Зона поражения

- Добрый день!

— Здравствуйте.

— Его уже вызвали на допрос.

Тайсон сидел один, как и положено потенциальному смертнику. Он еще не был осужден, даже следствие не закончилось, но судьба арестованного ни у кого сомнений не вызывала… В таких случаях предписывается особый режим содержания — терять человеку все равно нечего, и он запросто может, к примеру, задушить сокамерника или изуродовать зазевавшегося контролера.

Впрочем, именно к этому парню у администрации следственного изолятора ФСБ претензий не было: дисциплинирован, не агрессивен, правила внутреннего распорядка и личной гигиены соблюдает.

— Вы готовы? Насчет пропуска…

— Не беспокойтесь. Все в порядке.

Так уж получилось, что сам Генерал никогда не служил в ленинградском управлении КГБ. Но соответствующее пенсионное удостоверение у него имелось — по нему можно было практически беспрепятственно проходить в Большой Дом, не привлекая лишнего внимания. Делать какой-то другой документ прикрытия не имело смысла — названия конторы и ее подразделений изменялись уже по несколько раз, и действующие сотрудники госбезопасности просто не успевали фотографироваться на бланки с новыми реквизитами…

— Можем идти? — Встречающий занимал в Управлении не слишком высокий, но достаточно значимый пост. Придя в контрразведку перед самым разгоном партийных органов, он уверенно и неторопливо делал карьеру на новом месте.

Такие люди больше дорожат собственной репутацией, чем интересами государства. На этом их обычно и вербуют…

— Разумеется.

Для пешеходов как раз загорелся зеленый сигнал светофора, и мужчины пересекли оживленный проспект — вроде бы и вместе, но на некотором расстоянии один от другого.

Все как обычно… Шумный, вонючий поток автомобилей, вечно раздолбанные трамвайные пути и ветер с Невы. Генерал родился и вырос на Шаболовке, поэтому к северной столице испытывал присущее большинству москвичей смешанное чувство завистливой робости и пренебрежения.

На углу Литейного и Захарьевской лениво ощупывал глазами прохожих патруль ОМОНа, а прямо напротив гаишник единственным жестом полосатой волшебной палочки вытянул из транспортного потока не приглянувшийся ему серебристый «лендровер». Двое в штатском провели к «милицейскому» входу какого-то стриженого бугая с синяком под глазом и вывернутыми назад руками.

Интересно, подумал Генерал. В начале девяностых он услышал от местного коллеги, что здание пресловутого питерского Большого дома строилось вовсе не для Управления внутренних дел. И до сих пор является неоспоримой собственностью органов госбезопасности, как бы они не назывались! Несмотря на то, что ребятам из ГУВД предоставлен парадный подъезд, а сами хозяева пользуются чуть ли не черным ходом — исторически так сложилось, что милиция является тут всего лишь арендатором.

И с формальной точки зрения договор аренды может быть расторгнут в любой момент…

— Чудны дела твои, Господи!

— Что, простите? — обернулся сопровождающий.

— Нет, это я так.

Формальности при входе не отняли много времени. Хотя Управление являлось и является чуть ли не самым охраняемым объектом города, всеобщее падение нравов и паралич власти не могли не коснуться даже святая святых… Так, недавно петербургская пресса смаковала скандальную кражу со взломом из книжного киоска: пикантность ситуации заключалась в том, что киоск этот располагался в одном из секретных внутренних коридоров УФСБ.

Преступников, кажется, все-таки нашли…

Оставалось добраться до цели. Спутник то и дело с кем-то раскланивался, кому-то пожимал руку, и Генерал на всякий случай чуть-чуть поотстал. Впрочем, здесь никто ни на кого не обращал внимания — главное было идти с уверенным видом и не задавать вопросов.

Лифтом пользоваться не стали — мало ли кто попадется в кабине… Пересекли внутренний дворик с воротами, через которые шестьдесят лет назад по ночам выезжали неприметные до безобразия грузовики с мертвецами.

Сопровождающий посчитал своим долгом прокомментировать — благо, вокруг в поле зрения никого: Особое совещание… расстрельные списки… тайные пустоши. Пишут, что многих поубивали именно здесь — где сейчас оборудованы сарайчики для хозяйственного инвентаря.

Генерал едва заметно пожал плечами — грехи отцов и «старших товарищей» его волновали мало, со своими бы разобраться.

— Сюда, пожалуйста!

Миновали чисто вымытый, обитый бледно-голубой вагонкой переход — здесь уже начиналось то, что когда-то именовали «внутренней тюрьмой НКВД»… Но особое впечатление производил непривычно натуралистический бюст товарища Дзержинского в одном из полутемных углов — вид у Железного Феликса был усталый и растрепанный, как после ночи допросов.

— Уже почти пришли…

По пути сопровождающий привычно нажимал кодовые комбинации и сигнальные кнопки, предупреждая охрану о том, что идут свои — так уж было заведено, хотя их изображение и без того передавалось на центральный пульт множеством видимых и невидимых телекамер.

— А вот это, говорят, сам Шемякин расписывал! — снова не удержался спутник, показывая на какое-то декоративное фанерное панно революционно-патриотического содержания. — Когда у нас находился.

На этот раз Генерал кивнул…

В одном из следственных кабинетов курил немолодой уже мужчина в коричневом пиджаке.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте! — Увидев, что вошедшие непроизвольно морщатся, он принялся торопливо разгонять рукой загустевший табачный дым: — Извините. С этой вентиляцией…

— Вы свободны, товарищ Лобанов. До… двенадцати тридцати! — распорядился тот, кто привел сюда Генерала.

Дождавшись, пока за следователем, который официально «вел» арестованного, закроется дверь, он поинтересовался:

— Я еще нужен?

— Нет. Можете идти.

— Побуду здесь, рядом. Подстрахую…

Честно говоря, сопровождающий не совсем понимал, почему нельзя было организовать эту встречу обычным порядком. Но если руководство управления сочло необходимым соблюсти некоторую видимость конспирации — ну, что же… наше дело маленькое.