Усиливая Боль (Переработанное)

На этот раз – успешно.

Девушка идет по улице и плачет. Стирает кровь, брызнувшую ей на лицо, когда она воткнула нож прямо в мошонку мужика, которому делала минет. Она так хотела, чтобы перед смертью ему было веселее, что даже позволила себе попробовать на вкус его грязный отросток, а этот недоносок схватил ее за волосы и начал впихивать его прямо ей в глотку, и у нее не осталось выбора. Ей нечем было прополоскать рот, и она была вынуждена отсосать для этого немного крови из его остывающего тела, предварительно перерезав ему горло, хотя он уже умирал в тот момент от других ранений.

Девушка понимает, что ошибкой было пытаться дать мужчине хоть что-то, кроме обязательств и приказов. Но плачет не поэтому и даже не потому, что теперь у нее во рту главенствует привкус крови. Она плачет, потому что никто ее не любит такой, какая она есть – по крайней мере, ей так кажется. Она плачет, потому что этот мир слишком жесток, и ей даже в страшном сне не удастся соответствовать его истинной жестокости. Она думает о том, как это несправедливо – применять к ней хоть немного грубой силы, ведь она – нежное создание и создана для любви и ласки, и только такое отнощение должно приличествовать каждому, кто имеет право к ней прикоснуться.

Она думает о том, что все, чью жизнь она прервала, были достойны гораздо более страшной смерти, потому что не способны в этой жизни ни на что, кроме как засунуть свой вонючий член в нежное тело женщины, а потом еще и бросить ее ради какой-нибудь твари в самый ужасный момент. Думает, как низки и уродливы все те, кто гордо зовет себя мужчинами, мужиками, парнями. Вытягивает из кармана снятую с трупа пачку «мальборо», обнаруживает в ней зажигалку и решает закурить.

Ей жутко больно от несправедливости этого мира.

Утро переносит Катю в мир, лишь отдаленно напоминающий привычный. Смазанные краски и спутанные формы врезаются в ее сознание, когда она открывает глаза. Меняются меду собой. Стабилизируются. Она щупает горло, оценивает самочувствие и понимает, что не заболела, но и не совсем в идеальном состоянии. В любом случае, посмотрев в окно, она ощущает себя не в своей тарелке, но это ей даже нравится, и она позволяет своему рассудку выйти в свободное плавание в этом мире беспечности, длительность существования которого ограничена выходными.

В этом ее потоке сознания умещаются легкий завтрак; катание в течении пары часов на велосипеде по садоводству и редкому лесу; побег в дом от дождя, начавшегося совершенно внезапно; просмотр с «айфона» «Информаторов», рекомендованных когда-то ее хорошим знакомым-интеллектуалом - читай наркоманом, - Володей; редкое курение «нирдоша»; прогулка по местности после дождя в дачных куртке и сапогах на пару размеров больше, чем нужно. Заканчивается все это попыткой уснуть, но, несмотря на спокойно – если не сказать – в прострации, - проведенный день, уснуть удается не лучше, чем вчера.

Катя часто смотрит в окна. Прикидывает, следила ли за ней та больная, что присылает ей письма с угрозами. Прикидывает, мог ли вообще кто-то за ней следить и нужно ли это кому-то. Выходит на улицу и ощущает в темном влажном воздухе напряжение, и стоячая атмосфера садоводства сдавливает ее, и она, тяжело вздохнув, возвращается в дом. Называет про себя все свои мысли параноидальным бредом, шепчет сама себе «Сдаюсь» и достает из маленького холодильника заблаговременно отложенную туда бутылку вина. Не обнаруживает сколько-нибудь приличных бокалов и наливает спиртное в высокий стакан из толстого стекла. Включает на «айфоне» трек «R U Mine» от Arctic Monkeys. Послушав минуту, спрашивает себя в голос: «Почему я вообще слушаю эту хрень?» Выключает. Садится на край кровати и, отпивая небольшими глотками вино, начинает листать фотографии в мобильнике. Руки тянутся запустить один из обычных месседжеров – хотя бы тот же «скайп», - но она хочет отказаться от сети и старается утонуть в процессе поднятия ассоциаций с фотографиями, сделанными не год и не два назад и скопированными на «айфон» для периодических впадений в ретроспективу от нечего делать.

Фото с подругами. Пьяная гулянка. Спокойный день рождения за городом. А здесь она где-то в Праге, с двумя некрасивыми, но веселыми девочками Олей и Лизой. Здесь она пытается сделать удар по красному шару, но Маша, дрянь такая, уже подносит кончик своего кия к ее ноге, к внутренней поверхности бедра, и она не попадает. Здесь все по парам, кроме нее, Кати, но она улыбается, потому что надо быть в тренде, потому что не киснуть же из-за того, как все складывается. Здесь она уже изрядно накачалась. Здесь они фотографируются втроем в зеркале в туалете, вытянув губы, пародируя существующую идиотскую моду. А тут… Тут она снимает себя со своим любимым. И этот глупый, детский кадр вызывает приступ ностальгии, и воспоминания о тех временах. Цвета, запахи, мысли тех времен снова встают перед ней, как морская волна, и она знает, что не сможет убежать, и они рухнут на нее вот-вот. Волна захватывает ее и все вокруг, и она ощущает, как горячие слезы начинают бежать по щекам, и мысли о том, что теперь поздно что-то менять, вопросы о том, почему это оказалось для нее столь важно и почему она не ценила того, что у нее было, стимулируют поток слез, и она швыряет мобильник на кровать. Затем допивает залпом остатки вина и хочет кинуть стакан в стену, но вовремя вспоминает, что стакан не ее, и это заставляет ее успокоиться и взглянуть на себя со стороны, но то, что она видит, ей совершенно не нравится. Ей не нужна такая слабая, беспомощная, утопающая в ностальгии Катя. Может быть, ей нужно перерождение, но для него просто нет времени, как и для элементарного фитнеса.

Она вспоминает о том, что сразу после разрыва с ней ее парень нашел какую-то напрочь несимпатичную барышню из провинции, привез в метрополию, женился и сделал ей ребенка, и все это выглядело чем-то вроде мести, показательного выступления ради демонстрации той перспективы, которой лишилась Катя. Он осторожно подавал ей эту информацию о своей жизни, не давая никаких намеков и разъяснений, зная, что она сама поймет, что к чему. Она видела, что он не стал счастливее от такой перемены в жизни, но он не мог себе позволить сказать, что не любит мать своего ребенка, и это стало его сдерживающим фактором, и у него отвалилось всякое желание контактировать с Катей, даже на уровне коротких интернет-переписок, тем более, что жена его оказалась достаточно ревнивой, чтобы в смске с поздравлением с Днем рождения усмотреть повод для подозрения в чем-то пагубном.

Катя снова выходит на улицу. Делает пару шагов с крыльца и быстро убегает обратно. Снова смотрит в окно. Поднимается наверх, оглядываясь через каждый шаг по широкой деревянной лестнице. Что-то внутри подсказывает ей, что основания для беспокойства у нее все-таки есть. С другой стороны, умом она понимает, что вряд ли кто-то отслеживал ее досюда, иначе она узнала бы об этом в течении предыдущей ночи или дня. Выпивает еще полстакана вина, пытаясь смаковать каждый глоток, но вкус кажется сильно испорченным, и спирт перебивает ароматический букет слишком сильно. Ложится в постель. Чувствует периодические приливы дрожи. Боится закрывать глаза. Про себя матерится на себя же за свою детскую слабость. Не может уснуть. Сдается. Достает «айфон» и включает «скайп». Находит в онлайне старую знакомую и начинает болтовню «за жизнь». Чувствует, как темп переписки успокаивает и отвлекает от параноидальных мыслей. В окно и по крыше барабанит мелкий дождь, и мир снаружи, полный истерически бьющихся ветров, кажется агрессивно настроенным, а интернет – окном в светлое, уютное и дружелюбное пространство.

В «скайпе» появляется один старый катин знакомый по институту, и переписка становится еще увлекательнее, и Катя ощущает странный, теплый прилив уверенности в себе, потому что она уже невесть сколько толком не говорила ни с кем, кроме опостылевших офисных сотрудников, случайных интернет-знакомых и родственников. Волна спокойствия и ощущение маленького, уютного благополучия убаюкивают ее, и она, не ответив на очередное сообщение, засыпает, и на экране продолжает гореть наивное, не предназначенное к ответу «Ты где?»