Кумир

Когда в 1984 году оно закончилось и по нему вынесли обвинительный приговор, телезрителей угостили документальными кадрами, запечатлевшими получение взятки сенатором Везерби. Вроде все ясно, домыслов можно не строить. Но у Манкузо были тут основания для любопытства. Ведь сенаторы из "солнечных" [86] штатов были, как правило, завзятыми консерваторами. ФБР числило их среди самых верных своих друзей. А в Бюро бытовало выражение: "Сперва занимайся врагами", так что при любом расследовании все фэбээровцы знали, кого надо проверять, а кого не надо. И вот где-то в этих коробках — Манкузо знал это — должен быть ответ: почему именно техасского сенатора избрали в качестве жертвы. Манкузо снял пиджак, поглядел на надпись "Курить запрещено", закурил и принялся за работу.

8.45.

Сэм Бейкер мог припомнить другие заседания Совета национальной безопасности, которые проходили куда лучше этого.

— Я хотел бы задать только один вопрос,— начал государственный секретарь Артур Крэнстон — человек, своей прямолинейностью напоминавший градусник для измерения температуры прямой кишки.— Кто определяет внешнюю политику этой страны? Президент и госдеп или это чертово ЦРУ?

Министр обороны Зэк Литтмен откинулся на спинку стула и принялся покусывать собственный большой палец. Ему нравилось наблюдать за Крэнстоном, когда тот бывал разъярен. Адмирал Уильям Раух всячески старался сохранять спокойствие.

— Артур, вы преувеличиваете,— заметил он примирительно.

— Дерьмо все это! — огрызнулся Крэнстон.— Неужели вы думаете, что кто-то поверил, будто во всем виноват пьяный аргентинский бизнесмен? Ничего подобного, девушку убили вы! Все разведки мира это знают. И Ортега тоже. "Правда" посвятила убийству полполосы. Сегодня в моем офисе аргентинский посол полчаса разорялся, что мы ставим под угрозу их дипломатов.

— Пусть он лучше поищет убийц у себя на родине! У них там каждый день кто-то пропадает без вести, — бросил Раух.— И нечего совать свой вонючий паяльник в никарагуанские дела!

— Так мы убили эту девушку? — спросил президент.— Да или нет?

Раух долго смотрел на президента, прежде чем ответить:

— Нет.

— Лжец! — воскликнул Крэнстон.

— Артур,— мягко заметил Раух,— ваша обычная мягкость сегодня вам несколько изменяет.

Крэнстон встал, прошел к дальнему углу стола и чуть ли не ткнул пальцем в лицо Рауху.

— Послушайте меня, адмирал! Если вы продолжите эти ваши провокации в Центральной Америке, взрыв неизбежен. Неужели кому-то еще не ясно, что лучшая наша стратегия — спускать все на тормозах? Истощать их экономику, разорять их валютные ресурсы, поддерживать оппозиционные группы, чтобы армия была при деле, и главное — выдаивать их казну. Но стоит нам пережать, то есть создать в Никарагуа или в любом регионе Центральной Америки критическую ситуацию, и мы неизбежно получаем резкую реакцию со стороны ОАГ [87], вмешательство кубинцев, а следом эти бесконечные дебаты в ООН и апелляции в Международный суд. И вот уже русские грузовые суда выгружают оружие в доках Коринто…

Раух сложил руки на столе:

— Мне хотелось бы выразить благодарность госсекретарю за тот урок политической экономии, который он нам всем преподал. Но идиллическая картина деятельности нынешней администрации, нарисованная им, отнюдь не меняет существа дела. Я имею в виду тот факт, что Центральное разведуправление не имеет, повторяю это, абсолютно никакого отношения…— его голос звучал теперь на повышенных нотах,— никакого отношения к гибели Консуэлы Ортеги.

— Господи,— Крэнстон беспомощно развел руками,— может, вы еще станете нас уверять, что не минировали их гавани?

Это замечание не на шутку взбесило Рауха.

— Да, мы заминировали гавани, мать вашу, потому что все согласились — в этой комнате, между прочим,— что тем самым сможем выкинуть Ортегу из седла. Но мы все ошиблись — он удержался.

Теперь Раух говорил сущую правду. И все, кто сидел сейчас за столом, знали это, а потому хмуро молчали.

— Так!…— нарушил молчание министр обороны Зэк Литтмен.— Кажется, в нашем шоу небольшой антракт. Но в следующем действии мне бы хотелось получить ответ на вопрос: кто же все-таки убил Октавио Мартинеса?

Никто ему не ответил.

— Видите ли, мой подход к этому делу, которое, похоже, кажется моим коллегам таким запутанным, весьма прост. Всякий раз, когда я имею дело с преступлением, то спрашиваю себя: "Cui bono?" [88]. Иными словами, кому это убийство на пользу? Потом я набрасываю небольшой списочек тех, кому было бы легче дышать без Мартинеса, и среди них начинаю искать виновного.

— Куда вы клоните, Зэк? — спросил президент.

— А вот куда. Мы ведь исходим из того, что убийство Мартинеса — дело рук Ортеги. Поэтому наш доблестный директор ЦРУ и решил его предупредить: мы, дескать, не потерпим, чтобы вот так, на глазах телезрителей, убивали наших союзников. А как сделать подобное внушение недвусмысленным и доходчивым? Взять и ухлопать дочку Ортеги.

— Ну и что? — в нетерпении спросил Крэнстон.

— Да ведь тут нет никакой логики,— продолжал Литтмен.— Нет, потому что Ортега не имеет отношения к этому убийству.

Все головы разом повернулись к нему.

— Почему вы так думаете? — спросил президент.

— Очень просто. Мартинес фактически проигрывал войну с сандинистами,— невозмутимо возразил Литтмен, выкладывая на стол кипу бумаг.— Прочтите хотя бы эти сводки. О потерях контрас. Об отсутствии пополнений. И сколько дивизий сумел за это же время выставить Ортега. А теперь спросите себя сами: нужно ли Ортеге, чтобы у контрас появился новый лидер, когда старого он мог употреблять в любом виде?

Литтмен подтолкнул копии документов к президенту. Крэнстон, склонившись над плечом Бейкера, также принялся их изучать.

— Но, положим, мне бы сказали, что убийство Мартинеса организовало наше ЦРУ, чтобы заменить его этим фанатиком… я имею в виду отца Карлоса…

— Ложь! Наглая ложь! — вспыхнул Раух.

Литтмен, однако, остался невозмутимым.

— … того самого Карлоса, который позволил бы нам выступать в Никарагуа единым фронтом с католической церковью. В таком случае все сразу становится по своим местам.

Раух вскочил.

— Зэк, это самая отъявленная…

— Сядьте, Билл! — резко оборвал его президент.— И побыстрее!

Раух нехотя подчинился.

— Продолжайте, Зэк, мы слушаем,— обратился к нему Бейкер.

— Итак, что мы имели? Мартинеса, который проигрывал войну. И которому следовало уйти. Я не исключаю, что он с этим не соглашался. Может быть, он приехал в Соединенные Штаты, чтобы уговорить вас и дальше оказывать ему поддержку.

Президент в упор посмотрел на Рауха:

— Билл, это правда?

— У меня нет информации на сей счет. И нет оснований верить сказанному.

— А что, Мартинес выигрывал войну? Или проигрывал? — спросил президент.

— Об этом рано судить.

— Черт подери, отвечайте на вопрос, Билл! Выигрывал или нет?

— Нет,— наконец выдавил из себя Раух.— Не выигрывал. Но и не проигрывал.

— Продолжайте, Зэк,— президент снова обернулся к Литтмену.

— Может быть, у генерала Гэбриела есть что добавить к сказанному? — заметил Литтмен.

Четырехзвездный генерал ВВС Гэбриел был председателем Объединенного комитета начальников штабов.

— По нашей оценке,— начал он,— Мартинес проигрывал. Он не принимал ни стратегические, ни тактические предложения наших специальных советников, которых мы к нему направили. Потери, которые он наносил войскам сандинистов, были незначительны, Ортега же перемалывал его армию. По нашему мнению, Мартинеса следовало срочно заменить.

— Спасибо, генерал,— поблагодарил его Литтмен.— Ясно, что Мартинес должен был уйти, это не вызывает сомнений. Но сомнительными кажутся средства, к которым мы прибегли, чтобы его убрать. Прямо скажем, они несколько…— он запнулся, подыскивая нужное слово,— примитивны…