Кремлевский пасьянс

– Зачем тогда понадобилось устраивать бойню?

В словах министра сквозило сомнение.

– Мы не раз задавали себе такой вопрос. Попытаемся воссоздать картину событий в Кашране. Группа Ермакова попадает в засаду, девять человек погибло, сам Ермаков пропадает без вести. Мы располагаем косвенными данными, что вся эта операция была спланирована и проведена Фоминым. Согласно данным, полученным из нашей пакистанской резидентуры, Надир в эти дни находился в Пешеваре и к этим событиям ни он, ни его люди никакого отношения не имеют. Каких-либо бандформирований в этом районе нет и никогда не было. Остается предположить, что вся операция была спланирована на Лубянке, а непосредственным исполнителем является человек, известный нам как майор Фомин.

– Но это же разбой! – возмутился министр. – Генерал, вы отвечаете за свои слова?

– Отвечаю! – твердо ответил Кандауров. – Давайте будем смотреть правде в лицо. КГБ объявил нам войну, причем военные действия носят тайный характер. Возможно, я ошибаюсь и Органы выбрали в качестве мишени цель более крупную, чем мы, но я не стал бы сбрасывать со счетов и такую версию. Скорее всего, чекисты, следуя своей излюбленной тактике, пытаются поразить сразу несколько мишеней.

– Аргументируйте, – отрывисто бросил маршал.

– Как я уже говорил, операция носит тайный характер. Проводится она силами госбезопасности под прикрытием секретаря ЦК Лычева. С подачи КГБ была затеяна внеочередная аттестация офицерского состава, я вам о ней уже рассказывал. Бесследно исчезают наши офицеры в Германии. Если бы они оказались на Западе, я уже давно бы об этом знал. За месяц мы там перерыли все кверху дном, но наши усилия не увенчались успехом. Затем эти странные события в Афганистане, в ходе которых исчезает еще один офицер – Ермаков. На месте трагедии мы находим пули от М-16 и капсулы с парализующей начинкой. Напрашивается вопрос: в кого стреляли такими капсулами?

– Ясно в кого, – нахмурился маршал. – В Ермакова.

– Вы сами говорили, товарищ маршал, что Лычев давит на вас со страшной силой. Складывается такое впечатление, что Лычев и его друг Чернов опасаются, что военные смогут распутать этот клубок. Опять же, слежка за нашими людьми. Когда она была установлена, мы еще и не начинали рыться в грязном белье Чернова. Зачем ему понадобились эти превентивные меры? Решил подстраховаться? Опасался, что наше ведомство сможет каким-то образом нарушить его планы?

Согласен, некоторые вещи мы пока не можем объяснить. Как вы сами успели заметить, бойня в Кашране выглядит совершенно бессмысленной. Если им нужен был Ермаков, они могли выбрать другой, более умеренный способ его поимки. Не ясен нам пока и смысл всей этой операции. Если она проводится с ведома Лычева и Чернова, то чего они добиваются?

Маршал снял китель и повесил его на спинку стула. У него был уставший вид. В его годы уже трудно выдерживать подобные нагрузки.

– Ну хорошо, Кандауров… То, что вы говорите, выглядит вполне логично. Кроме одного. Объясните, зачем им понадобились наши офицеры?

– Существует два возможных объяснения. Я уже упоминал, что речь может идти о кампании по дискредитации высшего армейского командования. Я сейчас затрудняюсь сказать, каким образом Чернов собирается реализовать эту идею.

– Дальше! – нетерпеливо произнес маршал. Его лицо постепенно приобретало багровый оттенок. – Второй вариант?

Кандауров посмотрел прямо в глаза министру и произнес всего одно слово. Короткое и хлесткое, как выстрел пистолета.

ТЕРАКТ!

Когда офицеры покинули кабинет, в ушах министра еще долго стоял собственный крик:

– Оба! Вон отсюда!! Займитесь делом! И если кто-либо узнает о нашем разговоре, я за вашу жизнь и ломаной копейки не дам!

Никогда ему еще не было так страшно. Даже в тот день, когда он горел в своем танке, в августе сорок первого, под Смоленском. По крайней мере, он знал, против кого воюет, и каждая выпущенная им пуля, каждый снаряд предназначались врагу. Врагу, с которым, истекая кровью, сражалась вся страна. А сейчас… Сейчас мирное время, но выстрелы продолжают греметь. Стреляют в своих. Действуют подло и коварно. Они уже перестали быть людьми и готовы на все.

Змеи. Скользкие рептилии с холодными пустыми глазами и смертоносным жалом. Огромный клубок змей, они злобно шипят и кидаются друг на друга. От них нет спасения, потому что вокруг одни змеи и любая из них может вонзить в него свои ядовитые зубы.

Министр обороны подошел к столу с длинным рядом телефонов, отыскал нужный и снял трубку. Услышав недовольный со сна голос, он глухо сказал:

– Министр обороны. Мне нужно с вами встретиться… Да, сегодня… По неотложному делу.

Глава седьмая

Двое суток, двадцать четвертого и двадцать пятого февраля, персонал центрального аппарата ЦРУ трясло и колотило, как в кошмарные дни Карибского кризиса. В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое директор ЦРУ Уильям Кейнс позволил себе небольшой отдых – шесть часов на кожаном диване в собственном кабинете. Он чувствовал себя старой развалиной. Сон немного освежил его, но тупая ноющая боль в затылке не проходила. Кейнс без особого аппетита съел свой обычный завтрак – яйцо всмятку, пару тостов и стакан кипяченой воды, разбавленной лимонным соком. Кофе и прочие стимулирующие напитки он не признавал.

В шесть сорок пять состоялось пятнадцатиминутное совещание с начальниками всех управлений. В семь ноль пять Кейнс коротко побеседовал с двумя экспертами по Советскому Союзу, которых сменили сотрудники советского отдела. Затем он вновь вызвал к себе Макмиллана и Джексона, и те пробыли у него до половины девятого.

Покончив с текущими делами, Кейнс как никогда тщательно привел себя в порядок, надел лучший костюм, сверху светлый плащ и серую шляпу. Затем он отправился вниз, где его уже ждал лимузин. Водитель, его звали Кевин Эллист, предупредительно открыл дверцу, и Кейнс, кряхтя от боли в пояснице, уселся на заднее сиденье.

Черный правительственный «олдсмобил» с ходу набрал приличную скорость, выехал на федеральное шоссе № 123 и втерся в утренний поток машин. На переднем сиденье сидел вооруженный охранник, на коленях у него лежала винтовка М-16. Еще трое сотрудников отдела охраны ЦРУ ехали в другой машине, их глаза обшаривали дорогу и окружающий пейзаж. Правительственный лимузин был оборудован по высшему классу безопасности: бронированный кузов, пуленепробиваемые стекла и многослойное противоминное днище.

Кейнс с отвращением посмотрел на груду папок, сложенных на заднем сиденье. У него не было никакого желания тратить на них оставшееся время и, смежив тяжелые веки, он погрузился в размышления.

События последних суток носили динамический характер. Настроение самого Кейнса несколько раз менялось, а его нервы испытали запредельную нагрузку. В первую очередь это было связано с новыми экстренными сообщениями Игрока и Блаженного. Оба передали информацию через московскую резидентуру, причем и на этот раз действовали настолько нестандартно, что вычислить их не удалось. Еще одна важная деталь. Игрок впервые воспользовался московским каналом, что косвенно подтверждает мнение Кейнса о том, что этот человек сейчас находится в Москве, в самой гуще событий. Эти самые события развиваются настолько стремительно, что Игрок уже не имеет возможности подготовить надежный закордонный контакт. Он вынужден идти на риск, используя непроверенный канал.

В сообщении Блаженного, на первый взгляд, не было ничего нового. Он еще раз напоминает о необходимости заранее подготовить почву для быстрых и решительных изменений американской внешней политики. Именно так, не больше и не меньше! Этот человек и в самом деле смахивает на Блаженного. Но в его сообщении есть одна любопытная деталь. Инициатор утверждает, что в самом скором времени он передаст американцам пакет сведений, которые при правильном их использовании позволят двум сверхдержавам сэкономить колоссальные средства, расходующиеся на гонку вооружений. Он убежден, что в самом ближайшем времени в мире может сложиться благоприятная конъюнктура для прекращения конфронтации и холодной войны со всеми вытекающими последствиями. Его информация поможет американцам выбрать правильную линию поведения в отношениях с Советским Союзом и свести до минимума время, необходимое для резкого изменения курса. Каждый отвоеванный у холодной войны день, это миллиарды долларов, которые можно использовать в мирных целях.