«З» - значит злоба (ЛП)

Это стало последней каплей. Отец его уже выставил, но мы все еще должны были разбираться с его делишками.

— А чем вы занимались в это время? Я так поняла, что вы работали в компании отца.

— О, да. Я к тому времени уже закончил колледж. Я побывал во Вьетнаме и работал здесь горным инженером. Я закончил Горную школу в Колорадо. У отца был диплом инженера-строителя. Он основал Малек Констракшн в 1940, в год, когда я родился, и купил первый гравийный карьер в 1943. Мы начинали со строительного оборудования и закончили владением всего комплекса. Мы построили бизнес таким образом, чтобы обойти конкурентов. Сейчас много строительных компаний, но они не владеют ресурсами и вынуждены покупать у нас. Я единственный из детей, кто занимается семейным бизнесом.

Я даже не женился до тридцати пяти.

— Я так поняла, что ваша мама умерла в тот год, когда ушел Гай.

— Верно. У нее обнаружили рак легких лет за десять до этого. Она отчаянно боролась, но болезнь победила. Отец больше не женился. Это его не интересовало. Его интересовала только компания, вот почему я так удивился, когда увидел завещание. Я не мог поверить, что даже в 1965 году он хотел дать Гаю хотя бы копейку из своего состояния.

— Может быть, еще появится второе завещание.

— Я бы хотел надеяться, но пока что я перевернул вверх дном весь дом. Ничего похожего. Боюсь представить, что будет, если Гай опять объявится.

— В смысле?

— Будут неприятности Могу гарантировать.

Я пожала плечами.

— Он мог измениться. Люди иногда исправляются.

Донован нетерпеливо отмахнулся.

— Ага, иногда можно выиграть в лотерею, когда рак на горе свистнет. Так уж устроено, и нам приходится с этим жить.

— Вы предполагаете, где он может быть?

— Нет. И я не лежу бессонными ночами, пытаясь это выяснить. Если честно, меня просто бесит мысль о его возвращении домой. Я понимаю, что по закону ему полагается его доля наследства, но думаю, что он должен быть паинькой и держать свои ручонки при себе.

Он взял лист бумаги и подтолкнул в моем направлении.

— Дата рождения и номер социального страхования. Его второе имя — Дэвид. Что еще я могу сообщить?

— Как насчет девичьей фамилии вашей матери?

— Паттон. Это для его идентификации?

— Да. Если я его найду, мне бы хотелось иметь возможность подтвердить, что это действительно Гай.

— Думаете, что может быть самозванец? Трудно себе представить. Кто бы захотел подделываться под такого лузера?

Я улыбнулась.

— Это не так уж невозможно. Шансы невелики, но такие случаи бывали. Вы же не захотите отдавать деньги постороннему человеку.

— Это точно. Я не в восторге даже от того, чтобы отдать деньги ему самому. К сожалению, это от меня не зависит. Закон есть закон. В любом случае, я оставляю это вам. До двадцати одного года это был сильно пьющий вороватый парень. Что с ним сейчас, я знаю не больше вашего. Вам нужно что-нибудь еще?

— Пока достаточно. Я поговорю с вашими братьями, а потом посмотрим, что делать дальше.

Я встала, и мы обменялись рукопожатием через стол.

— Спасибо за ваше время.

Донован обошел вокруг стола и проводил меня до двери.

— Уверена, что Таша опубликует необходимую информацию в местной газате. Гай может об этом узнать, если еще не узнал.

— Каким образом?

— Он до сих пор может общаться с кем-то из местных.

— Да, наверное это возможно. Не знаю, что мы еще должны сделать. Если он не объявится, думаю, его доля будет положена на специальный счет, на какое-то время. А потом, кто знает? Таша настаивает, чтобы дело было сделано, а она шутить не любит.

— Я думаю. Кроме того, покончить с делом всегда хорошо.

— Смотря с каким, и как.

Глава 3

Я заехала в офис и завела папку по делу, занеся туда данные, которые сообщил Донован.

Это было немного, крошечная крупинка информации, но дата рождения и номер социального страхования будут полезны для идентификации. Если будет нужно, я всегда смогу встретитьтся с бывшими одноклассниками Гая Малека и проверить, не слышал ли кто-нибудь о нем, с тех пор, как он уехал. Судя по его хулиганской репутации, непохоже, чтобы другие его хорошо знали, или вообще хотели бы знать, но он мог иметь своих сторонников.

Я записала имя, которое дал Донован. Пол Трасатти мог дать ниточку.

Возможно, что за последние полтора десятилетия Гай стал респектабельным, и мог время от времени появляться на встречах выпускников. Часто самые большие «лузеры» в школе больше всех хотят пощеголять своими недавними успехами.

Если бы мне нужно было аргументированно предположить, куда именно отправился Гай по дороге в изгнание, я бы выбрала Сан-Франциско, до которого всего шесть часов на машине, или один час самолетом.

Парень уехал из Санта-Терезы, когда Хэйт Эшбури (район хиппи в Сан-Франциско, прим. перев.) была на самом взлете. Любое дитя цветов, чьи мозги еще не омертвели от наркотиков, в те дни оказывалось в Хэйт. Это был праздник из праздников, и с десятью тысячами в кармане, его приглашение было высечено на камне.

В три тридцать я заперла свой офис и спустилась на второй этаж, чтобы получить инструкции по привлечению клиентов для дачи показаний в суде. Потом села в машину и поехала к Малекам.

Дом находился в конце узкого переулка, участок в шесть гектаров, окруженный стеной в два с половиной метра. Я выросла в этом городе и думала, что знаю каждый его уголок, но это место было новым для меня, расцвет городской недвижимости, датированный тридцатыми годами.

Малекам, наверное, достался последний кусок плоской земли на мили. Задняя часть участка, должно быть, примыкала вплотную к горному склону, потому что горы Санта Инез громоздились прямо надо мной и казались так близко, что их можно потрогать. С дороги я могла различить отдельные пятна шалфея и чапарраля.

Металлические ворота во владение стояли открытыми. Я проехала по длинной и извилистой подъездной дорожке, мимо потрескавшегося и заброшенного теннисного корта, до вымощенного булыжником разворота у главной резиденции, имевшей форму буквы L.

И дом и стена были покрыты темной терракотовой штукатуркой, странный оттенок, между кирпичом и пыльной розой. Массивные вечнозеленые растения возвышались над землей, а справа от дома, насколько хватало взгляда, протянулся дубовый лес. Солнечный свет едва проникал сквозь переплетение ветвей. Возле входа в дом лиственницы уронили ковер из игл, которые должны были превратить почву в кислоту. Травы почти не было, и сильно пахло влажной голой землей. Там и сям лохматые пальмы заявляли о своем присутствии.

Я заметила справа несколько построек — бунгало, сарай садовника, парник, а слева — длинную линию гаражей. Подъездная дорожка, видимо, продолжалась за домом. Харлей-Дэвидсон стоял на гравиевой площадке сбоку. Там были и клумбы, но даже случайный намек на цвет не мог смягчить мрачность дома и глубокую тень, окружавшую его.

Архитектурный стиль дома был средиземноморский. Все окна были защищены ставнями.

Серия балюстрад подчеркивала застывшие линии фасада, а винтовая лесенка вела на веранду второго этажа. Вся отделка была темно-зеленого цвета, краска выцвела от возраста. Крыша была покрыта старой красной черепицей, испещренной светло-зеленым мхом.

В цементных урнах, по сторонам входной двери, росли многолетники, превратившиеся в сухие палочки. Сама дверь выглядела так, как будто ее стащили из одной из старых калифорнийских миссий. Когда я нажала на звонок, то услышала одну сильно резонирующую ноту, благовест о моем присутствии для обитателей.

Через некоторое время дверь открыла белая женщина неопределенного возраста в серой хлопчатобумажной униформе. Она была среднего роста, массивная посередине, ее плечи и грудь тяжело опускались на талию, которая расширилась, чтобы принять последовательное накопление веса. Я определила, что ей немного за сорок, но не была уверена.

— Да?