джованни понимал, что, пока его станки не обеспечат ему участие в этом прогрессе, он останется на положении слуги и вряд ли перейдет в категорию хозяев. А он был честолюбив.

С помощью Элизабет Джованни взялся за дело. Он сконструировал гидравлический пресс, который старый Уикхем и его помощники сочли революцией в области техники; пресс с огромной скоростью делал рифленые заготовки для картонных ящиков, а экономическая эффективность нового пресса на 30 процентов превосходила эффективность прежнего. Уикхем был в восторге и увеличил недельное жалованье Джованни на десять долларов.

Пока новый пресс собирали и готовили к монтажу, Элизабет убедила отца пригласить Джованни на обед. Вначале Альберт Уикхем подумал, что его дочь шутит. Причем весьма неудачно. Уикхем слишком ценил Джованни Скарлатти. Он не хотел, чтобы его талантливый итальяшка попал за обедом в неловкое положение. Однако, когда Элизабет сказала отцу, что и она меньше всего желает смутить Скарлатти и что уже несколько раз после пикника случайно сталкивалась с ним и даже нашла его милым, отец, смутно предчувствуя неприятности, согласился на обед в узком семейном кругу.

Через три дня после этого обеда новая машина Уикхема для производства рифленых заготовок была запущена, и в этот же день Джованни Скарлатти не явился на работу. Никто ничего не понимал. Этот день должен был стать знаменательным в его жизни.

И он стал таковым.

Дело в том, что вместо Джованни в офис Альберта Уикхема прибыло письмо, отпечатанное его собственной дочерью. В письме описывалась вторая машина для изготовления рифленых заготовок, которая автоматически переводила только что установленную в разряд морально устаревших.

Джованни излагал свои условия с предельной откровенностью: либо Уикхем вводит его в число пайщиков компании с правом дополнительно приобретать акции по ценам, которые существовали до введения в действие его новых разработок, либо он продаст свое новое изобретение конкуренту Уикхема. Обладатель последней машины разорит владельца первой. Для Джованни Скарлатти не важно, кто купит его изобретение, однако он предпочел бы обратить его на пользу семье, так как он официально просит руки его, Альберта, дочери. И опять же реакция Уикхема его мало интересует, поскольку они с Элизабет станут мужем и женой в течение ближайшего месяца независимо от его, Альберта, мнения на этот счет.

С этого начался стремительный и непонятный для непосвященных взлет Скарлатти. А между тем все предельно ясно. В течение последующих нескольких лет он продолжал конструировать новые, все более совершенные машины для различных бумагоделательных компаний средней полосы Америки. Он всегда работал на одних и тех же условиях: умеренное вознаграждение за само изобретение и участие в прибылях с правом приобретения дополнительных акций по ценам, которые действовали до введения в эксплуатацию его новых разработок. Через пять лет условия контракта уточняются с учетом прибылей от экономического эффекта изобретения. Совершенно разумное требование, предполагающее обоюдное доверие сторон. Все вполне логично и законно, особенно если учесть, что он никогда не заламывал немыслимых гонораров.

К тому времени отец Элизабет, измотанный делами и браком дочери с «этим итальяшкой», удалился на покой. Джованни и его жене достался контрольный пакет акций Альберта с правом решающего голоса в делах «Уикхем компани».

Это было все, что требовалось Джованни. Математика – точная наука, и никогда прежде не было это столь очевидно. Он уже был совладельцем одиннадцати бумагоделательных фирм в Иллинойсе, Огайо и западной Пенсильвании и обладал патентами на изобретение тридцати семи различных машин. Джованни Скарлатти созвал представителей этих фирм на конференцию. Заявление, которое он сделал, было равносильно смертному приговору: развитие событий привело к тому, что он, Джованни, стал обладателем значительной доли прибыли каждого предприятия, а это означает, что создается единая централизованная организация, которую возглавят он и его жена как основные держатели акций.

Конечно же, он позаботится о каждом из них, а благодаря его изобретательному гению единая компания приумножит свое могущество до такой степени, какая им и не снилась.

Если же они не согласны, им придется демонтировать его установки. Он всего лишь бедный иммигрант, которого ловко провели на переговорах. Вознаграждение, которое ему выплачивается за машины, смехотворно, если принять в расчет прибыли, которые они приносят. Кроме того, в нескольких случаях его личное участие в акционерном фонде достигло астрономических цифр, и, исходя из его контрактов, эти конкретные фирмы должны расплатиться с ним по старому курсу акций. Если здраво взглянуть на вещи, то окажется, что Джованни Скарлатти – основной держатель акций целого ряда солиднейших бумагоделательных компаний.

В промышленных кругах всех трех штатов раздавались вопли негодования. Права невежественного итальянца хотели оспорить, но эти попытки натолкнулись на скрытое сопротивление трезвых голов из объединенного комитета промышленников: лучше выжить в виде объединенной фирмы, чем погибать поодиночке. Может, удастся выиграть дело в суде, а может, и нет. В этом случае требования Скарлатти, вероятно, перейдут все мыслимые границы, и, если их не удовлетворить, затраты на демонтаж оборудования и, как следствие, сокращение заказов приведут большинство фирм на грань катастрофы. Кроме того, Скарлатти – гений. Вполне возможно, все будет хорошо.

Так возник гигантский конгломерат «Скарлатти индастриз», из которого родилась империя Джованни Мериги Скарлатти.

Империя была сродни своему основателю – огромная, динамичная, ненасытная. Со все возрастающим любопытством вторгался он в смежные отрасли – так же поступали и его компании. От производства бумаги было несложно перейти к упаковке, от упаковки – к транспортировке и фрахту, от транспортировки – к продаже. Забирая под свое крыло новые фирмы, он всегда находил им более рациональное применение.

К 1904 году, после двенадцати лет супружества, Элизабет Уикхем Скарлатти решила, что разумнее было бы перебраться на восток: хотя их состояние было в безопасности и приумножалось с каждым днем, популярность Скарлатти вызывала злобную зависть. В финансовых кругах Чикаго Джованни слыл живым воплощением доктрины Монро. [1]

Родителей Элизабет уже не было в живых. Те несколько семей, с которыми она дружила, тоже отошли в мир иной. Отношение же к ним более молодого поколения недвусмысленно сформулировал Фрэнклин Фаулер, еще совсем недавно возглавлявший фирму «Фаулер пейпер продактс»:

– Хотя этот итальяшка и дал ссуду на строительство нашего клуба, но будь мы прокляты, если позволим ему стать его членом!

Джованни относился к таким заявлениям с полнейшим равнодушием, поскольку у него не было ни времени, ни желания искать расположения местной знати. Элизабет придерживалась того же мнения – она была партнером Джованни, и не только на супружеском ложе. Она была его сенсорным устройством, радаром, неизменным и мудрым советником в делах. Однако в отличие от мужа Элизабет была не чужда забот и о сугубо практических житейских проблемах. Не ради себя, а ради детей.

Судьба даровала Джованни и Элизабет трех сыновей. В то время Роланду Уикхему было девять лет, Чанселлору Дрю – восемь и Алстеру Стюарту – семь. И хотя они были всего лишь детьми, Элизабет видела, что остракизм, которому подвергается семья, пагубно сказывается на них. Они учились в престижной частной школе Эванстона, но одноклассники редко заглядывали к ним в дом. Мальчиков никогда не приглашали на дни рождения соучеников, об этом им становилось известно лишь на следующий день. А когда они сами пытались кого-нибудь пригласить, неизменно следовал звонок гувернантки приглашенного и холодный отказ от приглашения. Но отвратительнее всего была идиотская дразнилка, которой их каждый день встречали в школе: