Вычислить и обезвредить

— Возьмите мой платок, ребенок, — иронично, но не зло предложил мой собеседник. — А мне пора. Надеюсь, все будет в порядке. Правда, Дима?

Молчаливый Дима снова кивнул, дождался, пока его начальник покинет салон, и рванул с места в карьер. Надо полагать, все-таки в травмпункт. Что ж, раз врач сказал — в морг, значит — в морг. И платок на память подарили, хотя мне всегда казалось, что такие сувениры дамы преподносят кавалерам, а не наоборот. Дорогой платок, пахнет дорогим одеколоном, если не духами. Я бы удавилась, расставаясь с таким предметом конфекции.

В травмпункте было, как всегда, столпотворение, но Дима показал регистраторше какую-то книжечку, и меня быстренько стали осматривать, задавая попутно всякие дурацкие вопросы: не болела ли я в детстве желтухой да не страдала ли эпилепсией какая-нибудь из моих двоюродных теток. Просто дурдом какой-то!

Честно говоря, процедура нравилась мне все меньше и меньше, но если от врачей ещё как-то можно было сбежать, то удрать от Димы не представлялось никакой возможности. Он добросовестно ходил за мной по всем кабинетам, и ему это почему-то разрешали. Ну, ладно, пока осматривали голову и светили в глаза фонариком, это в принципе можно было пережить. Но вот демонстрировать незнакомому мужчине мой бюст мне хотелось меньше всего на свете. А он, мужчина, даже не делал попытки отвернуться. Товарищ явно не страдал излишней деликатностью.

Всего забавнее было видеть, как он «рассекал» за мной по коридорам травмпункта. В узких коридорах лечебницы Дима двигался как-то боком, бессознательно имитируя походку неувядаемого Терминатора. Милосердные сестрички теряли дар речи, видя двухметровый атлетически сложенный экземпляр «хомо сапиенс» с невероятно синими глазами. Смерть девкам, да и только! И такой мужик тащится за какой-то пацанкой, которая явно не ценит своего счастья и как бы даже делает одолжение, с кислым видом — так и быть позволяя себя сопровождать!

Но я после жизни с Севочкой относилась к атлетическим красавцам с некоторой опаской. Кто их знает, какие они там на самом деле? Мне бы чего попроще, через годик, скажем, свободной жизни. На данный конкретный исторический момент мне мужчины были принципиально не нужны и не интересны.

Кстати, чтобы не забыть. Впоследствии, умудренная своим жизненным опытом, я уже никогда не делала таких вот «программных» заявлений. Даже мысленно. Поскольку пришла к твердому убеждению: каждый раз при этом кто-то там, совсем наверху, скептически качает головой и с усмешкой произносит:

— Это кто тут у нас принимает решения? Кто руководит процессом? А не хочешь ли ты…?

И ситуация при этом меняется, не побоюсь этого слова, кардинально. Но это так, кстати. Заметки на полях шляпы…

— Никакой госпитализации не требуется! — радостно заявила наконец толстая тетка в белом халате. — Сотрясения мозга не нахожу, конечности и ребра целы, внутренних повреждений не имеется. Шишка на лбу, конечно, побудет немного. И синяк на подбородке.

Вот радость-то! Всю жизнь мечтала иметь шишку на лбу и синяк на подбородке. Дивное добавление к моим веснушчатым прелестям! Единственным слабым утешением могло послужить то, что если мозг не сотрясся, значит, он все-таки есть. То есть его как бы обнаружили, но видимых повреждений не оказалось. Пустячок, а приятно.

— Как это вас угораздило, милочка? — все так же добродушно осведомилась тетка. — С буфетом столкнулись? Трамвай догнали?

— Это все он, — пробурчала я, мстительно указывая на несчастного Диму и подсознательно ожидая вызова милиции.

Не ко мне, естественно, а к моему нечаянному «телохранителю». За нанесение, значит, легких телесных повреждений, а это, если не ошибаюсь, влечет за собой какие-то уголовно-административные санкции. Но моим коварным замыслам не суждено было претвориться в жизнь.

— Милые бранятся — только тешатся, — подарила меня тетка чеканным афоризмом, выписала соответствующую справку и велела выметаться, а то в коридоре полно страждущих.

Препираться я не стала — выкатилась, слыша за собой сопение Димы, грозное, как шаги Командора. А если ему придет в голову воплотить мое воображаемое в свое действительное? Даст подзатыльник — и, в общем, будет прав. Причем от его подзатыльника, судя по всему, мозг мог не просто сотрястись — элементарно выскочить через ухо или носоглотку.

— Куда вам? — спросил мой спонтанный конвоир.

— До ближайшего метро, — ответила я, приводя в нормальное положение руки, которые до этого чисто рефлекторно держала за спиной. — И спасибо за помощь. В качестве группы поддержки вы просто незаменимы.

Впервые я увидела на мужественном Димином лице нечто, напоминающее улыбку, и подумала, что в свободное от работы время он наверняка неплохой парень. А тут — изволь радоваться — возись с полудохлыми тетками, которые кидаются под колеса.

— Паспорт со справкой возьмите, — почти дружелюбно посоветовал он мне, выпуская из машины возле станции метро. — Регистрироваться сегодня мы с вами вряд ли пойдем.

Да у него и чувство юмора имеется! Вот бы ему Севочку на стажировку месяцев на девять. Может, человек бы получился.

— Сегодня не пойдем, — покладисто согласилась я. — Дел скопилось — ужас! Но созвонимся обязательно.

Черная «Волга» надменно фыркнула и уплыла в неизвестном направлении, а я помчалась в редакцию за гонораром, на ходу сочиняя душераздирающую историю о бандитском нападении на мою хрупкую особу. Мне повезло: до закрытия кассы оставалось ровно пять минут. Я получила гонорар, пошаталась по коридорам, выкурила по сигаретке с девчонками и даже сообразила позвонить шефу в ту газету, где трудилась. Сообщила, что сегодня скорее всего не приду: произошло мое столкновение с асфальтовым катком, и теперь милиция выясняет стоимость нанесенного мною материального ущерба.

— Тебе бы, Майя, фельетоны писать, — хмыкнул пребывавший в благодушном настроении начальник. — Ладно, гуляй, но чтобы завтра — как штык: нужно к двенадцати сдать очерк о героях-строителях метрополитена. Фотографии уже готовы, причем лучше твоих.

Вот это пожалуйста — очерк, заверенный во всех инстанциях, давным-давно дожидался своего часа, даже фотографии я к нему сделала. Но лежал, пока наши газетные фотомэтры не удосужились создать очередной фотошедевр. Теперь машина закрутилась. А мой номер восемь — когда надо, спросят. Должна радоваться, что вообще дают хоть что-то делать, студентка вчерашняя!

Я ещё немного потусовалась в газете, выпила кофейку и отправилась домой, чувствуя себя миллиардершей, на середине пути я обнаружила, что чисто машинально сделала пересадку по направлению к жилищу своего экс-суженого и поняла, что голову все-таки ушибла прилично. Забыть об обретенной свободе в тот же самый день… Нет, это уму непостижимо!

Поболтавшись и покатавшись ещё какое-то время по подземному лабиринту, я выбралась на поверхность и бодро зашагала к дому. Жизнь поворачивалась ко мне своей казовой стороной, а такое везение нужно было ценить по достоинству. Или хотя бы по факту наличия. Но судьба не дала мне времени это сделать. Точнее, не столько судьба, сколько мое вечное, с позволения сказать, «везение».

Живу я на последнем этаже пятиэтажки, вестимо, без лифта, зато с балконом. На лестнице у нас всегда полумрак, не сказать, чтобы приятный, а в мае же вечера долгие, да и трусихой особой я никогда не была. Самое страшное, что меня ждало — встреча с разгневанным Севочкой, а это в принципе можно было и пережить. Да и не должен бы он был, если, конечно, по уму, разыскивать меня в первый же вечер после побега. Следовало дать мне возможность самой осознать всю экстравагантность и неуместность своего поступка. Осознать и приползти назад, робко выпрашивая прощения. А вот фигушки!

Сейчас приду домой, приму душ, заварю чай… Господи, хорошо-то как! Запустив руку в видавшие виды сумку, я почувствовала противный холодок, пробежавший по спине. Ключей там не было! И где я их посеяла, оставалось только гадать. Похоже, ночь мне предстояло провести на каком-нибудь вокзале, и от этого предчувствия я непроизвольно хлюпнула носом и полезла за носовым платком. Повеяло незнакомым, но явно дорогим мужским одеколоном, я вспомнила утреннее приключение и приготовилась зареветь по-настоящему. Это же надо, то под машину влетаю, то ключи теряю. Для одного человека в один день многовато получается.