Убить Зверстра

— Ты что, девочка, задумала? — спросил с характерным акцентом, который нам очень нравился после просмотра раритетного фильма «Мимино».

— Опасную операцию проводить будем, дядя Рубен, — призналась я.

А чего скрывать? Он же должен был правильно подготовиться, идя сюда, пистолет там взять, пули разные, не знаю, может, кочергу чугунную прихватить, свисток не забыть и наручники.

— У вас, дядя Рубен, есть шанс обезвредить Зверстра, — перла я, будто мне кто шепнул, что это так и будет. — Он или при вас расколется, и тогда вы его — в наручники и в отделение. Или до утра удавится, и вы первый провозгласите: «Это был Зверстр. Вот вам доказательства». А доказательства, ну кое-какие, мы вам предоставим, — нагло обещала я.

— Ладно, ждите меня, когда сами скажете, — согласился дядя Рубен голосом Мкртчяна. — Приду, чтобы вас, глупых, защитить, если допрыгаетесь, как коза.

Я не стала уточнять, до чего, в его понимании, допрыгивается коза, и назначила встречу на пять часов — время штиля: одни уже закончили совершать покупки и в магазин не идут, а другие только покинули рабочие места на заводах и в офисах и сюда еще не дошли. Вот нам никто и не помешает.

— Только, дядя Рубен, — решила я дать ему последние установки. — Вы будете стоять так, чтобы из зала вас не видно было, но так, чтобы слышать наш разговор. В зале появитесь в тот момент, когда почувствуете, что пришло время. Сами понимаете, в таком деле без импровизации не обойтись, и тут важно сохранить чувство достоверности происходящего. Сможете? Как по системе Станиславского, — приободряюще добавила я, зная, что все южане обязательно немного актеры, и это их свойство надо тоже использовать.

Он пообещал, что сможет, ибо это не только его профессия, но и призвание. Может, и не врал, говорят, он и у себя на родине в органах работал.

— Да, чуть не забыла, — я хлопнула себя ладонью по лбу. — Настя, тащи сюда побольше широкого скотча. Будем предлагать ему, если он надумает «трех одним ударом», чтобы было чем паковать.

— Эт-то ты мне предлагаешь спросить? — спросила Настя заикаясь и побледнела.

— А что, как метлой махать да жабьей икрой нас шантажировать, так ты горазда, а как спросить у гражданина, не желает ли он попробовать трех мальчиков одновременно, так у тебя кишка тонка, да?

— Я постараюсь, — пообещала наша уборщица.

— А вы, Вера Васильевна, — обратилась я к директрисе, — сообщите ему материнским тоном, что Ясеневу насчет этого скотча уже допрашивают в городской прокуратуре, как раз в это самое время.

Марина Ивановна Сац жалась к книжным полкам, стараясь слиться с ними и слинять из моих глаз, но ей это не удалось. Воспротивились полки принимать в свое содружество такую сухую душонку. И она обрисовалась на свету своим сгорбленным дрожащим скелетиком.

— Марина Ивановна, — привела я ее в чувство холодным душем предназначенного ей поручения. — Вы подберете момент и ввернете, что имеете записанными даты и количества купленного Гришуней скотча. Соврете, что вели учет оптовым закупкам. А он ведь у нас меньше десяти рулонов ни разу не брал. Так?

Тут я должна просто подчеркнуть, что этот покупатель давненько появился в нашем магазине, но до поры до времени мы, конечно, не знали, кто он и что работает в аптеке по соседству. Его чаще обслуживала Валентина, взявшая на себя торговлю канцтоварами.

— Так, — пискнула Марина Ивановна, и я вспомнила Райкина: «И эта — ручки-ножки кривенькие, а туда же — “тя-ак”».

Я приосанилась, расправила плечи, выпятила вперед свою перворазмерную (скажу откровенно — не очень) грудь. Роль предводителя правозащитников мне все больше была по душе.

— Основной удар я возьму на себя. И помните, никаких прямых обвинений, только намеки и тщательные приятельские советы. Только беспристрастная информация и максимум внимания покупателю. Готовы? — спросила я.

В ответ нестройный хор голосов все-таки пропел нужную мне песню.

— Тогда час «Х» назначаем на семьнадцать.

***

Я прихватила приготовленную для аптекарских провизорш стопку книг и пошла, увидев, что Гришуня поковылял в аптеку, откуда-то возвращаясь. Он имел утомленный вид, не шутка — сотворить такое и оставаться в неуверенности, докопаются до тебя или нет. Впрочем, он объяснял свой вид недавно перенесенной затяжной болезнью.

— Девчонки! — запела я, войдя в беломраморный торговый зал аптеки, где пахло лекарствами, а никак не таким дерьмом, как Гриша, который чудом маскировался здесь под человека. — У нас новое поступление, всех новых книг привезли по одному экземпляру. Я не стала их выкладывать на прилавок, зная, что вы потом обижаться будете, если вам чего не достанется. Вот, принесла показать!

— Оставь на столике, — сказала мне Надежда Лукинична, самая старшая из работниц аптеки. — Мы в свободное время посмотрим.

— А чё смотреть? Все — новьё. Деньги вперед и никакого риска! — тараторила я, поджидая, пока предполагаемый Зверстр облачится в белый халат и высунется в торговый зал. — О, и Гриша на месте, — несказанно и искренне обрадовалась я, когда он наконец показался. — Гришунь, а для тебя книги привезут в пять часов. Прямо в пять и заходи, заодно, если девчонки созреют купить эти книги, — я показала на стопку на столе, — принесешь нам деньги, чтобы я не надоедала вам. Идет?

— А что для меня привезут? — сопя, спросил он. — Я же книги не очень, ты знаешь. Чего пристаешь?

— Привезут то, что тебе понравится, — интриговала я. — Будь уверен, я, как всякая старая дева, разбираюсь в мужской психологии и знаю, что тебя обязательно заинтересует.

— Если бы ты разбиралась в мужской психологии, то давно была бы замужем, — резонно заметил он, и я подумала, что мне с ним придется попотеть. Хотя, если он такой логик, то наши доказательства как-нибудь свяжет в один узелок.

— Это даже лучше, что ты так хорошо мыслишь логически, — похвалила его я. — Это тебе как раз сегодня и пригодится.

— Шарады, что ли, привезут, — скептически-криво ухмыльнулся он.

— В самую точку! Нет, ты не думай, я тебя не разыгрываю. Правда, заказала литературу для настоящих мачо, которым такие глупые, как я, девочки по фиг. Итак, в пять ты у нас. Мы тебя ждем!

Я не дала ему опомниться и выскочила из аптеки. Теперь оставалось ждать, придет он или нет. Что я еще могла сделать? Не на аркане же мне его затаскивать к себе. И не ждать же нам в полном сборе и готовности неизвестно сколько дней, пока он сам придет. А он ведь может скоро и не прийти, передумав заниматься мальками до лучших времен.

Но я плохо о Грише думала, он оказался настоящим парамошей — азартным и жадным до впечатлений. Естественно, из его предпочтений. Мои слова о глупых девочках, до которых настоящим мачо дела нет, он истолковал в применении к себе, как, собственно, мне и надо было, а вовсе не как могло показаться со стороны. Ведь я постаралась произнести это в присутствии его коллег так, словно отвечала на критику в свой адрес.

Он протянул деньги за отнесенные провизоршам книги:

— На, — сказал рассеянно, впрочем, он всегда имел такой вид, ничем не интересуясь, что выпадало из поля его интересов, узких и опасных, как мне уже без лишних доказательств понятно было. — Девчата все забрали. Так что ты тут обещала? — с этими словами он приблизился к прилавку с книгами о маньяках, словно нюхом учуяв кровь и стон, о которых в них писалось.

Мы затаили дыхание. Я, скрестив руки на груди, сонно уставилась на закрытую дверь и изображала из себя скучающую от безделья барышню. Настя махала тряпкой около окна, сдувая пыль с политых перед этим цветов. Вера Васильевна, нацепив очки, что-то пыталась рассмотреть в темном углу с залежавшейся макулатурой. А Марина Ивановна, все также не отходя от книжных полок, колупала там пальчиком, словно ее пришли сватать. Дядя Рубен замер у нас за спинами, притаившись за дверью склада.

Гриша отрешился от мира. Он не обращал на нас внимания, и я лишь отметила, как умело мы играли роли занятых своими делами людей. Книги в ярких обложках, на которых были фотографии (фотомонтаж, разумеется) истязаемых на крючках мальчиков, целиком захватили его. Он перебирал все, что лежало на прилавке, неумело перелистывал, а найдя вкладыши с иллюстрациями, надолго замирал, всматриваясь в некачественные типографские оттиски. Его руки превратились в пауков, без конца перебирающих лапами. Он скреб прилавок, скреб по книгам, просто хватал скрюченными пальцами воздух, на его лице постепенно начало появляться выражение, какое бывает у припадочных перед приступом: челюсть отвисла, рот приоткрылся, и оттуда показалась струйка слюны, глаза затянулись дымом беспамятства.