Эта вдова не плачет

— В вашем распоряжении целых две недели, Рик, — ответила она благодушно, — а для такого супермена, как вы, все это не проблема. Держите меня в курсе, хорошо?

Она осторожно створкой двери выдавила меня наружу, дав понять, что все уже сказано.

Глава 3

Фотографий было много. Темноволосая девушка с короткой стрижкой и челкой до бровей, на которую я обратил внимание, играла в теннис с большим мастерством. Движения ее атлетически сложенного тела были исключительно грациозны. Одетая в легкую рубашку и коротенькие шорты, повторявшие все изгибы ее фигуры, с живым, симпатичным лицом, эта молодая женщина была очень привлекательна. Даже, можно сказать, красива. Вот она на премьере фильма с участием Ллойда Карлайла. Нарядная и оживленная, она ловит каждое его слово. Пока он вещает с профессиональной уверенностью перед чередой микрофонов, она стоит рядом, опершись о его руку. Ее черные глаза с обожанием следят за ним. А возле бассейна, в открытом купальнике, она выглядит блестящей хозяйкой, наблюдающей, как плескаются ее гости. Были и другие кадры. Огромное количество. Но на всех она казалась одинаковой: счастливой, беспечной и удивительно полной жизни.

Пленка наконец кончилась, и Годфри выключил домашний кинопроектор. Как только он раздвинул толстые шторы на окнах, послеполуденный солнечный свет тут же заполнил комнату оранжевым сиянием.

— Такова была Гейл! — произнес он тихо. Джастину Годфри было лет тридцать. В нем тоже присутствовали все те гены, которые придавали его сестре такую необычайную привлекательность. Парень был высоким. Длинные волосы, светло-голубые, слишком близко сидящие глаза. Маленькие усики над верхней губой были, конечно, ошибкой. Точно так же, как розовые рубашки и брюки. В общем, мне еще не приходилось сталкиваться с шантажистом с такой неподходящей внешностью.

— Моя сестра была всей моей семьей, если так можно выразиться, — объяснил он. — Наши родители умерли, когда мы были почти детьми.

И все же я заметил враждебный огонек в его глазах.

— Гейл была для меня абсолютно всем, мистер Холман. А ваш друг Карлайл убил ее...

— Я никогда не был его другом. Просто выполняю его поручение, — напомнил я. Джастин рассеянно кивнул:

— Вы попросили меня описать сестру, поэтому я и показал вам этот фильм. Но никакая камера не может передать всего ее очарования... В ней было какое-то особое тепло. И она умерла в тридцатилетнем возрасте из-за такого ничтожества, как Карлайл...

— Как это произошло? Что явилось причиной такого неожиданного исхода?

— Чтобы понять, вам надо сначала разобраться в личности Карлайла, выяснить, что это был за человек, — горько произнес Годфри. — Он легко пленял людей, в особенности женщин. Владел ими полностью, их душой и телом. Он так же легко их пожирал, а потом, когда уже ничего привлекательного для него не оставалось, выплевывал. На протяжении всего их брака у него была любовница. Дешевая артисточка, на которой он женился после смерти Гейл. — Реденькие усики Годфри дрожали от возмущения. — Всякий раз после того, как он наведывался к ней, он бежал назад к Гейл и подробно описывал свои любовные игры с потаскушкой. Он находил удовольствие в том, чтобы живописать все в мельчайших подробностях...

— А как Гейл? — прервал я его. — Рассказывала она Ллойду, как проводила время с Лестером Фоссом?

— Что? — Он посмотрел на меня безумными глазами. — О чем вы толкуете?

— Фосс был ее любовником, не правда ли?

— Вы, очевидно, помешались! На мгновение мне показалось, что он хочет ударить меня.

— Гейл? С любовником? Да она жила для одного человека. И этим человеком был Ллойд. Вот почему она не захотела дальше мириться с тем, как он все это время относился к ней... Она не могла больше жить с ним. Но не могла жить и без него. Поэтому однажды вечером и приняла снотворное... — Кадык на его тощей шее подпрыгнул, он конвульсивно проглотил слюну. — Тело обнаружил я, вы это знаете?

— И вы также нашли оставленную ею записку! — фыркнул я. — Вы все так описываете, что у неискушенного слушателя сердце просто кровью обливается от жалости. Но на меня ваше повествование произвело бы большее впечатление, если бы позднее вы не использовали эту записку, чтобы шантажировать Карлайла.

— Это был единственный известный мне способ наказать его за то, что он погубил Гейл, — заявил Годфри с потрясающей простотой. — Видите ли, мистер Холман, поскольку Ллойд вынужден был выплачивать мне эту тысячу первого числа каждого месяца, то невольно вспоминал и о смерти Гейл.

— Великолепно! — Я посмотрел на него с восхищением. — Мне никогда не доводилось слышать, чтобы так рационально объясняли шантаж!

— Верно! — Его усики снова задрожали. — Мне безразлично, поверите ли вы мне или нет, мистер Холман! Меня даже не тревожит, поверит ли этому приятель Карлайла, которого вы представляете. Особенно теперь, когда Ллойд мертв и все это кончено.

— Кончено? — переспросил я.

— Разумеется! — Он нетерпеливо пожал узкими плечами. — Раз Карлайл предстал перед Верховным Судией, нет оснований продолжать эту историю.

— Вы хотите сказать, — я невольно зевнул, — что не возражаете, чтобы его приятель прекратил ежемесячные выплаты?

— Конечно! — Светло-голубые глаза глядели на меня с возмущением, как будто я задал обидный вопрос. — За кого вы меня принимаете, мистер Холман? За профессионального преступника?

— В данный момент я не знаю, что и думать, — признался я. — Вы меня сбили с толку. Но если вы говорите серьезно, что с шантажом покончено, тогда, возможно, дадите мне записку, оставленную вашей сестрой?

Усики вздрогнули, затем Джастин решительно покачал головой:

— Нет, но я сообщу вам содержание записки. Я выучил ее наизусть: “Джастин, прости меня за то, что я сделала. Но я просто не могу продолжать так жить дальше. Единственная любовь в моей жизни уничтожена, поэтому мне лучше умереть. Я сожалею, мой маленький братик, только о том, что больше не смогу заботиться о тебе. Но ты не будешь одинок, тебя будет согревать память обо мне”. Затем сестра ее, разумеется, подписала. — Годфри быстро заморгал. — Прошло уже два года после ее смерти, Холман, но я все еще не могу вспоминать ее предсмертное послание без слез.

— Так почему бы вам не отдать мне записку? — с надеждой осведомился я. — Вы выучили ее наизусть, с вымогательством покончено, эта записка вам больше не нужна!

— Еще как нужна! — На его физиономии появилось хитрое выражение. — Вы ни на минуту не ввели меня в заблуждение разговорами о том, что представляете приятеля Карлайла, Холман. Вы представляете студию! Они не хотят, чтобы после смерти Карлайла выплыли какие-то скандальные истории. Ну а я не хочу, чтобы в связи с этим упоминалось имя Гейл. Так что эта записка — моя охранная грамота, ясно?

— Не совсем, — произнес я устало.

— Уж не знаю, чего вы хотите добиться, связывая имя Гейл с этим Фоссом. Забудьте об этом раз и навсегда! Не предпринимайте никаких попыток, Холман. Иначе я открою правду о смерти Гейл и предъявлю ее записку.

Он расправил узкие плечи и настороженно посмотрел мне в глаза. В нем все время чувствовалась какая-то показная бравада. Ну как можно относиться к человеку, который упорно молчал об истинной причине гибели единственной сестры и использовал ее предсмертную записку для выкачивая долларов. А после смерти объекта шантажа добровольно решил прекратить вымогательство, ибо наказывать стало некого?

— Вы уверены, что деньги вам больше не нужны, мистер Годфри? — вежливо осведомился я.

— Я обойдусь, — произнес он с достоинством. — И не забудьте, что я вам сказал, мистер Холман. Если только начнете копаться в жизни моей сестры, пытаясь отыскать в ней какую-то грязь, я публично разоблачу Ллойда Карлайла. Пусть все знают, какой это был мерзкий тип!

Я помедлил, ожидая его дальнейших победных заявлений, но единственное, что расслышал, — это неубедительное сопение. Поэтому я поднял три пальца на прощанье и вышел из двухквартирного дома на Вест-Голливуд.