Усиливая Боль (Переработанное)

Погода на улице кажется совершенно неопределенной. Недостаточно холодной, недостаточно теплой. Катя смотрит на унылое серое небо, потом на стоящих рядом с офисом и о чем-то болтающих, прежде чем уехать, ее коллег. Одна из них – девочка немногим больше полутора метров ростом, серой, неприметной внешности и слабых, по мнению Кати, технических характеристик тела, быстро прощается со всеми и семенит в сторону, завидев въезжающий во двор серебристый «порш кайен». Катя смотрит на то, как девочка влезает в машину, теряясь, как кажется, на сиденье, закрывает дверь, и «кайен» уезжает. Катя знает эту девочку, и такой расклад ей кажется несправедливым. Она часто не понимает, как так выходит, что серые, скромной внешности и не лучших манер девушки умудряются охмурять респектабельных парней, причем на полном серьезе – с последующими свадьбами, детьми и так далее. Занятно то, думает Катя, что каждой такой девочке когда-то какой-то ухажер, изначально планировавший развести дурнушку на секс, внушает, что она возбуждает интерес, что она востребована, и она начинает себя вести соответствующим образом, а самомнение в данном случае решает все. Кате кажется несправедливым то, что такие дурнушки и серые мыши, пусть даже болтливые и компанейские, получают счастье, которого не заслужили, а она – красивая, ухоженная, неглупая, - вынуждена жить под гнетом одиночества и ждать кого-то, кто ей будет нужен и кому будет нужна она. Почему она, при этом, отказывает во встрече Роме, она не знает, да и задумываться об этом не хочет. А Яковлев ей попросту ненавистен. Она ощущает себя подавлено. Думает о том, что серые мышки, поднятые клянущимися в любви ухажерами, при этом окучивающими заодно полгорода, гораздо лучше вписываются в корпоративный стиль развлечений, чем она – им просто необходимо компенсировать свою убогость и серость какой-то компанией, потому что сами по себе они нули без палочки.

По дороге к метро, Катя вспоминает, что ей нужно кое-что прикупить домой, и решает отправиться в ближайший приличный, по ее мнению магазин – «ОКЕЙ» на Богатырском, потому что «Карусель» у метро ей кажется помойкой. Когда Катя подходит к перекрестку Коломяжского и Испытателей, серое унылое небо кажется ей насаженным на шпиль, установленный на крыше углового дома. Она садится на автобус и едет до остановки «Улица Полевая-Сабировская». Погода все также висит над головой Кати, и ей кажется, что небо должно вот-вот рухнуть прямо на нее. Рядом с магазином горит урна, и ее почему-то никто не тушит, а потому жуткая вонь распространяется по всей местности, особенно в сторону близлежащего торгового центра.

Катя делает покупки и встает на кассу, держась двумя руками за зеленую пластиковую тележку и ощущая напряжение со всех сторон. На соседней кассе она замечает, как тетка лет сорока кладет на транспортерную ленту три банки «гриналз». Катя думает о том, что это, все-таки, фирменный напиток неудачниц и бездарностей, по жизни уверенных в том, что принц их найдет, несмотря на то, что они уже состарились, скурились, спились и сильно износились, пока пользовались услугами не-принцев. Или пока не-принцы имели их в своих интересах. Усмехнувшись в сторону тетки, Катя обнаруживает, что для нее освободилось место на ленте, и выкладывает свои покупки. Осторожно, с долей задумчивости завершает кучку продуктов, косметики и бытовой мелочевки бутылкой «Санта Рита Резерве Каберне Совиньон».

Выйдя из магазина, она идет к ближайшей остановке. На лысеющем газоне сидит молодая, но уже изрядно потрепанная мамаша с дочуркой лет семи, курит и пьет что-то из пластикового стаканчика, и Катя думает, что вряд ли это кофе, хотя цвет вещества явно довольно темный.

Около входа в метро неадекватный по всем признакам мужик нелепо танцует и просто машет руками под исполнение слепым или прикидывающимся таковым певцом песни «Тихий огонек моей души». Катя заходит в вестибюль и быстро идет, почти бежит к эскалатору. Наблюдая перед собой на спуске девушку с планшетом, у которого здорово разбито стекло дисплея, Катя задумывается, есть ли что-то более кощунственное, чем играть в «Angry Birds» одним пальцем.

«Какая глупость, право, верить его словам, А не поверить - грех, тому, который веселее и светлее их всех, эх!»

На перроне людно, и Кате кажется, что людские потоки пытаются поглотить ее, и она держится особняком. Стоит около киоска «Первая Полоса». Ждет.

«Она молчит и улыбается ему, тому, который возвращается…»

Катя вспоминает, как на этом перроне стояла после какой-то гулянки с тем самым человеком, которому отдала почти три года жизни и которого была вынуждена из этой жизни выгнать. Отчетливо вспоминает его руки, объятья, его лепет о том, как с ней хорошо. Думает о том, как глупо все это было, но тут же осекается, вспоминая, как счастлива тогда была. Она помнит, как врала ему каждый день, каждый день что-то да скрывала – переписки по вечерам с сомнительными знакомыми, аккуратно вложенные в график жизни попойки с подругами, прочие мелочи, на которые, как ей казалось, она имела право и которые никак не влияли на ее отношение к нему. Вот только она не думала тогда о том, каким станет его отношение, начни он терять к ней доверие из-за аккуратно вскрывающихся фактов ее лжи то по одному поводу, то по другому. Ей казалось, что все это безобидно, ведь она физически ни с кем ему не изменяла, и им было хорошо вместе, а условности не должны были ничего разрушить. И в тот момент, когда стало ясно, что он держал в себе слишком много, и начал охладевать к ней, при этом не говоря ни слова о причинах, Катя поняла, что наступило начало конца. Он просил попытаться то-то изменить, просил ее стать честнее, предлагал компромиссы. Все оказалось впустую. Она не верила в хеппи-энды. Она считала, что фатализм ей поможет сделать правильный выбор. Она верила в то, что перед ней откроются новые перспективы. Верила, что, переболев, с помощью спиртного и подруг восстановится для нового забега. Возможно, с новыми правилами. Верила…

Поняв, что поезд, на который требовалось сесть, уходит перед носом, Катя вздрагивает и подходит поближе к краю платформы. Сосредотачивается на желтой ограничительной линии. Смотрит вправо и ловит взглядом девушку с огромным носом, еще более огромными очками в черной пластиковой оправе и пышными формами, выдающимися из откровенно расстегнутой рубашки. Катю немного мутит, и она возвращается к желтой линии. Думает, что надо покурить. Что в метро, наверняка, высокие зарплаты, раз у них такая вредность. Что линзы всяк предпочтительнее даже самых модных оправ.

Заходит в вагон. Обнаруживает отсутствие свободных мест и становится сбоку от двери, упираясь левым плечом в стену вагона и ставя пакет у ног. На маленьком диванчике в конце вагона сидит парень со свертком из белой бумаги, недвузначно намекающим, что внутри него цветы. Катя прикидывает, когда ей в последний раз дарили цветы и понимает, что это было на ее День рождения, седьмого июля. Она не хотела вообще ничего праздновать, но корпоративная структура и подруги подняли ее из уныния. Только восьмого ей было жутко больно от осознания того, что она проснулась одна. Она любит желтые розы. Большие, распустившиеся, ароматные. Она смахивает вновь скопившиеся в уголках глаз слезы, пока они не успели испортить макияж.

На Черной Речке освобождается место, и Катя стремительно падает на него. До следующей станции она спокойно дремлет, убаюканная стуком колес на перегоне из двух станций, но на Горьковской в вагон врывается торговка и начинает громко – видимо, чтобы было слышно до самого Купчино, - информировать о наличии у нее в ассортименте обложек для документов, пластыря и еще какой-то чертовщины. Свою феерическую речь она завершает еще более громко и отчетливо произносимой репликой «Есть выбор!», и эта фраза заседает глубоко в мозгу Кати, и она едва не плачет от боли, которую она ощущает каждый раз, когда слова торговки вновь прокручиваются памятью. Что-то в этой фразе заставляет ее сильно нервничать.

В газете соседки по сиденью Катя, пытаясь отвлечься от нахлынувшей тревоги, обнаруживает, в первую очередь, вопрос некой дамы о том, что ей делать, если у ее мужа опадает член сразу, как только он в нее входит. Чтиво разочаровывает Катю, и она осторожно обращает взгляд налево, где девушка читает книгу. Заголовок на открытой странице гласит «Распознавание печали в самом себе». Катя прикидывает, чем это может быть чревато и смотрит дальше. В тексте какого-то упражнения фигурирует фраза «Откройте рот и опустите руками уголки губ как можно ниже». Не понимая, как после чтения такого материала можно вообще остаться в контакте с реальностью, Катя закрывает глаза и пытается снова дремать, но на Невском Проспекте напротив Кати встает молодая пара, и это заставляет ее вздрогнуть. Парень – в кедах и джинсах, в футболке с изображением американского флага и модных очках в пластиковой оправе. Девушка – в сандалиях с золотистыми пластинами сверху, узких джинсах и футболке. В руках обоих куртки – видимо, они еще способны адекватно оценивать погоду, но вот по внешнему облику у Кати встает большой вопрос. Она видит, что у парня огромное пузо, и флаг США растянут на нем то ли забавно, то мерзко. У девушки из-под футболки тоже проглядывает животик, причем явно не из-за беременности, и, видимо, единственное, чем она пытается его скрыть – это выдерживаемая с трудом осанка. И это при том, что обоим нет и тридцати. Катю передергивает, и она вспоминает, что собиралась уж сегодня точно пойти на фитнес, но понимает, что уже не пойдет. Рисунок на джинсах девушки напротив напоминает некачественно вытертые следы от большого количества спермы, и это настолько раздражает Катю, что она решается встать и перейти в другую сторону вагона. По дороге она цепляется взглядом за большой красный рюкзак с огромными, совершенно бессмысленными шипами, он пугает ее и заставляет пробиваться через скопившуюся толпу быстрее.