Маньчжурский кандидат

— … а потом Чанджин даст тебе советскую снайперскую винтовку, раскладывающуюся на две части. Винтовка отлично поместится в специальном чемоданчике — точь-в-точь таком, с каким обходят своих пациентов доктора. Возьмешь ее с собой в отель в Ньюарке. Наконец-то, мой милый Реймонд, мы подходим к финалу этого ужасного пути. После долгих лет и бесконечных страданий скоро, совсем скоро, мы сможем отдохнуть. Власть в наших руках — и теперь, когда это произошло, пришла их очередь бояться. Теперь, мой дорогой, мы можем отомстить им за все, что они сделали с тобой, со мной и с твоей красавицей Джози.

Непосредственно перед этим сеансом мать Реймонда ввела в вену изрядную дозу, и, как говорится, «хорошо пошло». Когда она говорила, ее магнетические, расположенные на идеальном расстоянии друг от друга голубые глаза сверкали. Гибкая, литая фигура смотрелась еще лучше благодаря безупречной осанке. На ней был китайский халат нежного, идеально контрастирующего с глазами оттенка. Вытянув длинные ноги совершенной формы, она расположилась в шезлонге, и любой мужчина — кроме сына и мужа — видя сокровище, которым она обладает, и зная, что ее великолепное сорокадевятилетнее тело есть не более чем футляр для бесполой и бесчувственной энергии, разрыдался бы, сокрушаясь над бессмысленностью такой растраты.

Ее голос, обычно с металлическими нотками — голос женщины, которая ни перед чем не остановится ради достижения цели, — сейчас заметно смягчился. Элеонор молила, и в этих мольбах проскальзывали новые для нее обертоны самообмана. Все годы, прошедшие со времени возвращения Реймонда из армии, когда один шок следовал за другим, та часть ее личности, которая отвечала за сохранение здравого ума и сейчас выбивалась из сил, чтобы помочь ей простить, а через это и спасти саму себя — так вот, все эти годы эта ответственная за самосохранение часть ее самой делала все возможное, дабы оттянуть день, когда придется дать Реймонду объяснения в надежде получить его прощение.

— Я знаю, дорогой, что ты никогда до конца этого не поймешь, и знаю, что ты сейчас в таком состоянии, что с моей стороны это все равно что разговаривать шепотом с собеседником, находящимся на далекой звезде. И все же я должна это сказать, ради собственного душевного спокойствия. Реймонд, поверь: я не знала, что они собираются сделать с тобой. Я им служила. Я думала за них. Я стала для них в этой стране такой точкой опоры, о которой они могли только мечтать. И вот как они отплатили мне — забрали твою душу. Я сказала им, что мне нужен убийца. Такой, который будет повиноваться приказам мгновенно и безотказно. И они сделали это с тобой, потому что считали, что таким способом еще крепче привяжут меня к себе. Когда я, ожидая увидеть этого идеального убийцу, вошла в палату санатория Свардона и обнаружила, что этот убийца — мой сын, с измененным, перелопаченным мозгом, и все мосты сожжены… Но теперь конец близок, и настала наша очередь изменить их завтрашний день, потому что точно так же, как прежде всего я мать, я еще, во-вторых, американка, и, взяв власть в свои руки, я сотру их в порошок, втопчу в грязь за то, что они сделали с тобой, и за все остальное, что они сотворили, пренебрегая мной и недооценивая меня. — Взяв сына за руку, она вдруг в порыве поклонения стала целовать его безучастные пальцы. Потом обхватила лицо Реймонда ладонями и с нежностью посмотрела ему в глаза. — Как ты похож на моего папу! У тебя такие же красивые руки, ты с таким же достоинством, гордо держишь свою красивую голову. А как ты улыбаешься! Улыбнись, мой дорогой.

Повинуясь приказу, Реймонд улыбнулся, естественно и обаятельно. Элеонор тяжело задышала.

— Когда ты улыбаешься, мой любимый Реймонд, в эти мгновения я опять становлюсь маленькой девочкой, и возрождается чудо любви. Пусть бы так было всегда. Улыбнись еще раз, любимый. Да. Да. А теперь поцелуй меня. По-настоящему, по-настоящему поцелуй.

Ее длинные пальцы зарылись ему в плечи. Мать притянула Реймонда к себе на шезлонг, и, распахивая левой рукой китайский халат, вспоминала своего отца, и звук дождя на чердаке — тогда, когда она была еще девочкой, — и вновь обрела мир наслаждения, утраченный много, много лет назад.

XXVII

Теодор Рузвельт утверждал, что избирательное право народа ущербно, если оно не подразумевает не только право избирателей выбирать между уже номинированными кандидатами, но и право определять, кто именно будет номинирован.

Известны три основных метода, с помощью которых различные партии на протяжении американской истории выдвигали своих кандидатов, и инструментами этих методов были: закрытое собрание партии, съезд и прямые выборы. От закрытого собрания отказались довольно быстро, поскольку в этом случае непропорционально возрастало влияние законодательной ветви власти по сравнению с влиянием власти исполнительной. Методом созыва съезда для выбора кандидата в президенты впервые воспользовались в 1831 году члены Антимасонской партии. Основной недостаток системы съезда кроется в процедуре отбора его делегатов. Происхождение прямых первичных выборов не вполне ясно, однако принято считать, что впервые этот метод применила Демократическая партия округа Кроуфорд, Пенсильвания, в 1842 году. И все же лишь в 1900 году, когда Роберт М. Ла Фолетт был избран губернатором штата Висконсин, появился первый пример политического лидера, успешно пробившегося сквозь систему прямых первичных выборов в рамках штата.

Поскольку не существует никакой общественной регламентации, контролирующей порядок проведения национального съезда партии, он развился в один из самых выдающихся мировых политических институтов. Ни в одной другой стране мира выбор национальных лидеров, чье влияние будет ощущаться по всей планете, а также выработка основополагающего политического курса не зависят от решения трех тысяч орущих, лишь бегло знакомых с сутью вопроса делегатов и их заместителей.

М. Острогорски, французский политический обозреватель, специализирующийся на американской политике, писал в 1902 году о системе съездов: «Осознаешь, свидетелем какой чудовищной пародии на общественные институты ты стал. Жадная толпа чиновников при портфелях и без, но активно их домогающихся, притворяющихся избранными народом делегатами, под предлогом проведения большого партийного форума предавалась — одни в качестве победителей, другие в качестве жертв — политическому интриганству и грязным играм, главным призом в которых является должность главы государства величайшей на обоих полушариях нашей планеты республики, место в ряду наследников Вашингтона и Джефферсона. И все же, когда отвлечешься от сцены, свидетелем которой только что стал, и окинешь мысленным взором череду избранных таким образом президентов, обнаружишь, что хотя и не все они были великими людьми — куда там! — но все же все были людьми достойными; и невозможно здесь не вспомнить американскую поговорку: „Бог помогает пьяницам, маленьким детям и Соединенным Штатам“'».

Доброжелательная атмосфера праздника, сопровождавшая открытие съезда 1960 года, была характерна и для многих других съездов, ему предшествовавших. Отели украсили гирлянды и флаги. Владельцы салунов облепили все стены листовками фанатов. На обратной стороне листовок те же самые призывы делались во имя другой партии, съезд которой ожидался через три недели. На улицах было не повернуться от крутобедрых девиц в бумажных ковбойских шляпах. Развеселые легионеры верхом въезжали в вестибюли отелей, а на улицах дружелюбно стреляли из водяных пистолетов в безобидных прохожих. Из окон верхних этажей отелей свешивались, поддерживаемые за пятки весельчаками-делегатами девушки по вызову. Мальчики на побегушках раздавали официальные бюллетени, посвященные теме партийного единения. В зависимости от потребностей сегодняшнего дня государственных деятелей постарше или игнорировали, или превозносили. Городской отряд воров-карманников работал в три смены. Сто четыре костюма службами химчистки тридцати восьми отелей были доставлены не туда, куда следует.