Вторжение

— Вы экономист, — мягко возразила Джинни, — а не военный человек. И похоже, вас главным образом волнует Уолл-стрит.

— Перефразируя старое изречение, скажу, что будущее чёрной Америки слишком важно, чтобы им занимались генералы, — ответил он. — И кстати, даже генералов у Ч. Ф. нет. У нас есть несколько толковых офицеров, включая лучшего из них, майора Говарда Андервуда, который в данный момент рядом со Смитом. Но Андервуд — не гений. Он решителен и умён, это да, но его нельзя считать великим стратегом. Кроме того, он находится под буквально гипнотическим воздействием Данни. И на этом критическом этапе я бы не полагался на его суждения.

Джинни сложила руки на коленях. Плечи её опустились, и теперь во взгляде было какое-то отстранённое грустное выражение.

— Так что вы хотите от меня, Ал? Почему вы попросили этого мальчика привести меня к вам?

— Я убеждён, что Смит вот-вот оповестит о начале сражения за Гамал, — ответил он. — Доказать свои слова я не могу. Но уверен в этом до мозга костей. А когда он сделает это, члены Ч. Ф. побегут за ним как лемминги, которые прыгают в море с вершины скалы — пока кто-то не придёт в себя и не остановит их. Нам нужно телевидение. В рядах Ч. Ф. есть всего несколько человек, обладающих такой репутацией, что им могут предоставить эфирное время и таким авторитетом, что, обратившись к чёрной аудитории, они могут рассчитывать на её внимание. Вы — одна из них. А другой — это я.

— Вас никто не поддерживает? — спросила она.

— Не совсем так. Командиры пяти из шести групп, захвативших дома, придерживаются таких же убеждений, как и я. На совете мы одержали верх.

— Дом Кроуфорда захватил Бен Стил?

— Да, и сейчас с ним Джексон Дилл. Я получил сообщение, что Диллу удалось проникнуть туда до подхода войск.

— Да, ему это удалось. — Она не сводила с него глаз. — Вы поручили ему какое-то задание, Ал?

— В определённом смысле. Я подумал, что если Дан Смит объявит о Гамале, Бену Стилу понадобится там помощь. Его заместитель Чили Амброс — законченный фанатик. Он смел и честен, но умеет только стрелять.

— Значит, Джексон Дилл обманул меня, — сказала Джинни. — Он спросил меня, имеет ли он право от моего имени обратиться к Тиму Кроуфорду и сказать, что ему, Джексону, можно доверять. Я усомнилась в его успехе, но Джексон заверил меня, что знает, как добраться до дома. Видите ли, в своё время я была знакома с Кроуфордом.

— Да, я знаю. — Осведомлённость Николета можно было отнести на счёт слухов, которые, скорее всего, могли просочиться за эти годы. — Джинни, так вы поможете мне? Не торопитесь с ответом. Но подумайте о последствиях — ведь речь может идти буквально о десятках тысячах жизней.

Она снова стала раскачиваться в кресле, и серёжки беспорядочно болтались по плечам не в такт движениям, словно отказываясь подчиняться ей. Она пристально изучала лицо своего собеседника, и от её взгляда не могло укрыться, насколько не сочетаются друг с другом его глаза и руки. Он был блистательным представителем чёрных интеллектуалов, перед которыми она буквально преклонялась, чьи знания позволили им занять столь высокое место в мире белых — но души которых были столь же нежны и уязвимы, как и их руки, никогда не знавшие мозолей. В нём была та же мягкость, которая привлекала её в Тиме Кроуфорде до того, как он захлопнул створки, вернувшись в своё белое окружение.

— Вы хороший человек, Ал, — сказала она.

— Мне близки мечты Данни, — застенчиво сказал он, — и я разделяю их. Но кроме того, я знаю и факты. Вы верите мне, Джинни?

— Ага, — выдохнула она. — Но революция не для таких добрых людей, как вы. Пришло время Данни Смита и Чили Амброса.

— Это лишь подобие революции, Джинни. Если мы ограничимся лишь этими шестью домами, мы победим, можете мне верить. Оставим Гамал на долю наших внуков.

— Я не вхожу в число мыслителей, Альфред. Но мне нравится, когда меня пытаются убеждать, как это делаете вы.

— Откровение было неожиданным для неё самой, словно она обнажила грудь перед слушателем. — И всё-таки, если бы тут был Данни, я бы, скорее всего, взяла оружие и последовала за ним.

— Значит, мне повезло. — Он взял её за руки. — Я могу говорить только о том, в чём я сам убеждён, и я не сомневаюсь, что сейчас мы должны соблюдать благоразумие, чтобы мечта о Гамале не была потоплена в реках нашей крови.

— Ладно, — в голосе её скользнула нотка грусти. — Чего конкретно вы от меня хотите, Ал?

— Когда вы выйдете отсюда, — сказал он, — я хочу, чтобы вы позвонили Гарольду Осборну. Он будет в Белом Доме, и стоит вам только позвонить, он выслушает вас.

— Осборну? Да он же тот ниггер, который чистит ботинки Рэндаллу!

— Нет. Это неверно и несправедливо. Осборн с давних времён вписался в систему и хранит ей верность. Ведь нечто подобное можно сказать и о вас, Джинни. Вступив в ряды Ч. Ф., вы тоже взяли на себя обязательство хранить верность идее чёрной власти. Оно предъявляет к вам определённые требования, хотя какой-то частью сознания вы сопротивляетесь, когда то и дело оказываетесь в тупике. Вы убеждаете себя, что необходимо идти на компромиссы с соратниками. У них чёрная кожа, но сплошь и рядом они действуют, как белые политики.

— Ни в коем случае! — с жаром возразила она.

— О, ещё как. Дан Смит отлично знает, как использовать вас, как заставить вас играть по его правилам, в чём он не уступает Президенту Рэндаллу. И более того, милая моя, — ради своей мечты Данни, ни секунды не колеблясь, пожертвует вашей жизнью.

— Я дала вам обещание, Ал, — с трудом расставаясь со своими обетами, сказала она.

— Хорошо. Итак, вы звоните Осборну. Теперь он знает, что вы член Ч. Ф. — Она чувствовала мягкое прикосновение его ладоней, сжимавших её кисти. — Расскажите Гарольду, что мы переговорили и что оба мы хотим получить выгодное телевизионное время в том случае, если командир Смит оповестит о революции. Скажите ему, что мы обо всём договорились. Объясните ему, что мы обратимся ко всей чёрной Америке с призывом не следовать за Данни.

— Почему бы вам самому не позвонить ему?

Он покачал головой.

— Отсюда звонить я не могу. Я зарегистрировался как Билл Пирсон. И не могу рисковать, что диспетчер услышит… Конечно, не упоминайте Осборну о Гамале. Не будьте излишне откровенной. Просто дайте ему знать, чтобы он тут же связался с вами, как только Данни выйдет в эфир.

— О’кей. Но у меня ощущение, будто я в грязи с головы до ног. Я не привыкла предавать людей. — При этих словах она резко отдёрнула руки.

— Я знаю. — Николет понимал, что это признание в бесчестии нелегко далось ей. Отступничество считалось гнусным предательством ещё с мрачных дней рабства, столетиями оно было проклятием чёрного народа.

— После разговора с Осборном позвоните мне сюда в 308‑й номер и попросите Билла Пирсона. — Оторвав уголок от карты, он черкнул на нём номер «Гейлорда» и протянул ей. — У нас нет выбора, Джинни. Путь, который выбрал Смит, означает штыки, обагрённые кровью чёрных и колючая проволока для оставшихся в живых.

— Выбора у нас никогда не было, — мрачно сказала она. В комнату сквозь мутные стёкла пробились непрошенные лучи утреннего солнца, омывая дешёвую мебель и истёртое ковровое покрытие.

Николет откашлялся. У него уже не было силы переубеждать её. Медленно начинался день, которого он предпочёл бы не видеть; душа была изодрана в клочья. Джинни продолжала раскачиваться в кресле и в её взгляде, устремлённом на Николета, было что-то близкое к отвращению. Обоих их жёг стыд, словно они застали друг друга за занятием онанизмом и каждый понимал, как неприглядно он выглядит в чужих глазах. Им не придётся сопутствовать Дэниелу Смиту, когда он войдёт в историю.

— Да, это не самый приятный мир, — сказал Николет.

— О, Господи! — В такие минуты уклончивая неопределённость этого уроженца Вест-Индии не могла не вывести её из себя. Так в полной тишине они посидели несколько минут и наконец он переместился к маленькому столику, чтобы приготовить ещё пару чашек растворимого кофе. Кто-то постучал в двери — три коротких отрывистых удара. Николет повернулся к ней, и оба они застыли в молчаливом отчаянии.