Заговор обезьян

— Ну, кого и ругать как не интеллигенцию, рабочий класс трогать нельзя — обидятся. Но, согласитесь, не все могут быть борцами, участвовать в маршах несогласных.

— Не все! Но ты голосок-то подай! Подай из своей квартирки, крикни из своей форточки, если считаешь себя солью нации! Вот смотрите, устроит правитель себе встречу с творцами, и ждёт, посмеет кто-нибудь поперёк сказать. Бывает, и осмеливается кто, но один, один, остальные сидят, потупивши глазки, млеют: как же! как же! их пригласили, отметили…

Но вы-то, с чего это заделались сторонником сильного государства? Читал, вы сами так себя аттестовали. Вы это в тюрьме конформизмом заразились или таким были всегда? Не дай бог, после отсидки ещё и реакционером, как Достоевский, заделаетесь.

— Разным был, но в ниспровергатели не стремился…

— Вы что же, и не либерал? — удивился Алексей Иванович.

— Нет, не либерал. Либерализм в наших краях — это некий вид попустительства и неорганизованности.

— А вы знаете, я, пожалуй, с вами соглашусь. Наши либералы не так за экономическую свободу, как за свободу морали. Вот и своим многое прощают, чуть что: неприкосновенность частной жизни… Неприкосновенность — это правильно, но только если жизнь чистая. Да бог с ними, с либералами! Но, выходит, никаких политических разногласий у вас с этой властью нет? Замечательно! И как вы, наверное, заметили, в обеспечение безопасности государства вас и посадили, изъяли, обезвредили. Во всяком случае, так народу объясняли. Вот вам, будьте любезны, сила государства во всей красе. И как?

— Плохо, Алексей Иванович! Но не могу рассуждать о политике, исходя из обстоятельств собственной жизни. Да, я сторонник сильного, социально ответственного государства. И создать его может только само общество…

— Да общество сейчас — это куча песка, куда державная нога её двинет, в ту сторону оно и поплывёт, понимаете? Вроде и хочется перемен, но так, в мечтах: кто-то придёт и всё за нас сделает. А не сделает — и ладно, и так сойдёт!

— Да не с обществом плохо — с элитой! Именно эта мыслящая публика и должна будоражить сознание масс, вырабатывать идеи… Элита отвечает и за выбор народа, и за путь страны!

— Но если за пути-дороги, то плохи наши дела, плохи! Некому вести народ к свету, некому! Одни уехали, других насильно изъяли из политического оборота, говорить не дают, некоторые и сами рот запечатали. Но у вас откуда это, откуда интерес к идеям социализма? Ведь обстоятельства вашей жизни и сферы деятельности были далеки от этих проблем и, более того, враждебны им.

— Наверное, из противоречия к устоявшемуся ходу вещей, — вздохнул беглец.

Утром в субботу он проснулся от какого-то дребезжания и подумал — звонок! Но нет, это зуммерило что-то на улице, а в доме было тихо, Алексей Иванович ещё спал. За окном хмурилось, накрапывал дождик, и утренние мысли беглеца были мрачными. Они вчера так и не позвонили адвокату.

Как он мог втянуться в эту легкомысленную авантюру и согласился со столь странной идеей отправить его в Москву как посылку? И даже уговаривать не пришлось! Обрадовался, что и Толя, и Алексей Иванович с Юрой останавливали: не торопись, успеешь! Но сколько придётся ждать оказии? А если это будут не дни, а недели? Нет, это нереальный срок для него, но прежде для Пустошиных. Но ведь согласился, согласился! Судьба, я твой номер набрал… И только не томи протяжными гудками… Может, поздно набрал?

Рука его потянулась к телевизору, но искала не новостей, просто картинку, и такая быстро нашлась. Выплыл какой-то японский канал с бесконечным кулинарным шоу. Смешная японочка что-то всё резала, тёрла, раскладывала по тарелкам и снова резала, тёрла, раскладывала…

После завтрака, почувствовав его настроение, Алексей Иванович предложил:

— А хотите — прогуляемся? Сходим к морю, а? Развеемся, йодом подышим.

И он тут же согласился: к морю, так к морю. Поехали на машине в объезд, для этого пришлось пересечь железную дорогу, несколько прибрежных улиц. Берег был неширокой полоской песка, окаймлённого деревьями. Там, под деревьями, лежали горки свежего мусора, и с пестрых отбросов то и дело взлетали жирные чайки. На пляже было пусто, если не считать мальчишек, гоняющих мяч, и он удивился тому, как часто он видит эту картину. И немного потеплело там, внутри: ну, раз мальчишки и мяч, то всё сойдётся, образуется, исполнится.

Взгляд искал каких-то символов и зацепил высокого старика в брезентовой накидке и капитанской фуражке. За стариком бежала собака, какая и должна быть у старого моряка — большая, лохматая и мирная. А ещё вдалеке двигалась какая-то монолитная группа. Оказалось, китайцы. Почему у них всё одинаковое: и лица, галстуки, и очки, и чёрные ботинки? Наверное, пока нация трудились над количеством, на разнообразие уже не хватило сил.

Китайцы сосредоточенно осматривали пространство как новые имперские владения. И в глубине этих внимательных глаз ясно читалось: мы уже здесь. Какая там политика с экономикой — одна биология! А это не рассуждающая сила. И скоро в поисках жизненного пространства она двинется сюда и заполнит все вершины и впадины этих пустынных и неустроенных земель. И сдерживать этот напор будет некому. Остается только надежда: в последний момент Поднебесная одумается и лавиной пойдёт на юг, и растечётся во все стороны и океаны — не препятствие…

Они всё прогуливались и прогуливались вдоль кромки прибоя, и серые волны одна за другой накатывали на берег, и с шорохом убегали назад, смывая следы, какие он старательно впечатывал в чёрный влажный песок. Смывали безжалостно и неотвратимо, вот и его смоет когда-нибудь навсегда…

А тут ещё небо затянули дымные тучи, они висели всклоченные и растрёпанные, будто после драки, с кем, громом, молнией? А если тучи надолго? А если нелетная погода? Здесь бывают такие свирепые циклоны, и тогда не летают ни военные, ни гражданские… Да какой самолёт, очнись! Ну, разве только бумажный! Хочешь, большой из газеты, хочешь маленький, одноместный, из тетрадного листочка?

В его голове, может быть, и выстроился целый парк летательных аппаратов, но тут окликнул Алексей Иванович:

— Смотрите, перед вами полуостров Де-Фриз, — показал он рукой прямо перед собой. Там виднелась длинная тёмная полоска суши. — А разделяет материк с полуостровом залив Угловой. И как раз напротив нас — мыс Утонувших!

— Весёленькое местечко, — подошёл к самой воде беглец.

— Бросьте вы переживать! Знаете, один умный человек сказал: человек живёт, несмотря ни на что, и умирает, несмотря ни на какие связи! — прокричал ему в спину Пустошин. Отвечать не хотелось — нечего было. Сколько и чего он будет ждать у этого моря? Ведь всё так зыбко, ненадёжно, нереально. Нет, в самом деле? Он — и на военном транспортнике? Ситуация совершенно анекдотическая. Но ведь согласился, согласился с этим абсурдистским предложением! Теперь вот вынужден сидеть на чужой даче и ждать, подхватит его аэроплан или пролетит мимо. Нет, нет, в понедельник он должен встретиться с адвокатом. Можно и в воскресенье, но зачем портить человеку выходной. И адвокат вправит мозги, он чётко объяснит всё шершавым языком закона. А нужно что-то разъяснять?

Они долго ходили по берегу, когда Алексей Иванович, заметив, что подопечный стал ежиться, продрог, что ли, предложил:

— А поедемте домой! Юра звонил, обещал обед привезти.

Младший Пустошин и в самом деле скоро подкатил к дому с провизией. И стал выгружать на террасе разнообразные кастрюльки, склянки, пакеты.

— Какую я вам рыбку привёз! Кижуч! Солили с чесноком и сахаром. Не ели ведь такую, а? — соблазнял Юра и всё выкладывал и выкладывал еду, мимоходом рассыпая по столу красные яблоки, и под конец выставил огромный арбуз.

— Вот из Тоттори ягодка, очень вкусная…

— Японский арбуз? — удивился гость.

— Да нас и в старые времена заграница кормили: лимоны из Австралии, баранина и яблоки из Новой Зеландии, про Китай я уже молчу… А помнишь, папа, какие были вьетнамские огурчики в железных банках, ух, ядреные!