Шпион по найму

— Насколько вероятно? — надавил я.

— Да вон их машина стоит во дворе.

— Серый «Линкольн» с желтым щитом на дверце и затемненными стеклами, верно?

— Сейчас… Да, темноватый такой. Желтый щит с черепахой. Но стекла светлые, прозрачные то есть… Так звать Шлайна?

Я отключил телефон. И помолился: Господи, сделай так, чтобы разговор подслушал Гаргантюа Пантагрюэлевич.

— Твоя пушка-то работает? — спросил я Проку.

— Еще как! А что? Будем драться с этими? Кто такие?

— Партизаны, — сказал я. — Про Мао Цзэдуна и Че Гевару слышал?

— Ну? — откликнулся Прока. Он старался за рулем изо всех сил.

— По теории Мао, партизаны побеждают, если находятся в гуще населения, вроде рыб в воде. По теории Че, на населением следует нагонять страх, терроризировать заодно с властями… Впереди коктейль из тех и других.

— И откуда вы столько знаете про людей? — спросил Прока, сбрасывая газ. В «Линкольне» придержали скорость, рассматривали «хвост».

— Не про них. Про отбросы, как я и ты теперь.

И даже хуже, подумал я. Дерьмо мы распоследнее.

«Линкольн» повернул на Пярнуское шоссе. Я руку поставил бы на кон, что генерал Бахметьев в этой машине и она поедет в Лохусалу.

На Вокзальной улице с парковки резко вывернул знакомый пикап «Судзуки» с тронутыми ржавчиной дугами над кузовом. Отсекая подрезом какой-то грузовичок, пристроился за «Линкольном». Прока дернулся обходить «Судзуки».

— Это их арьергард, не суйся, — сказал я. — Отставай теперь… Они нагляделись на нас. Разговаривают сейчас на эту тему с твоим толстым боссом по радиотелефону. Чего это, мол, его ребята прицепились за ними? Он скажет, что нет никаких его ребят. Они оглянутся: и верно — нет. Значит, хитрит что-то Толстый, крутит. Велел отстать. И занервничают. Толстый же, услышав про объявившуюся на хвосте Чико свою «БМВ», тоже всполошится. Да и мой звонок в представительство, который Толстый, считаю, прослушал, поддал ему жару… А это нам, друг Прока, и требуется на данную минуту собственных панических раздумий… Нужно, чтобы они сбились с ноги на бегу… Хотя бы только сбились… Нам время требуется.

Ловко, подумал я. Элегантно. Поистине стильно. Чико Тургенев придает своему профессионализму утонченность. Вместо убийства — захват, вместо бандитского притона — респектабельная фирма. Две одинаковые роскошные машины, расчетливо приготовленные заранее! Одна, подлинная, отвезла на встречу действительных представителей «Экзобанка» и стоит себе тихо-мирно за оградой представительства «Балтпродинвеста». Вторая тем временем тихо-мирно едет к причалу в Лохусалу. Кому придет в голову проверять респектабельный лимузин?

Чико Тургенев делал работу по высокому стандарту.

Но что предпринять?

Я представил, как пакет с депозитом наличными за генерала Бахметьева, возможно, в эту минуту перекладывается в портфели представителей «Экзобанка». Вячеслава Вячеславовича под охраной эстонского агента им уже показали. Готов к поставке. На проверке наличия лефортовского сидельца, которого, скорее всего, гноят в подвальной подсобке представительства, «клиент» банка не настаивал.

— Помимо бургеровской субмарины у Толстого есть плавсредства в Лохусалу? — спросил я у Проки.

— Есть, — сказал он. — Один «эс-эм-ка-семьдесят-пять» и ещё один новенький, шведская посудина с двумя турбинами и водометом, сорок пять миль в час и любая мель под килем… Класс!

— Что это такое… как его… этот «семьдесят пять»?

— Разведывательный десантный катер, фанерное старье с мотором «газика», пятидесятые годы. При двух пассажирах и тихой погоде без волны двадцать узлов от силы… Пока заведешь, ночь наступает. Толстый и принял-то меня поначалу на работу из-за этого старья. Мотористом-водителем. Рауль рекомендовал. Больше ошивался на причале. Два-три раза в месяц вывозил в кокпите картонки к подлодке, для перегрузки… Маленькие деньги получал. Перешел в сухопутную братву…

Теперь мы ехали вдоль моря. По знакомым местам, к Лохусалу. Я попросил Проку остановиться… Небо сияло голубизной. Ветер разогнал тучи. Горизонт отодвинулся. Мне казалось, вдали угадывалось сверкание шпиля на ратушной башне. Я высказал предположение, что будет штормить. Прока не согласился. Бриз и барашки на исходе дня означают, что утром будет штиль, хотя в начале зимы он и редкость.

Парочка носителей белесых бакенбард терпеливо ждала, приткнув свою «девятку» к обочине, не скрываясь, метрах в тридцати от «БМВ». Круг рвущихся к лохусальскому причалу расширялся. Я помахал им рукой. Они не отреагировали.

— Значит, пока заводишь, ночь наступает? — спросил я Проку.

Он кивнул.

— А стоят где? В ангаре?

— Нет. «Семьдесят пятый» — у причала рыбхоза между шаландами. Метров двести от бургеровского ангара. А «шведа» держат в яхт-клубе на Пирита.

— Охрана?

— У рыбхозников никакой. Красть или безобразничать некому. А когда приходит «швед» из Пирита, двое на борту постоянно. С автоматами. Чешские, штурмовые. Еще миномет.

— Миномет? А он зачем?

— Болгарский, восемьдесят два миллиметра, «Пима». Можно и с палубы, и с причала, с берега шмарануть… Когда шмаранут, станет ясно зачем. А так не знаю…

— Ладно, — сказал я. — Поехали, кофе попьем в пансионате, что-то в сон клонит, взбодримся… Думаю, времени у нас навалом. Да и себя показать не мешает. А то Толстый Рэй, наверное, нас обыскался. Дебильный братец из котельной ему и донесет.

— Донесет, — сказал Прока.

— Не боишься?

— Боюсь… немного.

— А отчего перебежал?

— Грязно там. Блевотина.

— Со мной не чище.

Прока постучал ботинками на шоссе, оттаптывая комки липучей земли с подошв. Сказал:

— Как хотите…

Я всегда работал один. Пусть решает свою участь сам, подумал я. Что мне до него? Перебежчик есть перебежчик. Бежит себе и бежит в свою сторону.

— Сядешь за пассажира теперь, Дечибал Прока, — сказал я. — Свою финскую штуковину проверишь. Поверти немного, приноровись заранее…

После парковки у лохусальского пансионата я наказал Проке сидеть и смирно ждать в буфете, пока сам прогуляюсь по еловой рощице и вдоль пляжа. А также взять две чашки кофе, две бутылки воды, ещё чего захочет тоже пару, почать и поджидать меня, отлучившегося, скажем, в туалет. Если появится истопник Рэй или привяжутся орлы, присланные Ге-Пе, не двигаться. Терпеть обиды, сидеть и из буфета не выходить. В помещении не тронут.

Я предположил также, что в буфет заглянут двое с белесыми бакенбардами. Проке следует им помахать или кивнуть так, чтобы видели орлы Толстого. Парочка не отреагирует, но это неважно. Важно, что приветствие увидят орлы. Парочка с бакенбардами будет сидеть, пока не появлюсь я, Бэзил Шемякин. Однако, возможно, снимутся с места и раньше, когда встрепенутся ребята Ге-Пе. А они встрепенутся, по моим расчетам, получив сообщение от босса по радиотелефону… Ну, а дальше — по обстановке.

— У тебя есть дубликат ключа зажигания? — спросил я.

— Дубликата нет, — сказал Прока. — Он у Толстого.

— Тогда, если будешь уносить ноги отсюда, приклей ключ жвачкой под столешницей. Сядь за второй столик от входа… Я найду.

Моряки неважные одиночки. Кубрик, теснота и пустынное море формируют романтиков-дружбанов. Дечибал Прока стоял под ветром, раскачивавшим ели над нашими головами, с посеревшим и потерянным лицом. Влажные пряди длинной прически казались обсосанными.

— Ты бы шапку купил, что ли, — сказал я, повернулся к нему спиной и, приволакивая от боли ногу, потащился к морю.

Метров через пятьдесят попался ольховый куст, от которого я ножом отрезал хворостину потолще. Обстругал набалдашник под ладонь. Трость прогибалась, но помогала. И приковылял я вовремя.

В бинокль из-за валуна я увидел, как по лохусальскому молу к ангару Рауля Бургера подъехал темно-серый «Линкольн» с желтым геральдическим щитом на дверце. На фоне моря и ясного неба это выглядело рекламным роликом. Окна не были затемнены, в машине, кроме водителя, никого и две последние цифры регистрационного номера были «7» и «8». «Линкольн», за которым мы увязались от Пирита, при идентичности буквенной серии и первых цифр, имел последними «6» и «9».