Ярость

— Хочешь пойти куда-нибудь и поговорить?

— У меня не… — Мысли путались, он плохо соображал. — У меня нет денег, чтобы…

Она придвинулась ближе.

— Я же сказала. Я не на работе.

Он сжал ее руку.

— Я не могу.

— Ты не хочешь меня?

— Нет на свете такого мужчины, который тебя не хочет, — сказал он, подумав, что более правдивые слова им еще не произносились. — Я забочусь о тебе, Робин. Я знаю, что это глупо. Понимаю, что почти не знаю тебя. Но я не могу впутывать тебя в свои проблемы, ясно? Уже пострадало слишком много людей. Если что-то случится с тобой, если еще пострадаешь и ты… — Он покачал головой. — Когда все закончится, — сказал он, — когда все закончится, я найду тебя.

Робин убрала руку. Она поднесла чашку к губам и повторила вопрос:

— Кто шантажирует тебя, Джон?

Тон ее изменился. Он не мог сказать точно, в чем именно, но он стал напоминать тон надзирателей в тюрьме, когда они задают тебе вопрос, зная, что ты должен ответить, иначе они бросят тебя в карцер.

— Все скоро утрясется, — сказал он.

— Как это?

— Я уже занимаюсь этим вопросом, — сказал он. — Но прямо сейчас больше ничего сказать не могу.

— Ты мне действительно ничего не скажешь?

— Нет, — ответил он.

— Ты уверен, Джон?

Она говорила очень серьезно. Он вопросительно улыбнулся ей и сказал:

— Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Мне необходимо, чтобы ты поговорил со мной, — сказала она. — Мне необходимо знать, что происходит.

— А о чем, собственно, речь?

— О твоей жизни, Джон. Неужели ты не можешь быть со мной откровенным?

Волосы у него на затылке зашевелились.

— Мне не нравится то, куда уходит наш разговор.

Робин поставила кружку. Она встала, и выражение ее лица стало жестким.

— Я пыталась тебе помочь. Помни об этом.

— Перестань, — сказал он, не понимая, что сделал не так. — Робин…

Он почувствовал чью-то руку на своем плече и, подняв глаза, увидел, что у него за спиной стоит мужчина в костюме-тройке.

— В чем дело? — спросил Джон.

Мужчина взглянул на Робин, и Джон тоже посмотрел на нее.

— Мне очень жаль, Джон, — сказала она, и по ее виду это было очень похоже на правду, только Джон не знал почему.

Она полезла в сумочку и вытащила кошелек. Как это ни глупо, но он подумал, что она собирается заплатить по счету. Он уже открыл рот, собираясь сказать, чтобы она не беспокоилась, и заметил, как что-то блеснуло, когда она раскрыла свой полицейский жетон.

— Я коп, — сказала она, как будто он и сам этого не видел.

— Робин…

— Собственно говоря, это Энджи. — Мужчина в костюме крепче сжал его плечо. — Давай-ка выйдем отсюда.

— Нет… — Джон почувствовал, как тело его начинает трястись, а мышцы становятся ватными.

— На улицу! — скомандовала Робин и, подхватив его под руку, заставила встать.

Он шел, опершись на нее, как инвалид, в то время как мужчина открыл им дверь. Точно так же вели себя копы из Декатура, когда вытаскивали его из спальни. Они спустили его по лестнице, вывели во двор и на глазах у соседей надели на него наручники. Раздался чей-то крик, и когда он оглянулся, то понял, что это мама. Эмили упала на колени, а Ричард даже не попытался поднять ее, когда она зарыдала.

Солнце на парковке перед закусочной палило нещадно, и Джон часто заморгал. Он понял, что задыхается. Тюрьма. Они забирают его в тюрьму! Они заберут его одежду, обыщут его, снимут отпечатки пальцев и бросят в камеру, в компанию к заключенным, которые только и ждут его возвращения, ждут возможности показать ему, что они на самом деле думают об осужденном за изнасилование ребенка, который не смог жить на воле.

— Уилл! — Она обращалась к мужчине за спиной у Джона. — Не нужно.

Джон увидел серебристые наручники, которые тот держал в руке.

— Прошу вас… — выдавил из себя Джон.

Он не мог дышать. Колени его подгибались. Последнее, что он запомнил, была Робин, подхватившая его, чтобы он не упал.

Глава 34

8:55 утра

Энджи чувствовала себя грязной. Даже после обжигающе горячего душа ей все равно продолжало казаться, что она уже никогда не отделается от этого внутреннего ощущения.

Выражение лица Джона, стоявшее у нее перед глазами, — страх, понимание, что его предали, — рвало сердце, как кусок зазубренного металла. Уилл отвел Джона в машину и усадил на заднее сиденье, словно ребенка, приготовившегося к поездке в магазин. Энджи стояла и думала: «Вот двое мужчин, чьи жизни я поломала».

Она ушла, прежде чем Уилл успел остановить ее.

Что в Джоне Шелли было такого, отчего ей хотелось спасти его? Возможно, это было вызвано тем, что он был один на всем белом свете. Возможно, из-за того, что он носил свое одиночество, словно защитные латы, которые были видны только Энджи. Он был похож на Уилла. В точности как Уилл.

Несмотря на то что Энджи капитально убрала свой дом снизу доверху всего несколько дней назад, она надела резиновые перчатки и взялась за работу. Она извела полгаллона моющего средства в ванной комнате, отдраивая белоснежные швы между плиткой зубной щеткой. Плитку укладывал Уилл, причем клал он ее по диагонали, инстинктивно понимая, что от этого комната будет казаться больше. Он покрасил стены в кремово-желтый цвет, использовав для отделки желтовато-белую масляную краску, а Энджи еще ворчала насчет его художественных способностей.

Она должна позвонить ему. Уилл просто выполняет свою работу. Он хороший коп, но он также еще и хороший человек, и с ее стороны неправильно наказывать его за то, что Джон Шелли оказался замешанным во что-то скверное. Когда она закончит уборку в доме, то позвонит Уиллу на мобильный, чтобы он знал, что она ненавидит не его, а сложившуюся ситуацию.

Энджи взялась за кухню, вытащила кастрюли и сковородки и вымыла шкафы. Она продолжала прокручивать в голове все, что произошло сегодня утром, пытаясь сообразить, был ли какой-то способ решить все проще.

— Зараза! — выругалась Энджи.

Ей необходима пленка для полок. Глупо мыть шкаф, когда под пленкой, вероятно, скопился всякий мусор. Она потянула уголок липкой виниловой пленки на дне отделения под раковиной и разорвала ее пополам. Внизу было чисто, но пленку она все равно уже порвала. Энджи хотела взять новую, но, еще не дойдя до кладовки, поняла, что там этого нет.

— Зараза! — снова выругалась она, стаскивая резиновые перчатки.

Она швырнула их в раковину и, пока искала ключи, еще несколько раз с чувством ругнулась.

Через десять минут она уже сидела в машине, но ехала не в универмаг, а прямо по Понсе-де-Леон по направлению к Стоун-Маунтин. Она знала, где живет Майкл. После того как они потрахались, — точнее было бы сказать, после того как Майкл трахнул ее, — Энджи стала одолевать некая навязчивая идея. Она несколько раз проезжала мимо его дома, видела на лужайке перед ним жену Майкла с ребенком и его самого, моющего машину. Длилось все это недолго, — где-то с неделю, — пока она не поняла, что ведет себя как душевнобольной человек. На самом деле она злилась не на Майкла, а на себя, понимая, что попала в еще одну дурацкую ситуацию.

Ормевуды жили в доме в стиле американских ранчо, который удачно вписывался в ряд домов по соседству. Энджи припарковалась на пустой подъездной дорожке. Никто из соседей с криками на улицу не выбежал, даже если и обратил внимание на ее черный «Шевроле Монте-Карло СС», стоявший, где ему не положено. Когда она выходила из машины, каждый сантиметр ее кожи покалывало от волнения.

Одета она была в свое обычное облачение для уборки: шорты, сделанные из обрезанных джинсов, одна из старых рубашек Уилла и розовые шлепанцы, в которые она вскочила, выходя из дому. Она направилась к гаражу, и подошвы звонко били по ее пяткам. Было ветрено, и Энджи обхватила себя руками за плечи, пытаясь укрыться от холода. Потом поднялась на цыпочки и заглянула в окошко гаража.