Все страхи мира

Он презрительно фыркнул.

— Ну и что? С нами никто не сравнится. Ты это знаешь — я тоже. Да и наверху это хорошо известно. Если хочешь, установим разумные правила.

— Что ты имеешь в виду?

— Каково самое большое расстояние, на протяжении которого удавалось следить за подлодкой класса «Огайо»?

— Четыре тысячи ярдов. Это был Майк Хаймбах на «Скрэнтоне», когда он сел «на хвост» Фрэнку Кемени на «Теннесси». Кемени успел обнаружить Хаймбаха раньше — примерно на одну минуту Если бы разрыв оказался меньшим, это походило бы на заранее спланированное учение.

— Ну хорошо, увеличим расстояние… скажем, в пять раз. Это более чем безопасно, Барт. У Майка Хаймбаха была совершенно новая подлодка, первый вариант новейшей гидролокационной интегрированной системы и три дополнительных акустика из шестой группы, если я не ошибаюсь.

Манкузо кивнул.

— Да, они намеренно провели это испытание и, делая из него выводы, всякий раз истолковывали их не в пользу «Огайо». Им хотелось узнать, можно ли обнаружить наш ракетоносец. Всё было против него — изотермические воды под слоем термоклина и всё остальное.

— И всё-таки «Теннесси» одержал верх, — напомнил Рикс. — Фрэнку дали команду не проявлять излишнюю бдительность, и все равно он обнаружил ударную подлодку раньше. Насколько я помню, он успел закончить расчёты торпедного залпа на три минуты быстрее Майка.

— Это верно. — Манкузо задумался. — Пусть минимальное расстояние составит двадцать пять тысяч ярдов — не ближе.

— Отлично. Я не сомневаюсь, что смогу следить за «Акулой» на этом расстоянии. На моей лодке превосходная гидролокационная система и хорошие акустики — да что я говорю, так обстоит дело на всех ракетоносцах. Если я столкнусь с ним, то сяду ему «на хвост» и соберу всю информацию, в которой мы нуждаемся. Проведу вокруг него кольцо радиусом в двадцать пять тысяч ярдов и не нарушу эту границу. Не может быть, чтобы и он сумел меня обнаружить.

— Пять лет назад командование расстреляло бы нас обоих за одни такие разговоры, — заметил Манкузо.

— Сейчас другое время. Понимаешь, Барт, можно проверить это на подлодке 688-го класса, подогнать её гораздо ближе, но что это докажет? Зачем размениваться на мелочи? Если мы действительно обеспокоены уязвимостью ракетоносцев, нужно провести настоящее испытание.

— Ты уверен, что справишься?

— Конечно, черт побери! Я представлю своё предложение в оперативный отдел в письменном виде, а ты можешь переслать его выше.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что оно окажется в Вашингтоне?

— Да. Никаких больше заявлений о том, что «мы прячемся с гордостью». Да за кого нас принимают? Мы что, старые бабы? Разрази меня гром, Барт, я командую боевым кораблём — боевым! Если кто-то хочет убедиться в моей уязвимости, то я берусь доказать, что это — полная чепуха! Никому не удавалось сесть мне «на хвост». Никому не удастся, и я докажу это.

Беседа шла совсем не так, как ожидал Манкузо. Рикс разговаривал как настоящий подводник. Такой разговор нравился коммодору.

— Тебе придётся выдержать немало критики. Мы зажигаем фитиль, и огонь помчится дальше.

— Критика обрушится и на тебя.

— Я командую соединением. Меня все критикуют.

— Готов рискнуть, Барт. Сначала мне придётся как следует подготовить свою команду — в особенности акустиков и группу слежения. У меня достаточно времени и отличные специалисты.

— Хорошо. Дай мне своё предложение в письменном виде. Я одобрю его и пошлю дальше.

— Видишь, как все просто? — ухмыльнулся Рикс. Если тебе хочется стать лучшим командиром в соединении, где подлодками командуют отличные шкиперы, подумал он, нужно выделиться из общей массы. Оперативное управление в Пентагоне наверняка проявит большой интерес. Они обратят внимание, что автором этого предложения является Гарри Рикс, известный им как умный и осторожный командир. Исходя из этого, а также при поддержке Манкузо, поколебавшись, там согласятся с таким планом. Утвердится образ Гарри Рикса — лучшего инженера-подводника в американском ВМФ, человека, готового делами доказать свою правоту. Да, неплохой образ. Его заметят и запомнят.

— Ну, как тебе понравились Гавайи? — поинтересовался Манкузо, очень довольный командиром «золотого» экипажа ракетоносца «Мэн».

— Интересные сведения по Астрофизическому институту Карла Маркса. — Полковник передал Головко пачку чёрно-белых фотографий.

Первый заместитель председателя КГБ посмотрел на фотографии и положил их на стол.

— Пустое здание?

— Почти пустое. Но внутри мы нашли вот это — грузовой манифест и накладная на пять станков американского производства. Новейшие станки, очень совершенные и чрезвычайно дорогие.

— Для чего они применяются?

— У них широкое использование. Например, их применяют при обработке зеркал для астрономических телескопов, что соответствует профилю института. Наши друзья в Арзамасе сообщили нам, однако, что такие же станки используются для обработки компонентов ядерного оружия.

— Расскажите об институте подробнее.

— Он представляется совершенно законным. Во главе его должен был стоять ведущий астроном, известный не только в ГДР, но и за границей. Теперь институт присоединён к Институту Макса Планка в Берлине. Они намерены создать крупный телескоп в Чили и проектируют космический спутник, ведущий наблюдение в рентгеновском диапазоне, вместе с Европейским агентством космических исследований. Следует заметить, что принцип действия телескопов, работающих в диапазоне рентгеновского излучения, примерно такой же, что используется в области создания ядерного оружия.

— Как отличить научные исследования…

— Между ними нет различий, — признал полковник. — Я проверял это. От нас самих просочилась информация по этой тематике.

— Что? Каким образом?

— В различных научных журналах опубликовано несколько статей по физике звёзд. Одна из статей так и начинается словами:

«Вообразите центральное ядро звезды с постоянными изменениями рентгеновских потоков». Причём сюда нужно внести маленькую поправку: автор описывает звезду с потоком излучения во много раз интенсивнее, чем ядро любой звезды, — на четырнадцать порядков.

— Не понимаю, — буркнул Головко. Ему было трудно следить за этой научной тарабарщиной.

— Автор описал физическую среду, активность которой в сто тысяч миллиардов раз превосходит активность в ядре любой звезды. Фактически это описание процессов, происходящих внутри термоядерной бомбы в момент её детонации.

— И каким образом такое могло пройти мимо цензоров? — спросил Головко, не скрывая изумления.

— Товарищ генерал, не следует переоценивать научную подготовку наших цензоров. Как только один из них увидел фразу «вообразите центральное ядро звезды», он сразу сделал вывод, что содержание статьи не имеет отношения к безопасности государства. Эта статья была напечатана пятнадцать лет назад. Но были и другие. За последнюю неделю мне стало ясно, насколько бесполезны наши меры по обеспечению безопасности, направленные на сохранение тайн. А теперь представьте себе, что публикуют американцы, у которых нет секретности в науке. К счастью, только очень умные люди могут усвоить всю информацию, которая содержится в публикациях. Но такие люди существуют, и в этом нет ничего невероятного. Я говорил с группой молодых инженеров в Кыштыме. С небольшой помощью со стороны комитета можно провести глубокое исследование, насколько широки сведения, содержащиеся в открытой научной литературе. На это потребуется пять-шесть месяцев. Такое исследование не окажет прямого воздействия на наш проект, но мне кажется, что оно будет в высшей степени полезным. Я думаю, мы серьёзно недооцениваем опасность появления ядерного оружия в странах третьего мира.

— Но это не правда, — возразил Головко. — Нам известно, что…

— Видите ли, три года назад я сам принимал участие в составлении доклада. А сейчас хочу заявить, что мои оценки были чрезмерно оптимистичными.