Кумир

Тогда Манкузо решил, что, пожалуй, сегодня имеет смысл не отправляться сразу же домой, на 37-ю стрит, в меблированные комнаты миссис Уайнстайн, а заглянуть сперва к Мэнди.

Так он и сделал.

Взяв у Герти ключи от ее квартиры, он подъехал к дому, поднялся к ней, но, открыв дверь, увидел сидящего в гостиной блондина с короткой стрижкой. Лет ему было девятнадцать, от силы двадцать, грудь обтянута спортивной водолазкой. При виде Манкузо он опустил стакан, который держал в руке, и встал.

— Здорово. Не обращай на меня внимания.— Манкузо повесил свое пальто за дверью. Парень, однако, продолжал глазеть на него.— Что ты интересного увидел, а?

— Ничего.

— Тогда садись, допивай свой стакан.

Манкузо зашел в ванную и вымыл руки. Через тонкую стенку он слышал, как в соседней комнате ходит ходуном двухспальная кровать. Вернувшись, он налил себе виски, взял номер "Ридерс дайджест" и уселся на старую, обтянутую коричневым плюшем софу. Он как раз подошел к разделу "Юмор в военной форме", когда дверь спальни распахнулась и послышался крик Мэнди:

— Поросенок вонючий! Я тебе сейчас дам под зад коленкой, живо отсюда вылетишь. Дрянь паршивая!…

В коридор нагишом выскочил парень, по всей вероятности, студент колледжа, того же возраста, что и первый, сидевший в гостиной. Держа в руках свою одежду и кроссовки, он истерически хихикал. Следом, натягивая на ходу халат, показалась Мэнди:

— Глянь-ка на него, Джо! — обратилась она к Манкузо.— Этот щенок только что обоссал всю мою постель!

Манкузо с трудом удержался от емеха.

— Сука старая! — заорал в свою очередь студент, торопливо натягивая штаны.— Скажи спасибо, что только обоссал!

— Ах ты засранец! — И Мэнди бросилась на него с кулаками.

— Сукин сын!…— пробормотал Манкузо, поставил недопитую рюмку и схватил Мэнди за руку.— Успокойся, из-за такого сосунка не стоит волноваться.

— А тебя кто просит вмешиваться, хрен собачий? — вспылил парень.— Сходи сперва в сортир и просрись как следует!

Второй парень тут же встал, чтобы поддержать друга.

— Послушайте, ребята, так не пойдет,— обратился к ним Манкузо.— Лучше вам обоим сейчас выйти прогуляться.

Мэнди между тем опять заголосила:

— Этот хрен мне не заплатил!

— И не собираюсь! — огрызнулся студент.

— Ну зачем же так? Не будь сквалыгой,— стал увещевать его Манкузо.— Людям ведь надо есть.

— Пусть говно жрет, плевать я хотел!

Мэнди попыталась вырваться из рук Манкузо.

— Пусти Джо! Я этому гаденышу яйца пообрываю!

— Ну зачем же, когда я здесь! — И Манкузо только покрепче прижал ее к себе. — А ты, парень, не дури и заплати что следует,— обратился он к студенту.

— Закрой хлебало! — озверел тот.— А то так вмажу, век не забудешь!

В ответ Манкузо чуть больше расстегнул куртку, чтобы можно было увидеть кобуру на боку.

— Может, есть желание пососать вот это, парень? — Манкузо постучал по кобуре с револьвером.

Глаза у студента полезли на лоб.

— А теперь деньги на стол и катись отсюда куда подальше!

Студент молча бросил пачку скомканных долларовых бумажек на стол, и оба парня тут же испарились.

— Педик паршивый! — Мэнди, плеснув себе виски, спрятала деньги в карман халата.— Ну и жизнь пошла! Совсем не дают ничего заработать!

Манкузо сел на софу, взял со стола свою рюмку. Вздохнув, подумал: трое уже погибли — Мартинес, тайный агент и этот полицейский в Кембридже. А дело-то ведь еще далеко не кончено…

Сидя рядом с ним и приводя в порядок спутавшиеся волосы, Мэнди тихо поскуливала:

— И что за люди пошли? То педики, то чокнутые.

Он сделал большой глоток и отставил рюмку.

— Ну так что, потолкуем, подружка?

19.40. (по центральному времени)

Первым делом, вернувшись к себе в отель, Тед Уикофф принял душ, чтобы смыть пот и пыль Техаса и хоть как-то размяться после долгой езды. Он готов был, кажется, стоять под душем целую неделю — лишь тогда, наверное, ему удастся избавиться от застрявшего в волосах запаха прерий. Но было уже поздно, а надо было еще звонить в Вашингтон Дэну Истмену.

Тот как раз ужинал с женой и сыном-подростком, когда дворецкий подозвал его к телефону.

— Что ты там обнаружил?

— Кое-что. Или ничего. Как посмотреть,— ответил Уикофф, стоя в своем номере возле кровати и растираясь полотенцем.— Но могу доложить, что Фэллон и родня его жены не слишком-то ладят друг с другом.

— Великолепно! Зять и теща совсем как в классических анекдотах! И это самая главная новость, которую ты там вынюхал?

— Вовсе не теща. А тесть. И никакой это не анекдот. Да, его жена находится в заведении… минутку…— Уикофф перелистал бумаги на ночной тумбочке.— Называется "Убежище кармелиток". В Кливленде. Утром я туда отправляюсь.

— Думаю, тебе не следует этого делать.

— Никаких проблем. Билет уже заказан.

— Послушай! — Истмен повысил голос.— Не к чему тревожить эту женщину, она больная, у нее с головой плохо.

— Но откуда известно, что она свихнулась? Никто никогда ее в глаза не видел!

Истмен начинал терять терпение:

— Да она в психбольнице чуть не десять лет. Об этом, черт подери, знают все в городе. И если мы ее только тронем, то газеты пронюхают и сделают из нас бифштекс.

— А кто сказал, что они пронюхают?

Истмен замолчал.

— Ты еще не видел вечерних газет? — спросил он после паузы.

— Нет, а что?

— Тут у нас кое-что случилось.

— С кем это?

— Со мной и Бейкером.

— А что такое?

— Посмотри вечерний выпуск теленовостей. И потом позвони мне. Скажешь свое мнение.

— Так скверно?

— Может, и так…

Положив трубку, Уикофф не смог сдержать улыбки. Вот так всегда: на высокие посты вечно выбирают не тех, кого надо. Он оделся и вышел. На улице съел гамбургер и выпил пива, после чего отправился в центр. Там он набрел на бар "Филлис". В баре играли музыку "кантри", было дымно и шумно. Среди публики он заметил немало настоящих ковбоев и девушек, одетых а-ля Дэйл Эванс [77]. Послушав пару гнусавых песенок и выпив три бутылки "Лоун стар" [78], он взглянул на часы и увидел, что до начала программы поздних новостей остается всего двадцать минут. Расплатившись, он решил перед обратной дорогой зайти в туалет.

Следом за ним туда зашли и двое ковбоев. Один из них двинул ему кулаком по затылку, так что он шмякнулся лицом о кафельную стену, где стояли писсуары, и выбил себе передние зубы. Когда же он попытался подняться, второй ковбой врезал ему по уху чулком, набитым песком и подшипниками. Тед был так перепуган, что даже не позвал на помощь. Падая, он ударился лбом о выступ писсуара, а они после этого еще долго пинали его распростертое на полу тело железными носками своих ковбойских сапог — даже когда он потерял сознание.

22.50.

Сотрудникам офиса Фэллона было дано строгое указание: никаких комментариев насчет скандала между Бейкером и Истменом. Что же касается убийства полицейского, то тут им, наоборот, надлежало высказываться вполне определенно. Правда, на сей раз Салли не была расположена делать это сама и послала вместо себя Криса. Стоя у окна, она следила, как он спускается к репортерам, возбужденный, будто подросток, которому впервые доверено столь важное дело. Он возвратился с пылающим лицом, пошатываясь, словно пьяный, и пригласил Салли ужинать: платить, конечно, будет он.

Салли пришлось уступить. Но ела она без всякого аппетита: еда казалась ей такой же безвкусной, как и беседа. Не дождавшись десерта, она извинилась и поехала домой укладывать вещи.

Дома ее ждал сюрприз. Перед дверью стояла белая, перевязанная ярко-красной лентой коробка из цветочного магазина — в ней дюжина красных, с длинными стеблями, роз. И записка от руки: