Неукротимый враг

Она опять пила, а может, так и не прекращала с тех пор, и, пройдя через различные стадии опьянения, вступила в состояние мнимого протрезвления. Одета она была в хорошо сидящее на ней темное платье. Волосы были причесаны и уложены. Дрожь в руках была не особенно заметной.

Однако она, похоже, решительно не помнила меня. Глаза ее смотрели сквозь меня, словно сзади стоял еще кто-то, а сам я был лишь привидением. Я обратился к ней первым:

— Вы, возможно, не помните меня. Я работал с вашим мужем по делу Дэви Спэннера.

— Он убил Джека, — проговорила она. — Вы знаете? Он убил моего мужа.

— Да. Примите мои соболезнования.

Она покосилась на соседний дом и заговорщически подошла ко мне вплотную, дернув за рукав пиджака.

— Это с тобой мы беседовали вчера вечером. Заходи, налью тебе выпить.

Я неохотно поплелся за нею в дом. В гостиной горел свет, словно она предпочитала постоянно жить без естественного освещения. Пить она принесла джин, подкрашенный тоником. Похоже, мы начинали точно с того же, на чем кончили.

Она выпила залпом почти весь бокал.

— Я рада, что он умер, — сказала она без особой радости в голосе. — Правда. Джек получил лишь то, что заслужил.

— Как это?

— Сам знаешь не хуже меня. Давай, до дна.

Она допила свой бокал. Я отхлебнул немного тягучей жидкости. Выпить я люблю, но вот именно эта выпивка в доме Джека Флейшера в компании его вдовы напоминала мне касторку.

— Говоришь, работал с Джеком, — сказала она. — Помогал ты ему с этими записями?

— Записями?

— Брось передо мной-то прикидываться. Сегодня утром мне звонил один полицейский из Лос-Анджелеса. Смешное такое имя, польское, Янковский — что-то наподобие. Знаешь его?

— Я знаком с одним сержантом Яновским.

— Вот-вот, точно. Хотел знать, не оставил ли Джек какие-то магнитофонные катушки здесь, в доме. Говорил, что они очень важны для расследования убийства. Лорел-то ведь свое тоже получила. — Она резко приблизила ко мне свое лицо, словно подтверждая тот факт, что сама она продолжала жить. — Знаешь об этом?

— Я ее и обнаружил.

— Это Джек избил ее до смерти, да?

— Не знаю.

— Брось, все ты знаешь. По глазам вижу. От меня-то можешь не скрывать. Я была женой Джека, не забывай. Прожила с ним и с его необузданным характером целых тридцать лет. Думаешь почему я стала пить? Когда мы поженились, я к рюмке и не прикасалась. Начала, потому что не могла вынести даже мысли о том, что он вытворяет.

Приблизив ко мне лицо почти вплотную, она хладнокровно говорила о самом неприятном и жестоком, но ее толкование событий было слишком субъективным и потому не вполне верным. Мне хотелось послушать, что она еще скажет, поэтому, когда она велела мне выпить свой бокал до дна, я сделал это.

Сходив на кухню, она принесла еще по полному бокалу той же самой гадости для меня и для себя.

— Так что насчет записей? — спросила она. — Они стоят денег?

Я быстро принял решение:

— Для меня — да.

— Сколько?

— Тысячу долларов.

— Не густо.

— Полиция вам за них вообще ничего не заплатит. Я мог бы дать и больше, в зависимости от того, что именно там записано. Вы прокручивали их?

— Нет.

— Где они находятся?

— Этого я не скажу. Мне нужно гораздо больше тысячи. Сейчас, когда Джек убит и его уже нет, я хотела бы немного попутешествовать. Он никогда не брал меня с собой, ни разу за последние пятнадцать лет. И знаешь, почему? Куда бы он ни ехал, там его уже поджидала она. Что ж, теперь зато больше не поджидает. — И тут же добавила удивленно: — И Джек ее — тоже. Оба умерли, да? Сколько раз я желала им этого, что сейчас даже поверить не могу, что это наконец-то произошло.

— Это произошло.

— И прекрасно.

С явным трудом она проделала всю череду движений человека, пьющего провозглашенный тост, и встала, покачиваясь, еле держась на ногах. Взяв у нее бокал, я поставил его на столик, инкрустированный камешками.

— Спсиблшое, — язык у нее заплетался.

Она сделала танцующее движение под слышную только ей музыку. Казалось, она отчаянно пытается найти себе какое-то занятие, чтобы оно позволило ей почувствовать себя полноценным человеком.

— Вот уж не думала, что мне будет жалко ее, — сказала она. — И все-таки мне ее отчасти жаль. Лорел была похожа на меня, ты знаешь? В молодости я была куда красивее, но я старше ее на целых пятнадцать лет. Я все представляла себе, когда ложилась в постель с Джеком, что я — это она. Но и у нее в жизни тоже не одна лафа была. Ей от него доставалось — дай боже, как и любой его женщине. И в конце концов, он все-таки изуродовал ее смазливую физиономию.

— Вы действительно верите, что это сделал ваш муж?

— Ты не знаешь и половины всего. — Она плюхнулась на кушетку рядом со мной. — Я могла бы порассказать тебе такое, от чего у тебя мурашки по коже пошли бы. Страшно признаться, но я не очень-то виню этого парня за то, что он разнес Джеку голову. Ты знаешь, кто этот парень?

— Его отцом был Джаспер Блевинс, а мать — Лорел.

— Ты куда умнее, чем я думала. — Она искоса посмотрела на меня. — Или это я тебе сама сказала тогда вечером?

— Нет.

— Да ну, наверняка я, кто же еще? Или кто-нибудь с севера округа. В Родео-сити об этом каждая собака знает.

— О чем именно, миссис Флейшер?

— О Джеке и его фокусах. Он ведь там закон представлял. Царь и бог — кто бы посмел его остановить? Убил этого Блевинса и сунул его под поезд, чтобы его женой завладеть. А Лорел заставил показать, что труп не ее мужа. Мальчишку ихнего сдал в сиротский приют. Как же, ведь у него была така-ая любовь.

Я не верил ей. И я не мог не верить ей. Ее слова повисли в ирреальном пространстве, где они были вполне на своем месте, но не имели никакого отношения к действительности, залитой дневным светом.

— Откуда вам все это известно?

— Кое-что и сама вычислила. — Один ее глаз смотрел на меня вполне осмысленно, другой был полузакрыт и смотрел совершенно по-идиотски. — У меня есть друзья в полиции и суде. Точнее — были. Ну и жены других помощников — те тоже кое о чем нашептали.

— Почему же их мужья не вывели вашего мужа на чистую воду?

Глаз, принадлежавший идиотке, застыло моргнул и закрылся полностью. Теперь на меня взирал один только разумный глаз.

— Джеку было слишком многое известно. Север округа — территория с жестокими нравами, мистер, а он творил там, что хотел. Да и что они смогли бы доказать? Сама жена, Лорел, заявила, что тело не принадлежит ее мужу. Сказала, что никогда в жизни не видела этого человека. Голова у него была сплошное месиво, разворочена до неузна... — она никак не могла выговорить это слово, — до «незнаемости». Ну и записали как очередную смерть от несчастного случая.

— А вы точно знаете, что не от него?

— Я знаю то, что знаю. — Ее закрытый глаз будто бы посмеивался над столь серьезным тоном.

— Хотите рассказать все это в полиции?

— А толку что? Джек умер. Все умерли.

— Но вы-то живы.

— Лучше бы и я умерла. — Это заявление то ли удивило, то ли встревожило ее. Она открыла закрывшийся глаз и уставилась на меня обоими, словно это я угрожал отнять у нее жизнь.

— И Дэви Спэннер жив.

— Скоро умрет. По его следам пущены добрые полсотни полицейских. Я говорила с Рори Пэннелом сегодня утром. Пообещал, что они пристрелят его.

— Вы хотите этого?

— Ведь он убил Джека, разве нет?

— Но вы же только что сказали, что не очень вините его за это.

— Я так сказала? — Вопрос ее был обращен к себе самой так же, как и ко мне. — Быть не может. Джек был моим мужем.

Все стало ясно. Сейчас ее одинокая жизнь и сознание были разделены такой же глубокой трещиной, какой раньше — ее брак. Я встал и направился к выходу. Она проводила меня до двери.

— Так как насчет пленок?

— А что насчет пленок? Они у вас есть?

— Думаю, я смогла бы достать их.

— За тысячу?

— Этого мало, — ответила она. — Теперь я — вдова и сама должна заботиться о себе.