Кумир

— Черт бы тебя взял! — сказал Бендер и швырнул трубку. Он был зол больше на себя, чем на Рауха. Знал ведь антипатию Рауха к ФБР. Но считал это даже преимуществом. А теперь их безумная неприязнь друг к другу угробила все шансы выследить Петерсена, связать его с убийством Мартинеса и тем самым сломать хребет Истмену. Чтобы тот забыл свои требования передать расследование в конгресс.

Лу Бендер опустился в кресло, уставился на телефон. Ясно, Раух должен уйти. А Бендеру в будущем предстоит быть поосторожней в выборе союзников. Не следует ему забывать тот урок, что не однажды преподал ему Вашингтон:

ЛЮБОВЬ НЕ БЫВАЕТ СТОЛЬ СЛЕПА, СКОЛЬ НЕНАВИСТЬ.

7.40.

Стив Чэндлер сделал удачный ход. В отделе новостей своей программы "Тудей" он собрал вместе Лютера Гаррисона и спикера Чарлза О'Доннелла. И они вынуждены будут, да-да, отвечать на требование Истмена провести расследование в койгрессе.

Чэндлер выпил бумажный стаканчик кофе, наблюдая по монитору, как два седовласых политика пытаются разместить свои толстые зады в неудобных кожаных креслах вашингтонской студии "Тудей". Через микрофон он слышал, как шуршат их галстуки, слышал перешептывание. Примечательно: двое столь умудренных мужчин сидят в телестудии с микрофонами, спрятанными в их одежде, и лишь потому, что они не в эфире, уверены, что никто их не слышит.

— Покончить бы с этим поскорее, мне надо обратно в Капитолий,— говорил Гаррисон. — Когда припрется О'Брайен?

— Думаю, часов в десять, — отвечал О'Доннелл.

— Чтоб у этого сукина сына были ответы. А если начнет вилять, я ему…

— Дойдет до дела, тогда будем думать, Люк.

— Да, конечно.

Специалист-гример наложил немного пудры на лоб каждому. Затем тот и другой натянули пиджаки на толстые свои телеса.

— Волосы у меня в порядке? — спросил О'Доннелл.

Он все оглядывался, пытаясь поймать свое изображение в мониторе.

— Как у старой овчарки,— сказал ему Гаррисон.

Чэндлер любил наблюдать, как власть имущие дергаются в ожидании интервью. Именно про это говорил, помнится, декан их журналистской школы в своей напутственной речи: "Работа журналиста заключается в том, чтобы умиротворять беспокойных и заставлять дрожать успокоенных". По крайней мере половину этого наказа Чэндлер, пожалуй, выполнил хорошо.

Кончился рекламный ролик. Двое мужчин уселись, как указал им студийный режиссер. А Чэндлер все наблюдал. Затем Брайант Гамбел, представляя их, произнес:

— Доброе утро, джентльмены. Спасибо, что посетили нас.

И принялся изничтожать их.

— Сенатор Гаррисон,— начал Гамбел,— способен ли комитет, находящийся под влиянием партии президента, провести беспристрастное расследование убийства Мартинеса? А тем более привлечь к ответу президента Бейкера, если он виновен в противодействии правосудию?

— Да, Брайант,— ответил Гаррисон,— не легко собрать такой комитет. Мы еще далеки от решения этого вопроса.

— Вице-президент требует расследования конгрессом. Считаете ли вы себя вправе уклониться от его требования?

— Мы намерены дать оценку его голословному утверждению и определить, требуется ли расследование конгресса и будет ли оно оправданно.

— Но разве не провал ФБР в этом расследовании подставил администрации Бейкера — привожу здесь слова вице-президента Истмена — подножку? Спикер О'Доннелл, что вы скажете по этому поводу?

Удобно устроившись в зеленом кресле в углу своего кабинета на семейном этаже Белого дома, Сэм Бейкер тоже смотрел телепередачу. На столе перед ним лежала раскрытая "Вашингтон пост". О'Доннелл оказался хитрой старой лисой, слишком умной, чтоб угодить в ловушку Гамбела. Он ответил:

— Брайант, вы прекрасно знаете, у ФБР есть немало способов, чтоб вести расследование. Одни из них видны всем, другие — наоборот.

— Вы хотите сказать, мистер спикер, вице-президент ошибся, утверждая, что расследование убийства было поручено только двум агентам?

— У нас с сенатором Гаррисоном сегодня на утро назначена встреча с директором ФБР О'Брайеном. Полагаю, сперва мы узнаем его оценку ситуации, а после вынесем свое суждение.

— Сенатор Гаррисон,— не унимался Гамбел,— лидеры оппозиции говорят, что по политическим мотивам вы и спикер О'Доннелл намерены затянуть начало расследования, пока не пройдет съезд партии, на котором будут выдвинуты кандидатуры президента и вице-президента. Это правда?

— Практически невозможно собрать комитет по расследованию до окончания съезда,— сказал Гаррисон.— Существует установленная процедура. Члены комитета должны быть выбраны обеими партиями — один из палаты представителей, другой из сената. Само собой ни при каких обстоятельствах это произойти не может.

— А след убийцы полковника Мартинеса остывает день ото дня, не так ли?

— Брайант,— сказал О'Доннелл,— я готов заверить вас и весь американский народ, конгресс сделает все, что в его силах, дабы убийца полковника Мартинеса предстал перед судом. И я готов подчеркнуть: если факты подтвердят заявление Истмена и в самом деле потребуется выборный комитет от сената и палаты представителей, мы создадим таковой, и он проведет беспристрастное, тщательное и доказательное расследование.

— Сенатор Гаррисон, спикер О'Доннелл, благодарю вас, джентльмены, за то, что это утро вы провели с нами.

Бейкер выключил телевизор. Ребята выкрутились. Он был рад. И в то же время никакой легкости на душе. Он оказался перед дилеммой. Словно в лабиринте со множеством острых углов и тупиков. И может статься, из этого лабиринта нет выхода.

Возможно, он и уговорит партию не заставлять его сражаться за президентское кресло в одной упряжке с Терри Фэллоном. Не выдвигать Терри кандидатом в вице-президенты. Но парадокс заключался в том, что без Фэллона он может не выиграть главное сражение — президентские выборы.

Если он потребует расследовать заражение Октавио Мартинеса вирусом СПИДа, данные об этом могут просочиться и перепугать союзников в Латинской Америке. Утечка подобной информации также заставит преступников скрыться. И больше их уже не найдут. Но если он не потребует такого расследования, а Совместный комитет обнаружит заражение, последствия могут быть еще хуже. В этом случае он явно нарушит клятву своей администрации — все преступники должны предстать перед судом.

Но с другой стороны, если след СПИДа ведет в ЦРУ, его администрация все равно будет обесчещена. И тогда Терри Фэллон уйдет со съезда кандидатом в президенты.

Сэм Бейкер знал: время — вот в чем он нуждается больше всего. Классифицировать ответы, собрать все факты, сделать выбор. Но он знал также: паутина опутывает его. Она все плотнее. И с каждым последующим днем, днем, полным хитрых маневров, нити лжи сплетаются гуще, и вскоре ничего не останется, кроме тьмы кромешной.

У президента довольно власти отложить, помешать, остановить. Даже устроить обструкцию в конгрессе, если надо. Но Сэм Бейкер прекрасно знал последствия подобных действий. Он лично видел, что случилось с президентом Никсоном, когда тот попробовал подмять закон.

Он многому научился, когда вместе с Сэмом Эрвином работал в Совместном комитете сената по "уотергейтскому" делу.

Он уяснил: расследование конгресса, однажды начавшись, раскручивается неумолимо и безжалостно. Все размелет в муку. И высечет искру. А от нее разгорятся инстинкты толпы. Средства массовой информации превратили слушания по делу об "Уотергейте" в некое подобие Далласа [121]. Так соблазнительно, так завлекательно, так легко перечеркнуть все, в самом деле значимое в сем подлунном мире. Вот что сейчас тяжело засело в голове Сэма Бейкера.

Телевидение и пресса буквально извергали "Уотергейт". Равновесие в критическом освещении прочих дел в государстве рухнуло. С июня 1972 года, когда арестовали уотергейтских преступников, до отставки Никсона только два события проложили себе дорогу к сознанию американцев: война Судного дня в октябре 1973 года и отставка вице-президента Спиро Агню.