Дело об убийстве Распутина

Теперь мы обратимся к Маленькому Юсупову. Пришла его пора вступить в беседу. Как нам достоверно известно, именно в тот момент, когда Пуришкевич направился во дворец через маленькую потайную дверцу, запыхавшийся князь подоспел к решетке дворца. Известно и то, что, пробегая мимо дворца по набережной реки Мойки, он не мог не встретиться с покидающим место трагедии господином Х.

— Итак, Феликс Феликсович, скажите, что вы предприняли, оказавшись во дворе своего дворца и обнаружив в сугробе у решетки изрешеченное пулями тело Григория Распутина? Только не нужно говорить сейчас, что видели во дворе стреляющего Пуришкевича, давшего по жертве четыре выстрела. Говорить это уже не имеет смысла, потому что известно наверняка, что это очередной ваш вымысел. Что же вы предприняли, оказавшись во дворе?

— Осмотревшись вокруг, убедившись, что улицы пустынны и выстрелы еще никого не встревожили, я вошел во двор и направился к сугробу, за которым упал Распутин. Он уже не проявлял признаков жизни. На его левом виске зияла рана, которую, как я в последствии узнал, нанес ему каблуком Пуришкевич.

— Отчего же вы узнали об этом впоследствии? Ведь еще совсем недавно вы уверяли, что своими глазами видели всю сцену с выстрелами и заключительную ее часть тоже… следовательно, то, что Пуришкевич ударил жертву сапогом в висок, вы должны, непременно должны были видеть. Почему же вы говорите, что «узнали об этом впоследствии»? Впрочем, это мелочь, лишнее доказательство того, что никаких выстрелов вы своими глазами не видели. А для чего уверяете всех в противном — понятно. Чтобы подтвердить показания Пуришкевича и убедить нас, что кроме вас, его самого и жертвы, во дворике никого не было. Что же было дальше, Феликс Феликсович?

— В это время с двух сторон ко мне шли люди. От ворот, как раз к тому месту, где лежал труп, направлялся городовой, а из дома бежали двое моих слуг… Все трое были встревожены выстрелами. Городового я задержал по пути. Разговаривая с ним, я нарочно повернулся лицом к сугробу так, чтобы городовой вынужден был стать спиной к тому месту, где лежал Распутин. «Ваше сиятельство, — начал он, узнав меня, — Тут были выстрелы слышны, не случилось ли чего?» «Нет, ничего серьезного, глупая история. У меня была вечеринка, и кто-то из приятелей, выпив лишнее, стал стрелять и напрасно потревожил людей. Если кто-нибудь станет спрашивать, скажи, что все благополучно». Разговаривая с городовым, я довел его до ворот, а потом вернулся к месту, где лежал труп.

— Простите, ваше сиятельство, но к чему все эти недомолвки и недосказанности? Зачем все эти «коекто из приятелей» «стал стрелять и напрасно потревожил людей»? Ведь достоверно известно, что подошедшему городовому Степану Власюку вы прямо и определенно сказали, что стрелял не «кое-кто», а Его императорское высочество, великий князь Дмитрий Павлович, что стрелял именно он и именно он убил дворовую собаку! И именно эту версию Власюк доложил наутро по начальству. Так говорили вы Степану Власюку, что четырьмя выстрелами во дворе убита собака и что убил ее великий князь Дмитрий Павлович? Или… не говорили? Называли имя Дмитрия Павловича? Да, или нет?

— …Собаку убил именно он.

— Замечательно! Это очень интересный момент. Когда понадобилось сказать городовому, кто стрелял у вас ночью, вы не ограничились тем, что стрелял «кто-то», а назвали определенное имя — великий князь Дмитрий Павлович. Почему вы назвали именно это имя? Имя человека, который, по вашему утверждению, находился в этот момент за добрый десяток километров от дворца, в районе Варшавского вокзала? И могло бы убедить городового ваше утверждение, что стрелял именно Дмитрий Павлович, если бы городовой сам, своими глазами не видел отъезжающего от дворца Дмитрия Павловича или хотя бы его машину? Ведь что же получается? Городовой Власюк стоит поблизости от дворца, у моста Поцелуев, а этот мост находится недалеко от места стрельбы. Услышав выстрелы, он идет по направлению к дворцу, заходит во дворик и получает от вас объяснение, что Дмитрий Павлович, отъезжая домой, стрелял из револьвера и застрелил собаку. И если он, приближаясь к дворцу, не увидел бы машины великого князя, то спросил бы себя, куда же делся, после того как застрелил собаку, великий князь? Что же он, испарился, что ли? Ведь он только что стрелял и только после этого уехал…

Поэтому, чтобы ваше объяснение звучало вполне убедительно, городовой должен был видеть отъезжающую машину Дмитрия Павловича, которая городовому Власюку должна была быть хорошо знакома. И вот тогда ваше объяснение не только не вызвало бы вопросов, но и окончательно бы развеяло все беспокойства стража порядка. Что, кстати, и случилось в действительности: Степан Власюк вернулся на свой пост совершенно успокоенным. Так что уж не гневайтесь, Феликс Феликсович, появляется сильное подозрение, что вы снова говорите неправду и что великий князь Дмитрий в момент убийства находился не в группе Лазаверт — Сухотин где-то далеко от дворца, плутая по ночным улицам Петрограда, а именно здесь, во дворце, рядом с местом, где прозвучали выстрелы. И что городовой Власюк и городовой, стоявший напротив вашего дворца, должны были видеть, как после выстрелов от дворца отъехала машина. Машина великого князя Дмитрия Павловича! Вот тогда ваше наскоро придуманное объяснение обретает и логику. И надо признать, выдумка оказалась вполне удачной и могла бы иметь успех, если бы не целая цепь обстоятельств, которую, если угодно, можно назвать роком, который стал преследовать вас. В то самое время, когда вы все так удачно разрешили, этот рок уже делал свое дело и действовал через человека, который вообще был человеком действия и не привык находиться на вторых ролях — через Пуришкевича.

— Владимир Митрофанович, вот видите, как ошибались вы, когда решили, что ваш сообщник Юсупов невменяем? Нет, он был вполне вменяем и оказался на месте убийства в нужный момент и даже сумел успокоить городового… сумел все очень логично объяснить, всех умиротворить и успокоить. Как вы теперь можете видеть, в оценке состояния Юсупова как «невменяемого» вы ошиблись. Фатальная вышла ошибочка! И эта ошибка стоила очень дорогого всей вашей честной компании. А что же вы? Где были вы в тот момент, когда Маленький успокаивал во дворе городового? Что думали? Что собирались предпринять? Вы ведь, кажется, покинули место преступления всего за несколько мгновений до того, как туда пожаловал Маленький Юсупов? И вы, как и Юсупов, вне всяких сомнений, не менее судорожно думали, как выйти из ужасной ситуации, в которую вы и ваши сообщники попали? Так что же надумали вы?

— Нет, решил я, раз дело пошло не так, как мы рассчитывали сначала, то и дальше должно пойти своим путем. Положим, выстрела Юсупова в комнатах прислуга могла не слышать, но нельзя допустить мысли, чтобы два солдата, сидящие в передней у главного входа, не могли бы услыхать четырех громчайших выстрелов во дворе, и я быстрыми шагами направился к главному подъезду.

— Так вы, стало быть, решили довериться этим двум солдатам? Зачем?

— Медлить было нельзя. Труп лежит у ворот. Каждую минуту он может быть замечен случайным прохожим, и пойдет история… Мне самому не втащить его, ибо сама мысль о возможности прикоснуться к Григорию Распутину вызывала у меня отвращение и гадливое чувство, но медлить было нельзя…

— Так вам мысль о том, что сбегутся на выстрел городовые в голову не пришла? Вы опасались, что тело может заметить случайный прохожий? И вы решили убрать тело с помощью этих солдат? И как же вы им это приказали?

— «Ребята,— обратился я к ним, — я убил…» При этих словах они как-то вплотную придвинулись ко мне, как бы желая меня схватить. «…Я убил, — повторил я, — убил Гришку Распутина, врага России и царя». При последних словах один из солдат, взволновавшись до последней степени, бросился меня целовать, а другой молвил:

— Слава богу, давно следовало!

— Так все и было, Владимир Митрофанович? Так-таки и бросились целовать?