Набат-3

«Гаишная!» — обрадовался он, различив сииию полосу на белых «Жигулях».

— Ты чё, брат? Свои! Оружие пристреливали. Сю сорок шестое отделение! — опомнился Дыня и полез в карман.

■ — Руки! — окрик из динамика. - Стреляю на поражение!

— За ксивой полез! - вздернул руки Дыня вместе с напарником. — Подойди, проверь...

— Спиной и руки на машину! — порезче окрик.

Боевики повиновались, бубня что-то в ответ.

«Так он один rмашине!» — догадался Судских и услы­шал, как приглушенно переговаривался водитель «Жигу­лей» по рации с центром. Получалось, как бы ни хотел Судских помочь гаишнику, ничего не выйдет: его примут за третьего.

— Имена свои назовите, — уже спокойным голосом сказал гаишник, связавшись, видать, с центром и обрисо­вав ситуацию.

— Дынин и Комков! — охотно отозвался Дыня и по­вернулся лицом к фарам. — Сто сорок шестое!

Гаишник не заставил Дыню повернуться спиной на этот раз и даже опустил стекло. Теперь Судских слышал перего­воры по рации хорошо. Только он разобрал слова дежурного из центра сквозь инверсионный шум рации, стекло пополз­ло вверх и слышимость сошла па нет. Он понял главное: да, такие есть в 146-м отделении милиции, но они не на дежур­стве, отдыхают и оружия с собой не ioiyr иметь, отчего га­ишник снова насторожился. Судских переживал за него: как никак теперь в опасном положении не он, а смелый парень в «Жигулях». И Дыня с напарником очутились в более труд­ном положении: официальный представитель закона готов задержать их для выяснения личности, а'живой свидетель присутствует незримо рядом.

Судских спешно обдумывал положение вещей. По ло­гике Дынин и Комков постараются успокоить гаишника, дать ему уехать и разобраться спокойно с ним. По банди­ты такого пошиба не дружат с логикой и пойдут на любой шаг, лишь бы выпутаться из щепетильной ситуации сразу, а потом соображать, как выпутаться из вновь созданной. И снова Судских — самый опасный свидетель. Стало быть, именно ему надо действовать с опережением: насторожить гаишника и не дать боевикам сделать опрометчивый шаг.

• — Долго враскоряку стоять? — повернул голову к «Жи­гулям» Дынин. — Чего над своими измываешься?

— Ждать, — без нажима велел гаишник. — Группа вы­ехала...

Судских, пристально наблюдавший из темноты за всем происходящим, видел, как дернулись разом Дынин и Ком­ков. Теперь, понял он, начнет развиваться неплановая си­туация, лишенная логики поступков: приезд новых свиде­телей напарникам ни к чему. Повинуясь натуре, Судских подполз ближе на тот случай, если боевики попробуют напасть на гаишника. Тот, кажется, вполне спокойно до­жидался помощи, сидя в машине.

«Что он станет делать, если боевики применят оружие первыми? Как он станет стрелять, хоть бы позицию занял выгодную!» — сокрушался Судских и подобрался совсем близко к ухабистой дороге, сохраняя равное расстояние между «Жигулями» и «опелем», но оставаясь в темном про­странстве.

С новой точки обзор был лучше, был слышен работаю­щий на малых оборотах мотор «Жигулей». Это понятно...

Больше дожидаться Дынин и Комков не стали. Дынин подтолкнул напарника, и оба кинулись в разные стороны. Прямо на него мчался Комков, и Судских, когда остава­лось метра два, не более, бросился ему иод ноги. Круп­ный «бык» охнул, поблек и через голову выстелился на земле, так и не уразумев, на какую преграду налетел. Суд­ских, не теряя времени, перевернул его на живот, заломил руки и навалился всем телом.

— Бичара, лох вшивый, отпусти! — давясь, хрипел Комков.

«А дальше как? — лихорадочно соображал Судских. —

Пару бы наручников...»

— Сюда! — крикнул он, заламывая Комкову руки кру­че. — Взял я его. быстрее!

Комков нутряным звуком исторгнул воздух, напрягся и сбросил более легкого Судских. Сваливаясь, Судских не выпустил левого запястья и принялся обеими руками вы­ворачивать его.

— Падла! Убью! — вопил Комков, но высвободиться не получалось. Стрекотнул автомат, и Судских увидел спе- шашего к ним гаишника. Пока гот находился ближе к свету, Судских разглядел его: лет двадцати, сержант с сосредото­ченным лицом.

«Толковый парень... Быстрее, быстрее!» — молил он сер жанта, соглашаясь с собой, что сил ею не хватит, чтобы удер­жать Комкова, а тот под ним извивался крупным червем, колотил свободным кулачищем и локтем по уязвимым точ­кам, и горячка схватки отступала перед толчками боли.

— Лежать! — дождался он гаишника, и с окриком по­темнело в глазах от дикой судороги под лопатками.

— Да кого ж ты... — охнул Судских. теряя сознание.

— Молоток, серж! — вскочил на ноги Комков. — Мы эту суку давно ловим. — И, пользуясь замешательством сержанта, сунул ему в глаза удостоверение. Пот ксива. свои! Дыня! Порядок! Греби сюда! Он умудрился ко­мандовать, подчинив себе недоуменного сержанта: Да­вай его к свету ближе подтянем, берись справа, давай...

Доверчивый сержант забросил автомат за спину, уце­пился в плечо Судских, чего и добивался Комков: дождался спешащего к ним Дыпина и мощным ударом в челюсть свалил гаишника.

— Крыша съехала, Комок? — опешил Дынин.

— Молчи, выпутываться надо! Сержа мочим, бича мо­чим, ксивы бичу в карман и мотаем отсюда. По грунтовке до Нифорова, кругаля до Абрамцева и сдаемся первому посту, будто нападение на нас совершено.

■ Дура, чё накрутил? Меня, валенок, втянул!

— Не кипятись, Дыня! - крикнул Комков. - По ра­ции слышал? По «Сирене» и первому коду всех подняли. Баркаши взбунтовались, переворот! На них и спишем.

Дынин соображал, а Комков перевернул гаишника, снял с него автомат-коротышку с раструбом па конце ствола.

— Ты подумал, а? Ты все продумал, а? — не решался Дынин, и было странно видеть его Комкову, прежде тако­го крутого на расправу и первое мнение.

— Бздишь? Дуй к машине, я сам...

Судских очнулся, как от будильника над ухом: Комков передернул затвор. Из-под руки он увидел раструб авто­мата, хищное рыльце хорька. Сознание включилось мгно­венно, и тут раструб захаркал оранжевыми сгустками.

Промедление смерти подобно, когда организм, вернее, его мозг, не заботясь о сверхнапряжении и сохранности тела, включает аварийную систему выживания, рассчитан­ную на один бросок. Неведомая пружина выгнула Суд­ских на мостик и помогла вскочить на ноги, с кошачьей ловкостью вцепиться в ствол автомата. От шока изумле­ния Комков отдал оружие, может, не осознал даже, что именно, какие копи разодрали ему грудь. Падая, он раз­вернулся в сторону спешащего Дынина, недоуменные глаза просили вмешаться в нелепо происходящее, а Дынин уже раскидывал руки на бегу, превращая бег в полет ласточки, последний перед смертью. Бросив автомат, Судских при­сел над сержантом. Тот стонал, прижимая обе руки к жи­воту. Между броником и брючным ремнем рубашка за­дралась, белела полоска обнаженного тела, сквозь пальцы сочилась кровь. Очередь наискосок от левого плеча к пра­вому бедру оставила свои отметины, и только последняя пуля нашла свою дырочку.

Судских скинул свою рубашку, скомкал и наложил на рану.

— Выживешь, ранение касательное, — пробормотал он, а сам думал: дай Бог, если не задета печень. — Держись, бедолага. Слабовато вас готовят, прежде чем автомат в руки давать...

Он просунул руки под мышки сержанту и потащил его осторожно к машине. На распластанного Дынина и не взглянул.

Было очень неудобно затаскивать сержанта на сиде­нье, и было одно желание — поскорее вывезти его отсюда. Пока еще патруль разыщет это отдаленное место.

Управившись, он вернулся за автоматом, тщательно обтер его, бросил на заднее сиденье, надел свою куртку и развернулся в обратную сторону. Гаишник постанывал, за­бываясь изредка. Судских вспомнил наставление, что ра­неному в живот нельзя давать воды и забываться.