Любимая женщина Кэссиди. Медвежатник. Ночной патруль

Надпись печатными буквами гласила: «Ночной патруль».

«Ночной патруль», – повторил Кори про себя, а потом переспросил вслух:

– «Ночной патруль»?

Они ничего не ответили. Они стояли и ждали, когда он уберет револьвер. Хили осклабился, а у Донофрио был очень грустный вид. Кори решил не связываться с ними – ведь они действительно из «Ночного патруля».

Он положил револьвер в ящик шкафа, повернулся к ними осведомился:

– А вы случаем не ошиблись адресом?

– Ладно. На всякий случай проверим, – проговорил Хили, продолжая скалиться. – Ты – Кори Брэдфорд?

Кори кивнул.

– Одевайся, – приказал Хили.

Кори открыл было рот, чтобы возразить, но Хили бросил сквозь зубы:

– Одевайся, и без вопросов.

Кори принялся натягивать одежду. У него язык чесался спросить, что им от него нужно, но он еще раз напомнил себе, что они из «Ночного патруля» и что злить их не стоит.

«Просто повинуйся, – приказал он себе. – Ты имеешь дело с «Ночным патрулем“, и тебе не надо рассказывать, что они могут с тобой сделать, несмотря на то, что работают на муниципалитет и официально считаются полицейскими. Тебе ведь прекрасно известно, что они в действительности из себя представляют».

Кори сидел нагнувшись на краю кровати и завязывал шнурки. Он припомнил, что пресса называла их варварами, а петиции от различных групп граждан клеймили их как мясников. На перекрестках, в барах и банях местные бездельники и хулиганы всегда возгорались праведным гневом, едва разговор заходил о «Ночном патруле».

«У них совсем нет тормозов, – говорил какой–нибудь громила. – Знаешь, кто они такие? Настоящие гангстеры».

Когда Кори оделся, Донофрио открыл дверь, а Хили стал подталкивать его вперед. Он опять хотел спросить, что им от него нужно, и, будь они из какого–нибудь другого подразделения полиции, он наверняка потребовал бы от них отчета в том, что тут происходит. Кори даже усмехнулся про себя, искренне удивляясь, что так испугался. Но продолжал повторять себе, что это «Ночной патруль».

Когда они вышли на улицу, их уже ждал автомобиль. И вовсе не полицейская машина. Хили уселся за руль. За ним в машину влез Донофрио и кивнул Кори.

«Значит, они сажают меня рядом с дверью, – подумал Кори, устраиваясь на сиденье. – Если бы они хотели меня арестовать, то усадили бы посредине. Что же тут происходит? Что им от меня надо?»

Машина тронулась с места, свернула на Эддисон–авеню и проехала мост. Никто не проронил ни слова. Они двигались на юг по Бэнкер–стрит в сторону здания муниципалитета, Кори закурил и стал пялиться в окошко. Во дворе муниципалитета Хили припарковал автомобиль поблизости от стоящих в ряд полицейских машин. Они вылезли, вошли в здание и поднялись в лифте на четвертый этаж.

В комнате 529 несколько патрульных допрашивали какую–то женщину и двоих мужчин. Женщина едва могла дышать от страха. Мужчины старались скрыть свой испуг, но лица у них побледнели, и одного из них уже начинала бить дрожь. Донофрио прикурил и опустился на скамью у окна. Хили указал на дверь, ведущую в другую комнату, и сказал Кори:

– Тебе туда.

Кори вошел в смежный кабинет. Это была небольшая комната с одним письменным столом. Жужжал электрический вентилятор, который явно нуждался в смазке. Он был не слишком мощный, и человек, сидящий за столом, потел. Этому коренастому мужчине перевалило далеко за пятьдесят. В его соломенного цвета волосах проглядывала седина, а лицо избороздили глубокие морщины. Некоторые из них при ближайшем рассмотрении оказались шрамами. Правая сторона его лица несколько отличалась от левой, и от правого глаза вниз почти до губы шел широкий рубец. Не от ножа, определил Кори, скорее от какой–нибудь дубины или от другого очень тяжелого, тупого оружия, которым мужчину ударили в лицо.

Хозяин кабинета был одет в спортивную рубашку с коротким рукавом, местами потемневшую от пота. Тыльной стороной ладони он вытер изрядно взмокший лоб.

– Прикрой дверь, – сказал он Кори. – И пододвинь стул.

Кори закрыл дверь, принес стул поближе к письменному столу и уселся. Он заметил, что у мужчины добрые серые глаза и, если не считать шрамов, ничего грубого в его лице не было. Кори встречал этого человека прежде, но никогда не знал его близко. Странно было видеть этот добрый взгляд и мягкие линии рта у человека, известного своей жестокостью, про которого говорили, что он не ведает жалости. Это был детектив Генри Макдермотт, начальник «Ночного патруля».

Кори сидел и ждал. Единственным звуком, слышным в кабинете, было унылое жужжание неисправного электровентилятора.

Макдермотт сидел в кресле и смотрел в сторону, словно Кори тут не было. В незанавешенное окно зигзагом влетела муха, описала несколько кругов вокруг чернильницы на письменном столе, в конце концов села на столешницу и принялась лапками потирать усики. Макдермотт пялился на муху, но та не улетала и, казалось, всем своим видом говорила: «Не трогай меня, и я тебя не трону!»

Однако присутствие мухи было вызовом сержанту: его глаза мстительно сощурились, а рука стала очень медленно подбираться к насекомому. Муха, как водится, заняла выжидательную позицию. Замерла на месте. Рука Макдермотта поймала ее, но не раздавила, просто зажав в пространстве между согнутыми пальцами и ладонью. Макдермотт поднял руку и принялся вглядываться в промежуток между пальцами. Потом сказал мухе вслух:

– Сегодня это будет тебе уроком. Свободна!

Он разжал кулак, и муха вылетела. Теперь она помудрела, узнала правду жизни и поняла, что в этом мире, если становишься свидетелем происходящего, непременно становишься его участником. Муха поднялась к потолку, увидела, что там нет выхода, стала снижаться кругами, потом обнаружила окно и вылетела. Кори встал.

– Сиди! – сказал Макдермотт.

Кори остался стоять.

– Послушайте, если вы намерены убивать время, делайте это без меня. Сейчас половина четвертого утра, и мне чертовски хочется спать.

– Садись, – повторил Макдермотт. – Это официальное дело.

– Тогда приступайте, – посоветовал ему Кори. – Нечего со мной играть.

Он снова уселся. Макдермотт потянулся за стопкой рапортов, взял один сверху, пробежал его глазами, а потом сказал:

– Тут сообщается, что ты был прикреплен к тридцать седьмому участку в качестве детектива. И что тебя уволили из полиции за то, что ты брал взятки. Это верно?

– Верно, – подтвердил Кори.

Макдермотт положил листок на место:

– Расскажи мне об этом поподробнее.

– Еще чего!

– Строишь из себя крутого? – усмехнулся Макдермотт.

– Вовсе нет, – ухмыльнулся в ответ Кори.

Опять на несколько минут воцарилось молчание.

– Что тебя беспокоит, Брэдфорд? – спросил наконец Макдермотт.

– Ровным счетом ничего, – снова ухмыльнулся Кори.

Макдермотт вздохнул и посмотрел в потолок. Потом болезненно нахмурился и сказал:

– Я просто пытаюсь связать концы с концами. Только и всего. – Он взглянул на Кори: – Давай же, покажи свой расклад.

– Я не открываю своих карт, – ответил Кори с усмешкой. – Если хотите проверить мое дело, то все документы есть в городском архиве. Можете начать со свидетельства о рождении.

– Я это уже сделал, – заявил Макдермотт.

Что–то в его тоне заставило Кори внутренне напрячься. Макдермотт, кажется, почувствовал это, его глаза немного сощурились, и он произнес:

– Тебе тридцать четыре года. Ты родился в этом городе.

– И что из того?

Но Макдермотт продолжал:

– Твою мать звали Этель. Она умерла, когда тебе было семь.

– И что дальше?

– Твоего отца звали Мэтью. Он умер до твоего рождения. Он был полицейским.

Кори несколько раз моргнул и слегка поморщился – резкая боль пронзила бедро где–то у паха. Это длилось лишь один миг, боль исчезла прежде, чем Кори успел сообразить, что к чему. Но на мгновение глаза его зажмурились, губы сжались и болезненно искривились.

Боль исчезла, и Кори снова ухмыльнулся, глядя на Макдермотта.