След "черной вдовы"

Прослышав уже о подробностях «контакта» этих сотрудников дирекции с Николаем Щербаком, со слов того же Дениса, Вячеслав Иванович и сам не знал, хохотать ему или плакать. Ну надо же, едрит ее мать, не хватало теперь еще и сыщику оправдываться! И что за люди! Откуда они такие взялись?! И так ничего путного нет, а еще они под ногами болтаются…

Была еще, правда, черная машина марки «БМВ», которая неоднократно «паслась» во дворе, на улице Доватора, и номер которой могли случайно запомнить местные деды и бабки. Но этим вопросом сейчас уже занимались опростоволосившиеся парни Дениски. И поделом им — так промазать! Вот тебе и заработали деньжат, отыскали пропавшую балерину! Лучше б уж и не совались…

В тот же вечер во все отделы милиции, в аэропорты, на вокзалы и автовокзалы поступили фотографии исчезнувшей Светланы Алексеевны Волковой и фотороботы двоих предполагаемых преступников, участвовавших в ее похищении.

А тщательный опрос жильцов дома на улице Доватора реальных результатов не дал. Черный «БМВ» видели многие, но номера машины никто не запомнил, да он и был, словно нарочно, затянут коркой коричневой пыли.

Больше пока в этом направлении лично Вячеславу

Ивановичу и сотрудникам его ведомства ничего конкретного сделать не удалось. Ну не принимать же всерьез фразу того же Зароева, сказанную им, когда составлялся фоторобот преступников. Он заметил, но как бы между прочим, что лицо того лысого показалось ему почему-то знакомым, а почему, он не знал. Да о чем тут думать, у всех бандитов практически одинаковые рожи — мыслительный уровень один, да и сама профессия накладывает свой неизгладимый отпечаток. А вот объявленная погоня, получается, захлебывалась…

4

Александру Курбатову, который занимался убийством Дмитрия Горлова в палате отделения реанимации, кое-что узнать удалось.

Он исходил из твердого постулата, которому привык следовать в своей работе с самого начала: следы остаются всегда. Просто их до поры до времени никто не замечает. Значит, надо создать такие условия, вернее, такое состояние духа, чтобы слух, зрение, обоняние и прочие чувства обострились и сфокусировались в одном и том же направлении. Вот тут, глядишь, и проклюнется нечто такое, что может сперва просто как бы обозначить следы необходимого тебе следа — утверждая так, Александр мысленно извинялся перед невидимым собеседником за некоторую тавтологию, — а затем и, более уже определенно, вывести на конкретный факт, открывающий дальнейшую следственную перспективу. Пусть объяснение и мудрёно, как говорили старожилы на Сахалине, где Курбатов «вышел в большие люди», если можно так сказать о заместителе областного прокурора по следствию, зато оно всегда помогало ему не уставать и, главное, не разочаровываться в своей работе. Помогло и теперь.

Он решил, что в крупной городской клинике, несмотря на обилие коридоров в ней, лестничных площадок, этажей и переходов между ними, с огромным количеством палат — многоместных и одиночных — и с сотнями людей во всех вышеперечисленных местах, опять же занятых делом, отдыхающих, озабоченных собой или судьбой больных родственников, не может не найтись хотя бы одного, кто мог видеть преступника. По определению, как говорится, не может. Надо просто побегать, ножками, ножками…

И он начал «бегать» — ив прямом, и в переносном смысле.

А исходил он вот из чего. Он попытался просчитать операцию по устранению Нестерова и его компании с самого начала. И получалось так, что в ней, по идее, должно быть задействовано совсем не трое человек — мотоциклистов-убийц, а, судя по дальнейшим событиям, никак не меньше пятерых человек. Начать с того, что громилы-братки, дважды посещавшие дирекцию Большого театра, вряд ли сгодились бы на роль роке- ров-киллеров — фактура не та, судя по описаниям различных свидетелей. Одни — черноголовые, горбоносые, грачи, так сказать, другие — именно братва. И вторые вполне могли в операции на Бережковской набережной исполнять роль поддержки, то есть быть до поры до времени на подхвате, на страховке. Больше того, те киллеры вполне могли оказаться действительно залетными птицами, в то время как «любители искусств» — состоять в местной какой-нибудь группировке. Либо тоже заезжей, да хоть и из того же Питера.

Значит, что следует в первую очередь предпринять? Выяснить, кто из питерских бандитов мог в настоящее время находиться либо находится в столице. Хорошо бы ответить и на вопрос: с какой целью? Есть, в конце концов, у Вячеслава Ивановича агентура? Вот и пусть работает. А то чего-то они тут все расслабились…

Дальше. Надо отыскать свидетелей убийства и допросить еще раз, но уже с более конкретной целью, а не вообще — чего, мол, видели и как? Показать им фотороботы. Обозначить район, куда могли скрыться те мотоциклисты, и поработать с жителями тех домов и во дворах. Не так уж и много видел в Москве Александр явных таких рокеров на дорогих, как подчеркивали свидетели, мотоциклах, чтобы не обратить на них внимания. Надо также иметь в виду, что киллеры, хладнокровно расстреляв джип с его пассажирами, были абсолютно уверены, что живых в нем не осталось. Но они также наверняка были уверены, что их видели и могли запомнить. А потому уезжать далеко от места покушения, скорее всего, и не собирались. Зачем им светиться и привлекать к себе ненужное внимание? Тем более милиции, которую могли ведь быстро оповестить о происшествии? Получается, что и район базирования их был где-то рядом. А раз так, надо тщательно обшарить окрестности набережной, наверняка что-то обнаружится…

Вот так, размышляя шаг за шагом, Курбатов выстроил свою линию расследования и приступил к действию. Не один, разумеется. Он немедленно поделился своими выводами с Рюриком Елагиным и встретил полное понимание коллеги. Тот даже обрадовался, как он сказал, такому удивительному совпадению мыслей. Сказал, что и сам все время «крутился» вокруг этих проклятых мотоциклистов, но чего-то не хватало ему для завершения общей картины. Оказалось, пустяка — ну конечно же район базирования! И как же он сам-то не допер?! Ай, Сашка, молодец, почти по Пушкину: «Ай да сукин сын!»

И они разбежались. И вскоре получили первые результаты.

Началось с Курбатова. Все-таки клиника института Склифосовского занимает меньшую площадь, нежели обширный район Киевского вокзала. Да и пациентам ее, врачам, медсестрам, уборщицам, короче, многочисленному персоналу здорово освежили память предъявленные для возможного опознания фотороботы двоих преступников, созданные в МУРе с помощью Али Магомедовича и строптивой, склочной и вообще противной во всех отношениях, но довольно жестко и резко «приструненной» генералом Грязновым секретарши директора театра Изольды Пантелеевны Парфентьевой — ну прямо «фу-ты ну-ты, ножки гнуты»!

Оказалось, что двоих похожих по описанию молодых людей, один из которых, совсем лысый, то есть бритый наголо, выглядел постарше, видела на лестнице поднимающимися в отделение реанимации и уборщица Лаврова, протиравшая мокрой шваброй лестничную площадку. Она узнала обоих, когда увидела предъявленные для опознания фотографии, и даже рассказала, кто во что был одет. А запомнила их как раз перед обедом, когда ходячие сами шли в столовую, а остальным пищу разносили по палатам. Поэтому и коридоры быстро пустели, и на торопящихся больных никто не обращал внимания. Кстати, и она сама не столько даже обратила внимание, сколько мельком скользнула глазом — больно уж оба живые, здоровые, на местных, на своих, непохожие, хотя и были в больничных пижамах, но в черных ботинках, а не в тапочках, как все тут ходят, кроме посетителей.

— А почему живые и здоровые? Вы как их отличаете? — поинтересовался Курбатов.

— Так то ж всегда видно, кто наш, а кто чужой. Глаз у наших печальный, и фигурой — не те, что с улицы. Ходют иначе, шаркают — ноги волокут, никуды не торопются. А эти — у-у! Им бы все топтать, а сами ноги – то не вытирают, вот и скреби пол за ими…

Хорошее наблюдение. Вот уже и время уточнилось.

Затем выяснилось, что уборщица все же спросила, «чего ходют-то», на что лысый ответил, что они к заведующему отделением идут, который их вызвал к себе, а ей нечего совать нос не в свое дело. И прошли в глубь коридора. А она продолжала мыть лестницу, не до них было.