Американский синдром

— А что думает публика?

— Если не считать «зеленых беретов» и патологических ура-патриотов, то людей, верящих в невиновность Мак-Дональда, можно запихнуть в телефонную будку.

— Дорогой мистер Ватсон, — загремел в ухо Тони Десантис, — вы подаете надежды! Дедуктивная гипотеза великого Шерлока Холмса почти тождественна вашей, хотя вы, на мой взгляд, излишне педалируете социально-политический момент. Я могу судить лишь по отчетам о процессе по телевидению и в прессе, однако считаю дело почти элементарным: первое, Мак-Дональд не рассчитывал избавиться от семьи, чтобы жениться на богатой наследнице, так как прошло десять лет, а он так и не женился. Второе, он избавился от жены и семьи не потому, что полюбил другую женщину и хотел жениться на ней и начать жизнь сначала, так как он, как я уже отмечал, не женился и тайно и даже нетайно мог бы изменять жене, сколько влезет. А поскольку эта версия отпадает, а в наше время всегда надо искать первопричину в сексе, остается одно: он узнал о ее измене и, воспылав ненавистью ко всей свежей семье, устроил у себя варфоломеевскую ночь. Согласись, что только ненависть и ревность, ревность и ненависть могли побудить даже «зеленого берета» на такое преступление.

— Может, ты и прав, Тони, но так же, как и преступления Мэнсона, резня, устроенная на дому Мак-Дональдом, неразрывно связана и с американскими зверствами во Вьетнаме. Послушал бы ты, что прокурор говорил о «вьетнамском синдроме»! Этот прокурор прояснил для меня то, что сплошным туманом бродило в моей голове. Мне самому пришлось сражаться с тем зверем, от которого я произошел и который начал пробуждаться во мне во Вьетнаме. Об этом я честно рассказал в книге. Зверь, увы, сидит в каждом из нас…

Утром Грант попросил принести ему черный кофе и завтрак, постучать и оставить поднос у двери. Позавтракав, он прошмыгнул, закрыв лицо платком, во двор, где стояла его машина. А вдруг ночной гость оставил шутки ради сюрприз под капотом? Включаешь зажигание, как невеста молодого героя в «Крестном отце», и возносишься на небеса… Нет, его встреча с Клифом была делом случая, а Клиф вряд ли разъезжал по Северной Каролине с взрывчаткой Ку-5. Впрочем, чем черт не шутит. Может, Клиф, отличный в прошлом подрывник, как раз возит в своем лимузине и такие аргументы, как Ку-5 и термитные спички, дабы убедить жадноватых владельцев злачных мест застраховать у него свое имущество ценой приличных ежемесячных взносов. Стыдясь своей подозрительности — так начинается мания преследования! — он бегло оглядел мотор.

Не успел он вырулить на улицу, как увидел, что навстречу с треском и грохотом несется кавалькада мощных мотоциклов со снятыми глушителями, с восседавшими на них ряжеными: кто в гитлеровской каске с намалеванной белой свастикой, кто в старинном офицерском мундире с эполетами, кто в костюме супермена из комиксов с велосипедной цепью на груди. Они мчались прямо на него, гремя клаксонами, с включенными фарами. На задних сиденьях сидели полуголые «мамы» в пестрых бикини, с американским флагом в руках, с плакатами:

Грант успел съехать на пустой тротуар, но какой-то волосатый питекантроп в черном мундире эсэсовца, проносясь на ревущем «харлей-дэвидсоне», шарахнул велосипедной цепью по заднему боковому стеклу.

Грант вытер вспотевший лоб ладонью. Кто говорит, что Фейетвилл скучный городок? Жизнь тут так и бьет ключом. Гаечным ключом и велосипедной цепью.

В захудалой местной больнице, где давно забыли о том, как в добрые старые времена приходилось класть в реанимацию дюжинами «зеленых беретов» и рейнджеров всех союзников США после очередной кучи-малы на Мейн-стрит города, его ждали новые огорчения. Врач наложил швы на рассеченную кожу на лбу и голове и велел миловидной сестре, молодой мулатке, перевязать его и обклеить пластырем, но тут появился вызванный ими полицейский — сержант Эзра Розен, брюхатый и плоскостопый «коп» с утиной походкой вперевалку, — и составил протокол о ночном нападении неизвестных лиц на репортера из города Рай, штат Нью-Йорк, приехавшего на судебное заседание в богом и полицией спасаемый город Фейетвилл. Чтобы не ввязывать в это дело мотель, Грант, наспех импровизируя, представил дело так, будто стал жертвой нападения с целью ограбления у своего мотеля, но сумел отбиться от тройки нападавших и укрыться в своем номере.

Сержант позвонил в мотель. Ночной клерк ушел давно домой. Дежурил сам владелец. Передал ли ему что-нибудь ночной клерк о нападении жильца из тринадцатого номера часов в одиннадцать вечера? Нет, ничего не передавал.

— Городок у нас тихий, — сказал сержант, которому уже явно было пора на заслуженную пенсию. — Это дело, видно, рук «черных беретов». Ох, и весело же тут было при «зеленых беретах»! Все эта разрядка да разоружение… А попробуй, к примеру, разоружить полицию. Что тогда будет? Соединенные штаты мафии.

При выходе из врачебного кабинета его обстреляли «вспышками». Сержант Эзра Розен любил рекламу и вызвал бездельничавших у здания фоторепортеров в больницу. Двум-трем подвернувшимся репортерам Грант повторил ту же версию о нападении, что и полиции.

В тот день сержант уже встречался с репортерами, которые пронюхали, что ночью какие-то ку-клукс-клановцы подъехали к зданию суда, вкопали в землю большой деревянный крест, обмазанный смолой, и подожгли его на страх врагам — очевидно, тем, кто выгораживал в суде черномазого, принявшего участие в убийстве семьи доктора Мак-Дональда. Этот горящий в ночи крест, снятый каким-то фоторепортером, не поленившись встать в полночь с постели, появился во всех газетах, напоминая каролинцам, что «невидимая империя рыцарей ку-клукс-клана» отнюдь не приказала долго жить.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЕЗ НАКАЗАНИЯ

Заключительная речь судьи была шедевром софистики и казуистики.

— Виновен или невиновен Джеффри Р. Мак-Дональд в убийстве своей семьи — вот вопрос, который я должен был как судья поставить перед присяжными. Но я не могу это сделать, потому что, если защита никоим образом не доказала невиновность подсудимого, то и обвинение не смогло до конца доказать его вину. В нашей американской юриспруденции термин «невиновен» вовсе не подразумевает полной непричастности подсудимого к преступлению, в коем он обвиняется, а означает, что обвинение не доказало полностью и вне всяких сомнений его вину. А большие сомнения в деле доктора Мак-Дональда остались и у меня, и, я полагаю, у вас. Почти десятилетний срок, отделяющий нас от момента совершения преступления, чересчур велик. Следует признать, что военно-судебные органы, как говорится, завалили следствие и оставили нам слишком много оборванных нитей. Людская память, увы, слишком несовершенна. Вот почему многие юридические системы признают срок давности и вынужденно освобождают возможных преступников от наказания. Не мы властны над временем, а время над нами. Многолетняя коррозия виной тому, что в цепи доказательств обвинения слишком много недостающих звеньев.

С другой стороны, совершенное преступление так чудовищно, что все человеческое в нас вопиет против того, чтобы оставить его безнаказанным, ибо вся наша юриспруденция покоится на презумпции неотвратимости возмездия. В ходе дальнейшего следствия могут раскрыться новые факты, новые доказательства, не косвенные, а прямые, а только прямые доказательства могут побудить меня послать человека на смерть. Мы все помним, что история нашей юриспруденции изобилует непоправимыми случаями вынесения ошибочных смертных приговоров на основании косвенных доказательств и ложных улик.

Первые репортеры медленно, с оглядкой потянулись к выходу, чтобы срочно телефонировать своим редакциям решение судьи…

— Есть, наконец, и еще одно соображение, которое мы не приняли во внимание. Может быть, я несколько отстал от жизни, но мимо меня как-то прошло то обстоятельство, что нынешний год, оказывается, объявлен Годом ребенка. Об этом впервые узнал я лишь из сегодняшней прессы. Вот… «Национальный альянс по предотвращению жестокости к детям сообщает, что по случаю Года ребенка в США приедет в конце этого года или в начале будущего почетный председатель этого общества, всемирно известная кинозвезда Софи Лорен…». Я полагаю, что всем нам должно быть ясно, что, поскольку на нашем процессе рассматривается как раз дело об убийстве детей и их матери, мы не можем в условиях Года ребенка, когда все средства массовой информации обрушивают во всем мире и в нашей стране Ниагару соответствующей пропаганды, как бы мы ни приветствовали цели этой кампании, быть до конца объективными и хладнокровно и трезво разобраться в нашем деле, ибо всем нам мешает ежедневная, ежечасная пропагандистская бомбардировка всех наших чувств и эмоций.