Три дня в Сирии

— Не надо, не надо, — смущенно возразила Джин, мягко удерживая женщину.

— В самом деле, не нужно, — сказал Красовский, подойдя к столу и помогая мальчику спуститься. — Вот как получается. Мама доктора в пятидесятые годы уехала из России. Мои родители-врачи репатриировались в начале семидесятых. Они переехали в Израиль, и я уже здесь родился. Вы — лет на десять попозже, а все мы в Кацрине встретились. Любопытно, правда?

— Так вы тоже из России? — удивленно спросила женщина.

— Откуда же еще? Родители уезжали из Москвы. Там у матери брат двоюродный живет. Родственников много, в гости наведываются.

— Завтра приезжайте на перевязку, — напомнила Джин, провожая женщину к дверям. — Вероятно, Маша Залман уже будет на месте. Впрочем, я, скорее всего, тоже еще буду тут, так что обязательно вас посмотрю.

— Ой, спасибо, спасибо вам…

— Вас отвезут.

Красовский вышел в коридор, строго приказав дежурному:

— Распорядитесь, чтобы раненого отвезли в Маждель-Шамс.

— Слушаюсь, — отчеканил тот.

— Пойдемте, я помогу вам сесть в машину, — сказала Джин, взяв женщину под руку. — Не волнуйтесь, все обойдется. Как вас зовут?

— Светлана. Светлана Акимова я, в девичестве-то. Уж и сама позабыла, как звучит отцовская фамилия, — грустно добавила она. — Вот чудно как вышло! Все в деревне нашей проклинают израильтян, а уж про американцев — и говорить нечего, — женщина взглянула на Джин блестящими от слез глазами. — Все плюются на вас, а мне обратиться больше не к кому. Вот как получается. Только к врагу и иди. Я сама чужая среди этих людей. Сколько лет прошло, а как была чужая, так и осталась. Никогда за свою уже не примут. Я вот знаете, решила, — медленно произнесла женщина, глядя, как Шомон усаживает мальчика в автомобиль. — Разведусь с мужем и домой поеду. Если старший сын в Израиле устроится, то в Иерусалим сначала, а потом, когда денег наберу, домой. Мочи больше нет. Только все одна. Одной против всех, как думаете? — произнесла Светлана срывающимся голосом.

— Я понимаю, тяжело, — согласилась Джин и успокаивающе погладила ее руку. — Я думаю, мы сможем вам помочь, — она взглянула на Красовского, и тот согласно кивнул. — Я сама здесь не останусь, а уеду завтра или послезавтра. Я познакомлю вас с Машей. Она дальше будет лечить вашего мальчика. Когда же он поправится, и если вы не перемените своего решения, после развода вполне сможете перебраться в Израиль, раз ваш старший сын служит в израильской армии. Ну, а уж оттуда в Москву попасть совсем просто. Теперь для этого даже и визы не надо. Расан, возможно, позвонит родственникам, чтобы приняли на первых порах, а может, вы и здесь захотите остаться, а в Москву только в гости ездить.

— Позвоню, — подтвердил Красовский, — и напишу, если надо будет. У меня там живут племянники двоюродные, вашему мальчику ровесники. Думаю, они найдут общий язык.

— Я уж и надежду потеряла когда-нибудь домой вернуться, — запричитала в слезах женщина, закрыв лицо платком. — Врагу не пожелаешь такой жизни, какая у меня здесь получилась.

— Ничего, ничего, все наладится, — сказала Джин, ласково обнимая Светлану за плечи. — Поезжайте домой, отдохните, а завтра приезжайте сюда, на перевязку.

— Я пришлю машину, — предложил Красовский. — На автобусе будет ехать не очень удобно, только рану растревожат. Да и ломаются эти автобусы часто. Особой надежды на них нет. Ну, садитесь, садитесь.

Он подвел женщину к машине.

— До завтра. Увидимся. Невеселая жизнь, — серьезно добавил мужчина, наблюдая, как полицейская машина выезжает за ограду. — Муж бьет, нищета. Ты можешь себе это представить?

— Лично я не могу, — задумчиво сказала Джин, пожимая плечами. — Хотя и в России таких историй хватает. Вполне вероятно, не такой уж большой был выбор у этой Светланы. Печальная история, конечно. Дэвид ничего не прислал? — встревоженно спросила молодая женщина, внимательно посмотрев на Красовского.

— Нет, пока нет, — сказал тот, лишь качая головой.

— Значит, что-то не склеивается, — вздохнув, тихо произнесла молодая женщина.

Машина скрылась за поворотом. Джин поднялась на крыльцо.

— Пойдешь туда? — негромко спросил Красовский.

Она обернулась. Он показывал в сторону Сирии, где находился пограничный пункт.

— Если прикажут, пойду, — спокойно ответила Джин.

— Не страшно?

— Это не обсуждается. Не в первый раз, — твердо заметила молодая женщина.

— Я знаю. Аматула Байян… Так тебя там зовут? — тихо произнес Алекс, когда они уже входили в кабинет Красовского.

Мужчина снял телефонную трубку.

— Кофе принесите, пожалуйста, — приказал он помощнику и сел за стол.

— Да, так, — негромко сказала Джин, опускаясь в кресло напротив.

— На самом деле, как мне сообщили, подполковник Фостер-Роджерс. Я прав?

— Просто Роджерс, — ответила молодая женщина с грустной улыбкой. — Вчера я развелась с Майклом. По обоюдному желанию и согласию. Я заранее дала подтверждение, так как Дэвид уже сообщил, что мне надо ехать сюда.

— Не сошлись характерами? Помешала работа? — спросил мужчина, внимательно посмотрев на Джин.

— Я ему изменила и все сказала, как было, без лишней утайки. Он меня не простил, — ответила она почти спокойно. — Я и не добивалась, чтобы простил. У него уже другая женщина, одна из его подчиненных на базе.

— Я тоже разведен, — нехотя признался Красовский, закуривая сигарету. — Почти такая же история. Жена спуталась с боссом в офисе. Попросила развод, но он ее потом бросил. Двое сыновей. Жена хотела все вернуть, но я уже не хочу.

Дверь открылась, и в комнату вошел турай, держа в руках поднос с кофе.

— Спасибо. Поставьте здесь, — сказал Красовский, показав на край стола. — Прошу, — едва ли не торжественно произнес он, беря с подноса чашку и протягивая ее Джин.

— Благодарю, — молодая женщина кивнула.

— Ну а тот, другой? С которым ты изменила мужу? — спросил мужчина через мгновение.

— Он живет сейчас в Пенсильвании. У него новая жизнь, и я знаю, он меня любит, — медленно произнесла молодая женщина, отпивая кофе. — Я не была готова к тому, чтобы порвать с прошлым, и не порвать не могла. Все как-то само порвалось. Некогда даже задуматься над этим и окончательно решить для себя, как жить дальше.

— Он из этих, из арабов? — с интересом спросил Красовский.

— Нет, он перс.

— Ты там была? — вновь задал вопрос мужчина, наклонившись вперед.

— Да, — сказала Джин и взглянула на ладонь, где остался глубокий шрам от ожога полонием. — Только говорить об этом я не имею права.

— Я понимаю, — заметил Красовский, вскоре замолчав и задумчиво глядя перед собой. — Тогда, если ты свободна, может быть, вечером съездим куда-нибудь, отдохнем?

— Съездим, — с легкостью ответила Джин. — Если только Дэвид ничего не пришлет.

— Это само собой. Здесь есть отличный ресторан, — продолжил мужчина, — недалеко, за городом. У них есть собственный пивной завод, так что пиво там подают свежайшее, практически при тебе варят, а используют для него пресноводные источники. Они здесь считаются уникальными. Потанцевать там тоже можно.

— Посмотрим, — с долей кокетства произнесла Джин, встав и подойдя к окну.

Вдалеке, за домами, над плоскими желтоватыми верхушками потухших вулканов реял на ветру израильский флаг, а рядом с ним флаги ООН и Красного Креста. Где-то там, за этими холмами, ее должны были поджидать активисты оппозиционного народного фронта Сирии, которым было поручено доставить Джин в Дамаск. Уже были готовы и легенда, и документы, но что-то не складывалось, поэтому приказа еще не было. Возможно, его и вовсе не будет.

— Я заметил, ты порезалась. Вот этот шрам, — сказал Алекс, тихо подойдя сзади, и, взяв ее правую руку, повернул ладонью вверх.

— Нет, не порезалась, — отрицательно покачала головой молодая женщина. — Ожог от радиации.

— Там, в Иране? — тихо спросил Красовский, накрывая руку Джин своей.

— В Иране, — подтвердила она. — Иногда этот шрам вскрывается и болит. Тогда мне очень трудно работать. Похоже, до конца он никогда не заживет.