Ледяной холод

С минуту они стояли, дрожа, вместе на бордюре, молча на фоне какофонии грохота автобусов и сигналов машин. Если бы он был моим мужем, думала она, мы бы поцеловали друг друга на прощание прямо здесь. Но слишком долго они избегали проявления каких-либо чувств на публике, и хотя он не надел воротничок священника сегодня утром, даже объятье казалось опасным.

"Я не должна ехать на эту конференцию", — сказала она. "Мы могли бы провести неделю вместе".

Он вздохнул. "Маура, я не могу просто взять и исчезнуть на неделю".

"А когда сможешь"?

"Мне нужно время, чтобы организовать отпуск. Мы поедем, я обещаю".

"Это всегда должно происходить в каком-то далеком месте, не так ли? Где-то, где никто нас не знает. На этот раз я хочу провести неделю с тобой никуда не уезжая".

Он посмотрел на полицейского, который двигался назад по направлению к ним. "Мы поговорим об этом на следующей неделе, когда ты вернешься".

"Эй, мистер!" — кричал коп. "Передвиньте свой автомобиль сейчас же".

"Конечно, мы поговорим". Она засмеялась. "Мы хорошо говорим об этом. Это все, что мы всегда и делаем". Она схватила свой чемодан.

Он потянулся к ее руке. "Маура, пожалуйста. Давай не будем отдаляться друг от друга как сейчас. Ты знаешь, я люблю тебя. Мне просто нужно время."

Она видела, как боль проступила на его лице. Все месяцы обмана, нерешительности и вины оставили свои шрамы, омрачая все радости, что он обрел с ней. Она могла бы утешить его, просто улыбнувшись, обнадеживающе сжать его руку, но в этот момент она не видела ничего кроме собственной боли. Все, о чем она могла думать, было возмездие.

"Я думаю, что мы теряем время", сказала она и пошла прочь, к терминалу.

Автоматическая стеклянная дверь со свистом закрылась за ней и она пожалела о своих словах. Но когда она остановилась, чтобы посмотреть назад через окно, он уже забрался в машину.

Ноги мужчины были разведены в разные стороны, обнажая разорванные яички и опаленную кожу ягодиц и промежности. Посмертное фото мелькнуло на экране без какого-либо заблаговременного предупреждения преподавателя, но никто из сидящих в темной комнате конференц-отеля не издал никакого шума или тревоги. Эта аудитория была привычна к виду изувеченных и переломанных тел. Для тех, кто видел и касался обугленной плоти, для тех, кто знаком с его зловонием, стерильное слайд-шоу не содержит никаких ужасов. На самом деле, седой мужчина, сидящий рядом с Маурой, даже задремал несколько раз, и в полумраке она могла видеть его качающуюся голову и как он боролся между сном и бодрствованием, невосприимчивый к череде жутких фотографий на светящемся экране.

"То, что вы видите здесь — типичные травмы от заминированного автомобиля. Жертва — сорокапятилетний русский бизнесмен, который однажды утром сел в свой "Мерседес", очень хороший "Мерседес", хотел бы я заметить. Когда он повернул ключ зажигания, то взорвал мину-ловушку со взрывчаткой, которая была помещена под его сиденье. "Как вы можете видеть по рентгеновским снимкам"… Оратор щелкнул компьютерной мышкой и следующий слайд появился на экране. Это была рентгенограмма таза, который был рассечен до лобковой кости. Осколки кости и металла разорвали все мягкие ткани. "Сила взрыва вогнала фрагменты автомобиля прямо в его промежность, разорвала мошонку и отрезала ягодицы. Мне жаль говорить, что мы все знакомы с травмами от взрывов, таких как эти, особенно в нынешнюю эпоху террористических атак. Это была довольно небольшая бомба, установленная с целью убить только водителя. Когда мы говорим о терроризме, мы говорим о гораздо более мощных взрывах с многочисленными жертвами".

Он снова щелкнул мышкой и фото отрезанных органов появилось, сверкая, как реклама мясного магазина на зеленом хирургическом драпе.

"Иногда вы не можете найти признаков внешних повреждений, даже если внутреннее повреждение приводит к летальному исходу. Это результат теракта в Иерусалимском кафе. Четырнадцатилетняя девочка получила обширные шокирующие травмы легких, а также отверстия в брюшной полости. Но ее лицо было нетронутым. Почти ангельским".

Следующее фото вызвало первую реакцию аудитории, печальный ропот и неверие. Девочка казалась безмятежно спокойной, ее безупречное лицо без изъянов и косметики, темными глазами смотрело из-под густых ресниц. В конце концов не кровь шокировала эту комнату с патологоанатомами, а красота. В четырнадцать лет, в момент ее смерти она думала о школьном задании, может быть. Или о красивом платье. Или о мальчике, которого она увидела на улице. Она и представить себе не могла, что ее легкие, печень и селезенка скоро будут выложены на стол для вскрытия или что однажды в комнате две сотни патологоанатомов будут таращить глаза на ее изображение.

Когда свет включили, аудитория еще была подавлена. Хотя остальные поднялись, Маура оставалась в своем кресле, глядя на заметки, что она набросала в своем блокноте о бомбах из гвоздей и бомбах в посылках, начиненных взрывчаткой автомобилях и захороненных бомбах. Когда дело доходит до причинения страданий, изобретательность человека не знает пределов. Мы так хорошо убиваем друг друга, подумала она. Но мы так же страдаем и от несчастной любви.

"Извините. Вы случайно не Маура Айлз?"

Она взглянула на мужчину, который поднялся со своего места двумя рядами дальше. Он был ее возраста, высокий, спортивный, с золотистым загаром и светлыми волосами, выгоревшими на солнце, что заставило ее автоматически подумать: Калифорнийский мальчик. Его лицо показалось смутно знакомым, но она не могла вспомнить, где видела его, что было удивительно. Его лицо запомнила бы, конечно, любая женщина.

"Я так и знал! Это Вы, не так ли?" Он рассмеялся. "Я заметил Вас, как только Вы вошли в комнату".

Она покачала головой. "Извините. Мне действительно неудобно, но я вас не узнаю".

"Потому что это было давно. И у меня больше нет прически "конский хвост". Дуг Комли, Стэндфордская доврачебная практика. Сколько прошло? Двадцать лет? Я не удивлен, что Вы забыли меня. Черт, да я бы сам себя забыл".

Вдруг в памяти возник образ молодого человека с длинными светлыми волосами и защитными очками, взгроможденными на загорелый нос. Он был тогда длинным и тощим и носил голубые джинсы. "Мы были вместе в лаборатории?" — спросила она.

"Количественный анализ. Первый курс".

"Вы помните об этом спустя двадцать лет? Я поражена".

"Я ни черта не помню о квантовом анализе. Но я помню Вас. Ваш стол в лаборатории стоял напротив моего, и Вы получали самые высокие оценки из всего класса. Разве Вы не закончили медицинскую школу в Сан-Франциско, а затем Калифорнийский Университет?"

"Да, но сейчас я живу в Бостоне. А Вы?"

"Калифорнийский Университет Сан-Диего. Я просто не смог заставить себя покинуть Калифорнию. Поклоняюсь солнцу и серфингу".

"Такие слова звучат просто невероятно для меня. Еще только ноябрь, а я уже устала от холода".

"Я любил валяться в снегу. Это было очень весело".

"Только потому, что вам не приходится жить среди него четыре месяца в году".

Сейчас конференц-зал опустел, сотрудники отеля убирали стулья и складывали аппаратуру. Маура засунула свои заметки в дорожную сумку и встала. Пока она и Дуг шли к выходу, она спросила его: "Вы придете на коктейль-вечеринку сегодня?"

"Да, думаю, что приду. Это будет в обед, не так ли?"

"Так сказано в расписании".

Они вышли из комнаты вместе в холл гостиницы, переполненный другими врачами, с такими же белыми бейджиками с именами, приехавшие на конференцию с такими же дорожными сумками. Вместе они ждали лифт, и оба изо всех сил пытались поддерживать нить разговора.