Американский синдром

Он закурил, мастерски выпустил несколько колечков дыма.

— Помню, все началось с сомнения относительно моей личной ответственности. Все чаще приходилось мне выполнять приказы, которые я считал неправильными. Постепенно, по мере моего продвижения по служебной лестнице, они становились все неправильнее и преступнее. Я поделился своими сомнениями с чифом. Он сказал: «В агентстве как в армии: сначала выполни приказ, а потом обжалуй его, протестуй сколько хочешь, если считаешь его преступным». Я ответил: «Хорошо! Вызывает меня мистер Хелмс и приказывает ни с того ни с сего укокошить вас, мой дорогой чиф. Следуя вашему указанию, я убиваю вас, а затем опротестовываю приказ. Как вы, интересно, на это посмотрите?» Это, понятно, поставило его в тупик. Вот я и опротестовал неправильное решение, и на этом моя карьера в «фирме» мгновенно закончилась. Вот так. Такая дилемма!

Он закашлялся. Сигара пахла скверно.

— В том коридоре есть военная комната с картами всего мира и увеличенными картами кризисных районов. Сейчас там висят карты Ирана и Ближнего Востока. Круглосуточно дежурят старшие штабные офицеры всех родов войск. Прямая связь с командными штабами Аляски, Атлантики, Европы, Тихого океана, стратегических ВВС в Омахе, Североамериканской и континентальной ПВО в Колорадо-Спрингс, со штабами НАТО. На отдельном столе стоят там два телефона для передачи приказов о начале войны — «Золотой» телефон и красный. Несколько слов по этому телефону — и апокалипсис! Через пять минут взмоют ракеты и все противоракетные ракеты будут готовы к запуску, через десять минут все Б-52 взлетят с ядерными бомбами и крылатыми ракетами и все ядерные подводные лодки отправятся в свой последний рейс. И через полчаса дивизии 1-го авиадесантного корпуса армии США и специального войска взлетят на высоту пятидесяти тысяч футов с ракетами «воздух-воздух». Управление всеми телевизионными студиями и радиостанциями сразу перейдет в руки военных, и в самом скором времени начнут передавать обращение президента к народу с объявлением войны.

Бек ехал, не превышая предельную скорость в пятьдесят пять миль. Его обогнала тускло-оливковая пентагоновская машина, шедшая со скоростью пятьдесят пять миль. На бампере — две генеральских звезды.

— Перед тем как покинуть Пентагон навсегда, — заговорил он снова после короткого молчания, — зашел я в последний раз в Национальный центр в подвале Пентагона, который круглосуточно отмечает каждую деталь, добытую всеми разведслужбами, касающуюся советского блока, в плане военном, политическом, научном, диссидентском и прочее, и прочее. Там меня догнал Колби и сказал осуждающе, что мое выступление было «контрпродуктивным» — одно из любимейших словечек в жаргоне «фирмы». В углу зала стоял стол с белым телефоном, обеспечивающим прямую связь с Белым домом. Помню, смотрел я на этот белый телефон и думал, словно Джефферсон: «Я дрожу за свою страну…»

Еще ниже в недрах Пентагона находится прямой телетайп «горячей линии» с Москвой, которым ведают майор-переводчик и техник-сержант. Одно и то же сообщение передают и принимают, для страховки, два телетайпа со скоростью 186 тысяч миль в час. Расстояние отсюда до Москвы 4823 мили. Каждый час — пробная передача, тексты из Гоголя, Толстого, Лермонтова. Шестьдесят шесть слов в минуту…

Бек вел «шеви» по Арлингтонскому бульвару.

— Ты говорил, что много знаешь о Хелмсе, — напомнил Грант Уину, который закуривал сигару.

— Верно, — откликнулся Бек. — Я дам тебе его досье.

Напоследок поговорили о «горячих точках» планеты: Ближний Восток, Иран, Родезия, ЮАР…

— По моим сведениям, — сказал Уинстон Бек, — со дня на день может вспыхнуть пожар и в Афганистане. После убийства там американского посла я не спускаю глаз с этого дремлющего вулкана Гиндукуша. «Фирма» увеличила переброску оружия душманам…

Когда подъехали к «Уиларду», где решил переночевать Грант, он спросил:

— Скажи, Уинни, ты хоть встречаешься с детьми после развода?

— Суд решил, что я сумасшедший, раз я отказался от тридцати пяти тысяч в год. Мать внушила это сыновьям. А ты, Джонни? Холост, судя по всему?

— Моя девушка была «голубкой» и «мирницей» и прокляла меня как «ястреба» в зеленом берете.

— И теперь ты пишешь книгу, которую пошлешь ей, как только опубликуешь, чтобы доказать неверной, как она была неправа. А пока женщины тебя не интересуют. Всю энергию вкладываешь в книгу. Сублимация, не так ли?

Грант смущенно усмехнулся в ответ. А ведь он попал в «десятку», этот Уинстон Бек. С ним надо держать ухо востро.

КОГДА ПРИДЕТ ПРОДАВЕЦ ЛЬДА

Через два дня он принес в издательство свою заметку, обструганную до четырех машинописных страничек. Тони Десантиса не оказалось на месте.

— Я подожду, — сказал он миловидной секретарше с такими формами, что она вполне могла претендовать на разворот в «Пентхаусе» в чем мать родила. Вся она была начинена сексуальной энергией, как ракета горючим.

— Ждать придется долго, — сказала она с улыбкой, обнажившей почти все тридцать два зуба и заставившей Гранта вспомнить о карточке дантиста в кармане. — Тони… мистер Десантис уехал загорать на Багамские острова.

— И долго будет он там загорать? — скрывая досаду и раздражение, спросил Грант.

— Две недельки, — завистливо вздохнула секретарша, несмотря на свои формы, еще ни разу не видавшая этих дивных островов.

Грант поплелся к двери, но, дойдя до нее и взявшись за вертящуюся круглую ручку, повернулся и спросил:

— А вам, мисс, неизвестен номер телефона тестя мистера Десантиса?

— Нет, — бойко, не моргнув глазом, соврала мисс, в совершенстве давно усвоившая это обязательное для лиц ее профессии умение.

Грант махнул рукой, решив послать заметку с письмецом хозяину в редакцию газеты, и вышел. Дожидаясь лифта, он нашарил в кармане визитную карточку Уинстона Бека. Глядя на карточку, он думал, что встреча с Беком не была напрасной. Но не была ли она так же опасной?

Он не мог знать, что эта встреча перевернет всю его жизнь.

В ближайшие дни он вставил зубы, снял повязку и пластырь с лица, но не с головы. Волосы на обритых местах еще не отросли, и вообще походил он на боксера конца прошлого века, когда мужчины еще были мужчинами и дрались без перчаток, по семьдесят пять раундов и до полного нокаута.

В Нью-Йорк пришел сентябрь, душный и жаркий, с повышенной влажностью, а Десантис все еще торчал на Багамах, сказавшись больным, — так сообщила Гранту секретарша. Молчала и «Рай реджистер». Грант стучал на своем «ремингтоне» с небывалым увлечением, которого у него не было, когда он описывал путь своей команды в джунглях. Тогда он не мог заставить себя поверить, что его книга так уж нужна людям — были уже книги о Вьетнаме, и получше той, что получалась у него. Но теперь он многое переосмыслил, узнал, понял. Надо было перечитать всю рукопись заново, все выверить в свете новых фактов и выводов, максимально усилить и осовременить концовку. Вот этого еще никто, по крайней мере из «зеленых беретов», не говорил людям, не делился с ними кровью, оплаченным горьким как хина опытом, не предупреждал их против повторения ошибок и преступлений.

А после столь многообещающей венской встречи в верхах планета Земля благодаря стараниям врагов разрядки словно сошла, соскочила с орбиты разрядки и покатилась по гибельному курсу. Сбывались самые худшие его предчувствия, предсказания Уинстона Бека, которому он нередко звонил в Вашингтон. Дела у Уина застопорились — не хватало денег на издание уже подготовленного бюллетеня. Настроен он был мрачно, советовал следить за событиями в Иране, за энергетическим кризисом, за растущей не по дням, а по часам цене золота на биржах. По его совету Грант купил себе транзистор с коротковолновым диапазоном, слушал Москву на английском языке, хотя слышимость была слабая, а купить транзисторный приемник получше, вроде «Брауна», он не мог себе позволить, пока не получит гонорар за книгу.