«У» – значит убийца

Я нашла свободное местечко у стойки бара, взяла пиво и принялась разглядывать толпу. У юношей были подведены глаза, а губы накрашены черной помадой, девушки щеголяли прическами в стиле панков и искусно выполненными татуировками. Неприятное зрелище. Музыка резко оборвалась, и танцевальная площадка начала освобождаться. Я заметила в толпе знакомую белокурую головку, могла поклясться, что это была Берлин. Но затем она исчезла из поля зрения. Я слезла со стула и пошла вправо, ища ее взглядом. Ее нигде не было видно, но я была абсолютно уверена, что не ошиблась.

Я остановилась возле массивного аквариума с морской водой, где плоский угорь со страшными зубами пожирал несчастную рыбку. И тут я увидела Берлин. Она сидела за столиком рядом с мускулистым парнем в майке, в камуфлированных брюках и тяжелых армейских ботинках. Голова у парня была выбрита наголо, но плечи и предплечья покрывали густые волосы. А те части торса, где волосы не росли, были сплошь покрыты татуировками, изображавшими драконов и змей. Я обратила внимание на рубцы на его черепе и складки на мясистой шее. Мне всегда казалось, что именно мясистые затылки предпочитают есть людоеды.

Берлин сидела ко мне боком. Она скинула свою кожаную куртку, которая была небрежно брошена на спинку стула, а сверху висела на ремне сумочка девушки. В ушах у нее были те самые серьга, в виде колец, украшенные бриллиантами. Сегодня она была в зеленом атласном платье, облегающем и коротком, как и черное, в котором Берлин была в прошлый раз. Разговаривая, она частенько касалась пальцами то одной, то другой серьги, словно убеждаясь, что они на месте. Мне показалось, что она чувствует себя неловко, наверное, не привыкла носить такие изысканные украшения. Свет свечи, стоявшей в центре стола, искрился в многочисленных алмазных гранях.

Вновь грянула музыка, и моя парочка пошла танцевать. На Берлин были все те же туфли на высоком каблуке. Наверное, она надеялась, что они придают некоторое изящество лодыжкам, которые иначе выглядели бы бесформенными, как столбы, подпирающее крыльцо. А задница выпирала у нее, как набитый рюкзак, привязанный к талии. Соседний столик был пуст, и я проскользнула на стул, стоявший рядом со стулом Берлин.

Неожиданно справа появилась Тринни. Я бы предпочла не контактировать с ней, но поняла, что она меня уже заметила.

– Привет, Тринни. Как дела? А я и не знала, что вы ходите сюда.

– Сюда все ходят. Здесь клево. – Разговаривая со мной, Тринни оглядывалась по сторонам, щелкала пальцами и дергала подбородком в такт музыке. Наверное, здесь было принято так себя вести.

– Вы здесь одна?

– Не-а, я пришла с Берлин. Она здесь встречается со своим приятелем. Папе он ужасно не нравится.

– Вот как, значит, Берлин тоже здесь? А где же она?

– Танцует. А сидит вот за этим столиком.

Она махнула рукой в сторону танцевальной площадки, и я сделала вид, что внимательно разглядываю танцующих. Берлин лихо отплясывала со своим здоровенным дружком, я видела его бритую голову, торчавшую над головами других танцующих.

– Это тот самый парень, который не нравится вашему отцу? Не могу себе этого представить.

Тринни пожала плечами.

– Наверное, это из-за его прически. Наш папа довольно консервативен. Он считает, что парни не должны брить головы наголо.

– Да, но какая разница, если у него полно волос в других местах?

Тринни скорчила гримасу.

– Не люблю парней с волосатыми спинами.

– Красивые у Берлин серьги. Где она их купила? Я бы и сама не прочь приобрести такие.

– Это просто горный хрусталь.

– Горный хрусталь? Вот это да! А отсюда камушки кажутся настоящими бриллиантами, не находите?

– Да, правда. Можно подумать, что она действительно носит в ушах бриллианты.

– Наверное, она купила их в одном из магазинов, которые торгуют стразами. Ну, знаете, имитация рубинов, изумрудов и других камней. Я видела такие стразы, и не могла отличить их от настоящих.

– Да, может быть.

Я подняла взгляд. Возле стула Тринни остановился парень, который тоже щелкал пальцами и дергал подбородком. Тринни поднялась, и они начали приплясывать прямо возле столика. Я помахала рукой, давая понять, что они загораживают мне вид на танцевальную площадку.

Тогда они вдвоем, не прекращая пляски, двинулись в направлении танцевальной площадки. Я увидела Берлин и ее партнера. Не отрывая взгляда от их прыгающих голов, я наклонилась, как будто завязываю шнурок кроссовок, и сунула руку в сумочку Берлин. Нащупала бумажник, косметичку, расческу. Выпрямившись, я просто сняла ее сумочку со пинки стула, а вместо нее повесила свою. Потом закинула ремешок сумочки Берлин на плечо и направилась в туалет.

Перед раковинами с зеркалами расположились пять или шесть женщин разложив на полочках все свои косметические причиндалы. Все они были заняты собой: кто причесывался, кто красил глаза и губы, так что они и не посмотрели в мою сторону, когда я проскользнула в кабинку и щелкнула задвижкой. Повесив сумочку на крючок, я начала исследовать ее содержимое.

В бумажнике Берлин не оказалось ничего любопытного: водительские права, пара кредитных карточек, немного наличных денег, среди которых торчали две сложенные квитанции на получение кредитных карточек. Судя по чековой книжке, деньги на ее счет поступали каждую неделю, и я предположила, что это, наверное, ее заработная плата в фирме отца. Да, эта цыпочка получала явно маловато. Проверив поступления за несколько последних месяцев, я обнаружила разовый вклад на две с половиной тысячи долларов. Позднее с этой суммы были выписаны чеки туристическому агентству "Холидей Трэвл". Вот это было уже интересно. Еще я обнаружила в сумочке маленькую бархатную коробочку, в которой, вероятно, хранились серьги.

Потом я принялась копаться во внутреннем отделении, закрытом на "молнию": старые списки продуктов, которые необходимо купить, аптечные рецепты, бланки взноса депозитов. Еще я нашла там две сберегательные книжки, открытые на различные срочные счета. Первый счет был открыт на сумму девять тысяч долларов, примерно через месяц после смерти Лорны. Потом с этого счета несколько раз снимали по две с половиной тысячи долларов, и сейчас на нем осталось полторы тысячи. Второй счет был открыт на сумму шесть тысяч долларов. Наверное, где-то имелся и третий счет. Копии приходных и расходных квитанций Берлин спрятала между страницами одной из сберегательных книжек, а это свидетельствовало о том, что она боялась хранить их дома. Если бы Дженис обнаружила тайник, то непременно возникли бы неприятные для Берлин вопросы. Я взяла по одной квитанции из каждой сберегательной книжки.

Кто-то постучал в дверь кабинки.

– Вы что там, заснули?

– Минутку, – откликнулась я.

Спустила воду и под ее шум уложила все назад в сумочку. Потом вышла из кабины, неся ее на плече. В освободившуюся кабинку юркнула темнокожая девушка с прической из семидесяти косичек. Подойдя к раковине, я тщательно вымыла руки, ощущая в этом настоятельную потребность. К столику я вернулась в тот момент, когда музыка взорвалась заключительными аккордами. Танцующие разразились бурными аплодисментами, сопровождающимися, свистом, криками и топаньем ног. Я уселась на свое место и поменяла сумочки. Стул опасно накренился, я попыталась схватить его, но не успела, и сумочка с кожаной курткой свалились на пол.

К столику приближалась Берлин, а за ней тащился ее бугай.

Глава 19

Краем глаза я уловила, как раскрылся рот у Берлин, когда она увидела упавший стул. Она выглядела вспотевшей и рассерженной, я вдруг подумала, что это ее обычное состояние. Мгновенно повернувшись к ним спиной, а лицом к бару, я застыла, потягивая пиво и ощущая биение сердца в висках. Я услышала, как Берлин удивленно воскликнула:

– Ты посмотри! Че-е-рт...

Ругательство она растянула на три ноты, собирая свои шмотки и, очевидно, заглядывая внутрь сумочки.

– Кто-то тут рылся.