Прицельная дальность

Он, наконец-то выдрал из промежности осточертевший мокрый памперс и вышвырнул его в угол, помыл руки в туалете, отправив дохлого таракана в последний путь по канализации вместе со струей ржавой воды и, с отвращением ощутил касание к коже в районе ягодиц, мокрой ткани брюк.

Потом он набрал номер Оксаны и, когда она ответила на вызов, тихо сказал:

— Это я…

— Сереженька, — всхлипнула когда-то несгибаемая супруга, и тихо заплакала в трубку. — Сереженька, слава Богу, что ты позвонил!

Глава 5

— У нас не другого выхода, — сказала она. — Что прикажешь? Сидеть тихо, как завещал великий Алекс?

— Ну, уж нет, — сказал Савенко, — конечно, нет. Но для того, чтобы хоть что-то делать, надо представлять общую картину. А ее нет.

Они разговаривали в их офисе на Красноармейской, в кабинете Оксаны, который только что прошерстили вдоль и поперек сотрудники одного из охранных агентств. «Прослушек» в кабинете не было, но уходящие высокооплачиваемые специалисты оставили несколько джаммеров, чтобы исключить считывание звука со стекол и активизацию пассивных устройств некоторое время спустя.

— Мы не знаем ничего, — продолжил он, кружа вокруг кресла, как игрушечная модель самолета, закрепленная на шнуре, вокруг хозяина. — Ни кто они, ни откуда они. Что мы, вообще, знаем, кроме того, что приперся к нам тип, назвавшийся Алексом и заказал мне госпожу Премьершу. Может быть, мне надо было сломя голову лететь в СБУ и рассказывать эту безумную историю, но…

— Дети, — напомнила она.

— Да. Дети. Это то слабое место, которое и искать не надо. Дети. Что мы еще знаем наверняка, кроме того, что Саша и Натка действительно у них?

— Ничего, — сказала Оксана, подумав несколько мгновений.

— Мы знаем ровно столько, сколько мы должны знать. Обрати внимание, он не просил меня не рассказывать тебе ничего. Более того, он сделал все, чтобы я рассказал тебе о своем прошлом, которое я сам начал забывать. Зачем? Разве одного похищения ребят недостаточно?

Она покачала головой. Тогда Савенко стал напротив жены через стол и, опершись о столешницу, приблизил свое лицо к ней максимально, как только мог.

— Они же психологи, Ксана! Становится известно то, что я скрывал много лет. В семье трение, дискомфорт. Если ты оттолкнешь меня — возникнет еще больший дискомфорт, я буду морально подавлен и стану легкой добычей нашего друга с могучей челюстью. Если ты простишь меня, то на крючке мы оба, ибо нет более преданного друга, чем только что простившая женщина. В любом случае — он в выигрыше. Дети — могучий финальный аккорд, прекрасно выверенный во времени.

— Значит, ты уверен, что это ГБ?

Он печально улыбнулся.

— Нет, не уверен. Их люди сейчас могут работать на кого угодно, обладающего ресурсом. Алекс — ГБшник, СБУшник — назови, как угодно. Но я не знаю, работает ли он на державу за персональную кормушку, или на частных лиц, за хорошие деньги. И никто не знает. Профессионал не перестает быть профессионалом, когда работает по найму. Но еще один парадокс — заказчиком может быть кто угодно. И держава в том числе. У Регины Николаевны враги везде. Единственный кто к ней хорошо относится — это колорадский жук. И то, потому, что за этот год она им не занялась, времени не было. Вот он ее заказать не мог — ему не за что обижаться. А остальных — госпожа Сергиенко опустила под плинтус. И частных лиц и государственных деятелей. Так что велик список, Ксана! Тут дело в другом…

Он подошел к встроенному в стену бару, достал стаканы и бутылку виски.

Савенко не пил днем уже много лет. Когда-то, в своей московской жизни, он мог себе позволить пропустить стаканчик другой и до ужина, но вот уже много лет, как без особого повода он не прикасался к спиртному и даже на светских раутах мог пробродить весь вечер с одним и тем же стаканом в руках. Но сейчас ему необходимо было выпить, настолько необходимо, что он начал понимать алкоголиков. Между действительностью и разумом должен был возникнуть, хотя бы призрачный, но заслон.

Сергей плеснул янтарную жидкость в стакан и вопросительно посмотрел на жену. Оксана кивнула. Савенко отдал ей стакан и налил другой себе.

— Все было понятно, если бы те, кто послал Алекса, хотели бы ее убить.

— Погоди… А если речь идет о предупреждении? Ведь она сейчас популярнее Плющенко…

— Не вижу логики. Зачем предупреждать? О чем? Принцип-то остается старым: нет человека, нет проблемы. Толку оттого, что состоится покушение, и оно будет неудачным? Вот если Регины не станет — в ее команде нет ни одного человека, который может подхватить знамя. И это будет означать смену курса, политики, приоритетов и, самое главное, смену команд, чьи бизнес-интересы от нее впрямую зависят. А таких много. Расчеты за помощь во время оранжевой революции еще не закончились. Скажу больше — они еще и не начинались по-настоящему. Главный передел еще впереди, и руководит всем этим пиршеством героев Регина Николаевна собственной персоной. Потому, что некому больше этим руководить, только у нее смелость и жадность в нужной пропорции. Любим мы ее, не любим — она личность, замены которой нет и, ближайшее время, не будет, потому что она не тот тип политика, который терпит рядом с собой равных.

— Мы не на своем поле, это другой уровень решения проблем! Это для своего окружения мы крутые, богатые и близки к властным кругам. А на самом деле в сравнении с той же Региной — мы даже не Моськи, а так, прах на ее обуви, — сказала Оксана с болью в голосе. — Мы никогда не поймем суть игры, потому, что это чужая игра. Да я же многих из Рады прекрасно знаю, я через них вопросы решаю, и в правительство вхожа — что же они все — людоеды? Получается, что все они, там, наверху настолько ненавидят друг друга, что готовы даже убить, если представится удобный случай? И для того, чтобы было удобнее друг друга по голове молотить, дубинкой выбрали тебя? Просто выбрали — и все? Но это же несправедливо! Бред! Должна же быть какая-то логика? А если ее нет, то все, что мы с тобой придумаем — гипотезы, не более…

— Ну и что? — возразил Савенко, — Пусть гипотеза, пусть бред… Что из того, если это позволит нам выбрать решение, которое окажется правильным? Мы в эту банку с пауками не лезли, нас туда бросили, и я не собираюсь превращаться в их десерт. Только не говори мне, что шансов нет! Я это слышал много раз. Шанс всегда есть. Они только и ждут, чтобы мы так подумали.

— Я не буду говорить, что его нет.

— Но ты так считаешь?…

— Да, Сережа, я так считаю. Но драться намерена до самого конца.

— Вот еще бы понять — с кем?! Господи! Ну почему я всегда вытаскиваю несчастливый лотерейный билет!?

Сергей стукнул кулаком по столу.

— Ладно. Рано убиваться. Дети живы — здоровы, мы с тобой тоже. Времени — вагон и маленькая тележка. А то, что меня крепко взяли за яйца — так это не впервой.

Савенко произнес эти слова, а сам подумал, что так за яйца его, на самом деле, взяли впервые. Профессионально взяли, как клещами. Дети рядом, но найти, где их прячут, не представлялось возможным. Нет, конечно, если, не поднимая шум, заплатить какой-нибудь из стоящих контор, которых сейчас развелось, как мух на мусорнике, то…

Глупости! Это же не игры в поиск спрятанного клада, не игра в жмурки во дворе! Алекс и его коллеги не будут сидеть и ждать, пока весь Киев будет поставлен на уши. О наказании за непослушание было сказано без обиняков. Прямо. Это смерть — сначала для Галки, которая никак этого не заслужила, потом и для Сашки с Натой.

Если рассуждать логически — зарубеж им не нужен вовсе. Лишние сложности, лишние следы, лишние свидетели… Алекс повесил этой Панамой дымовую завесу, и, не исключено, только для того, чтобы Савенко с женой ужаснулся размаху и возможностям противника, пометушился, набил себе пару шишек и упал духом.

Они спрятали ребят здесь, в Украине. А Украина — большая. За то время, что было в их распоряжении, они могли довести детей в Крым, в Карпаты, в Приазовье. Да и в окрестностях Киева мест, где за высокими заборами у шикарных бассейнов можно спрятать дивизию, а не то, что двоих малышей — полно. И ехать никуда не нужно.