Московский клуб

Когда Стоун закончил, старик опустил пистолет.

— Достаточно, — бросил он по-русски своим помощникам.

Чарли повернулся и увидел, что рыжеволосая проститутка и ее друг не спеша направились к машине. Послышался рев заведенного мотора, они уехали.

— Извините меня, — сказал Дунаев.

Стоун глубоко и облегченно вздохнул.

— Мне очень нужна ваша помощь, — произнес он. — Я полагаю, вы могли бы дать ключ к разгадке того, что происходит сейчас в Вашингтоне и Москве.

— Сейчас? Но я…

— Много лет назад Лаврентий Берия послал вас разыскать документ, который был нужен ему для проведения успешного переворота…

— Откуда вам это…

— Вы были приставлены к кому-то охранником, верно? — Чарли переступил с ноги на ногу. Он нервно соображал. — К человеку, осуществляющему связь Берии с неким американцем, имя которого держится в секрете и по сей день.

Дунаев почти незаметно кивнул.

— И одним из звеньев цепочки этой связи была женщина, Соня Кунецкая, — продолжал Стоун. Он вдруг понял все с удивительной ясностью.

Да, настоящее можно объяснить только через прошлое. Только так. И архивы ЦРУ в этом совершенно бесполезны.

Разумеется, шеф секретной полиции Сталина Лаврентий Берия поделился своими планами с очень немногими людьми. И, конечно, больше всех он доверял «кроту» «К-3». Дунаева оставили в живых, ведь он не знал основной тайны. Но и он вынужден был скрываться…

— Вам что-то о ней известно? Вам должно быть что-то о ней известно, — сказал Стоун.

Русский мрачно улыбнулся:

— Да, я был связным между Соней Кунецкой и Берией. Ваше предположение абсолютно верно.

Стоун с трудом сдержал возглас удивления.

— И я горжусь этим, — продолжил бывший шпион. — Берия не назначил бы первого попавшегося для связи с дочерью американского миллионера Уинтропа Лемана.

49

Париж. Вашингтон

Самым ужасным было то, что все это было совершенно закономерно.

Даже спустя полчаса Стоун с трудом осознавал, о чем говорил его спутник. Итак, вот, значит, какова причина влияния Сталина на Лемана.

Конечно. Все так просто.

— Время от времени такое случается, — объяснил ему Дунаев, совершенно не осознавая, какой эффект его откровения производят на слушателя. — Очень многие американцы и американки приезжали в СССР и влюблялись в советских. У них рождались дети. А потом, когда приходило время уезжать, они вдруг узнавали, что власти не дадут их детям выездной визы.

Стоун и Дунаев шли вверх по узкой тропе, ведущей на кладбище Пер-Лашез. Для мертвых это лучшее место в Париже: здесь похоронены Марсель Пруст, Оскар Уайльд и тысячи других людей.

Кладбище расположено на холме, извилистые тропки вьются вверх по склонам, пересекаясь с другими дорожками, образуя поросшие мхом лабиринты.

— Многие американцы приезжали в Россию во времена кризиса тридцатых годов, — продолжал Дунаев. — Некоторые из них приезжали по политическим соображениям, потому что они были приверженцами коммунизма… пока не увидели этого монстра своими глазами. Другие ехали работать. В России у них рождались дети. А затем они узнавали, что, так как их дети являются гражданами СССР, их отъезд из страны вовсе не приветствуется властями. О, такое случалось довольно часто. Во время второй мировой войны несколько американских репортеров, работавших в Москве, полюбили русских женщин. А чуть позже их жены и дети стали почти что заключенными. Они стали заложниками. Вам, вероятно, известно, что великий американский промышленник Арманд Хаммер провел в двадцатых годах почти десять лет в СССР. И у него, как и у его брата, родился ребенок от русской женщины. И все дети остались в России, им не дали виз на выезд.

— Это все объясняет причину сотрудничества Лемана со Сталиным, — вслух подумал Стоун. Сейчас они стояли у могилы Фредерика Шопена — небольшого белого надгробия, которое венчала статуя, изображающая плачущую девушку. На ее каменных коленях лежало несколько красных роз.

Эмигрант кивнул.

— Его дочь была у них, и они ни за что не позволили бы ей уехать, — продолжил Стоун. — Многие люди, должно быть, помогали ему по его просьбе связываться с ней. В том числе и мой отец.

Дунаев пошел дальше. Казалось, он не совсем понимал, о чем говорит Чарли.

— А что конкретно вы имели в виду, говоря, что были связующим звеном между Берией и дочерью Лемана?

— Берии каким-то образом удалось вызнать у Сталина, что у Лемана есть документ чрезвычайной важности. Документ или документы.

Стоун кивнул. Интересно, что этому экс-шпиону известно о завещании Ленина? И каким образом он это узнал?

— И он послал вас в США забрать этот документ у Лемана?

— У его дочери.

— Потому что сам Леман никогда не имел прямых контактов с советскими разведывательными службами. Это могло помешать его карьере в правительстве, — сделал заключение Стоун.

— Точно, — согласился Федор. — И Берии это было известно.

— И Леман никогда не виделся с дочерью с тех пор, как уехал из Москвы?

— Нет, однажды ей разрешили выехать в Париж. Тут она встречалась с отцом, хотя и под строжайшим контролем.

— Когда это было?

— Кажется, в 1953 году.

— Ну, а почему же Леман не освободил ее тогда? — поинтересовался Стоун. — Раз уж Соня была на Западе, он мог бы организовать похищение.

— Ну нет, — рассмеялся Дунаев. — Она бы этого ни за что не захотела. Понимаете, ее мать была в то время еще жива, и она жила в России. Я уверен, что она не захотела бы рисковать ее безопасностью.

— Целая цепь заложников, — задумчиво произнес Чарли. — А что вам известно о документе, которым владел Леман?

— Ничего. Только то, что он у него был.

— А Берия наконец получил бумагу?

— Нет, но он очень старался.

— Каким образом?

— Он даже предлагал обменять на документ Соню. Он по какой-то причине считал его невероятно важным.

На кладбище было тихо и безмятежно. Стоуну казалось, что он не в Париже, а в каком-то красивом лесу. Полуразрушенные могилы больше походили на валуны, многие венки покоричневели. То тут, то там возвышались ветхие склепы с бутылками из-под пива на полу и покосившимися окнами.

— А почему Леман не согласился на сделку?

— Он как раз согласился. Он был просто одержим идеей заполучить дочь.

— Согласился? Но…

— Но Берию расстреляли.

— А, да, — вспомнил Чарли. — А вы были связаны непосредственно с Берией? Или с кем-нибудь из его людей?

— Непосредственно с ним. Он хотел, чтобы дело было совершенно секретным.

— А вы когда-нибудь раньше слышали обозначение «К-3»?

— «К-3»? — медленно повторил Дунаев.

— Это «крот» в организации Берии, которому он безраздельно доверял.

Они миновали могилу Симоны Сигноре и вошли в колумбарий. На каждой мраморной табличке, украшенной искусственными цветами, были выгравированы имена золотыми буквами.

— Я не знаю ни о каком «кроте», — произнес Дунаев. — Но ведь было бы странно, если бы я знал, правда? Ведь тогда бы о нем знал и Берия. Да тогда он просто не был бы «кротом», — впервые за все время эмигрант рассмеялся.

— Но ведь о попытке Берии захватить власть вы знали?

— Конечно. Об этом знали все… Уже после факта. После того, как его расстреляли, об этом заговорили повсюду.

Теперь Дунаев шел явно целенаправленно. Он знал, куда идет.

— А вы слышали что-нибудь о попытке отдельных людей на Западе помочь в организации и проведении этого переворота?

Дунаев шел очень быстро, Стоуну приходилось бежать, чтобы не отстать. Вдруг они остановились перед блестящим черным гранитным надгробием. Камень был гладкий, как зеркало. С левой стороны была прикреплена овальная фотография.

Дунаев молча глядел на надгробие.

— Возможно, вам знакомо лицо на фотографии? — спросил он.

Конечно, Чарли сразу узнал. Это же лицо, только чуть старше, было на фото, которое ему переслал Сол Энсбэч. Большая инкрустированная табличка гласила: